Бернадетта, до сих пор шедшая под руку с Роже, церемонно поддерживая одной рукой и так не достававшую до земли юбку и старательно поддерживая беседу о погоде, и думать забыла о своем достоинстве взрослой дамы, прогуливающейся с кавалером:

- Убили, сейчас, как? - веснушки проступили ярче на побледневшем от волнения личике, и она дернула гвардейца за руку и зашипела как злодей на балаганных подмостках: - Это он, он!

Роже, который за последние десять минут дважды указывал сворачивающему с пути товарищу, что до нужного поворота осталось еще с десяток туазов или что их добыча продолжает идти прямо, и почти сразу убеждался, что Лаварден знает местные проулки и закоулки как свои пять пальцев, бросил на свою даму взгляд, далекий от лестного - все же, чувствовать себя влекомой против течения баржой не любит никто - но почти сразу же сообразил, что Бернадетта, будучи дочерью квартирной хозяйки Лавардена, тоже живет в этом квартале и тоже знает, куда…

- Ведите, мадемуазель, прошу вас.

Бернадетта, явно заподозрив насмешку, бросила на него испепеляющий взгляд, но любопытстве взяло верх, и она потянула своего кавалера вперед.

- Здесь вот, там еще малины куст…

Зловредная малина в проулке, куда они нырнули, попыталась зацепить Роже за рукав, но остановить гвардейцев кардинала и не таким не удавалось, и поэтому, когда девочка, судорожно вздохнув, остановилась как вкопанная в устье узкого прохода между домами, наглухо его закупорив, Роже недолго думая подхватил ее на руки и прошел вперед, не сводя глаз с представившейся им картины.

Смерть догнала свою жертву раньше четырех незадачливых шпионов, и на губах несчастного мертвеца, полулежавшего-полусидевшего, привалившись к грязной стене, пузырилась кровь, заливавшая также его светлый камзол.

Дело было провалено. Нет, никто не поручал им ни следить за этим несчастным, ни оберегать его, но что они даже не заметили убийцу… А может, это он заметил их?

Тут до Роже дошло, что мертвецы дышать не могут, и он, отставив Бернадетту в сторону, устремился к несостоявшемуся еще покойнику.

- Сударь! Вы живы?

Дурацкий вопрос, конечно, но веки раненого дрогнули.

- Кто?.. - прохрипел он.

Испанским Роже владел примерно так же хорошо как дубинкой: для знакомства хватало, а для вдумчивого общения с серьезным человеком - уже нет. Поэтому и вопрос умирающего, и ответ Лавардена он понял, поспешно принял подобающий обстоятельствам печальный вид и вздохнул так тяжко, что у незнакомца, должно быть, зашевелились волосы, но вмешиваться в беседу стал бы лишь при крайней необходимости.

- Что… он был прав… - прошелестел испанец. - Скажите… Же… Жантильи. Он поймет.

Он замолчал, на губах его снова проступила кровь, и не на шутку встревоженный Роже наклонился ближе, расстегивая на нем камзол.

- А Лианкур? - спросил Лаварден с едва читаемым во взгляде отчаянием. - Что теперь с ним?..

- Он хочет… видеть. Передайте… надо передать. Virgo sanctissima… он не знает… - лицо умирающего скривилось в гримасе отчаяния. - Домик… в лесу. В лесу. Он там. Пусть брат Рене… вместо…

Глаза испанца внезапно широко распахнулись.

- Лианкур? Откуда он… вы?.. - он попытался приподняться, на его исказившемся лице отчетливо выразился ужас, и он обмяк.

Роже, которому удалось, наконец, расстегнуть на испанце камзол, протянул руку к его шее и попытался нащупать пульс - безуспешно.

Роже набожностью своего друга не отличался, но все-таки перекрестился перед лицом смерти, а потом, пока барышни Барнье и уличные мальчишки таращились на смельчака, рискнувшего преклонять колени в парижскую грязь, протянул руку и закрыл покойнику глаза. То есть попытался закрыть, но поскольку он сидел при этом на корточках, потерял равновесие и, отчаянно размахивая руками, чтобы не грохнуться, сбил с покойника шляпу.

- Черт!

Бернадетта наградила его таким укоризненным взглядом, будто он не выругался, а укусил мертвеца за нос, и гвардеец, чувствуя, как горят уши, подобрал шляпу и попытался снова надеть ее на покойника. Шляпа, однако, наделась неудачно - на лоб, отчего мертвец внезапно словно бы развалился посреди улицы - раздвинув ноги, как какой-нибудь заснувший с перепою солдат. Под мрачным взглядом м-ль Барнье Роже попытался исправить дело, но вышло только хуже: теперь шляпа была лихо надета набекрень, как будто покойник шлюху ждал, и Роже, мысленно проклиная все на свете, обхватил его голову и оттянул ее от стены, чтобы надеть шляпу как следует, и тогда вдруг заметил у него на затылке тонзуру.

- Че-… челочки! - пробормотал он и отвернулся, чтобы не встречаться глазами с уничижительным взглядом м-ль Барнье.

Прелат? Это был прелат? При шпаге?!

Шпаги, впрочем, не было, одни ножны. Роже огляделся, потому что шпага могла отлететь во время драки, и вдруг сообразил, что испанец мог быть иезуитом, они имели право ходить в светском. И брат Лианкура, Ларошгийон, иезуитов боялся, кстати - может?..

- Господин де Лаварден - мужчина, - сказала Бернадетта сестре, - а мужчины не жалеют покойников, они за них мстят.

Во взгляде, который она устремила на Роже, сверкала такая мрачная решимость, что Роже невольно кивнул.