Высокого гостя ждали к двум часам пополудни, но суета в доме поднялась уже с раннего утра, и, несмотря на моросивший на окном мелкий дождь, около десяти часов дон Хосе внезапно заявил, что он больше не намерен выносить этот шум и отправляется на прогулку. О спутниках его не было сказано ни слова, но Марина закусила губу, пряча правую руку среди складок юбки — там, где с недавних пор неизменно носила кинжал.

— Я прикажу им быть потише, — резко сказала она. — Я собиралась заниматься французским.

Дон Хосе нахмурил соболиные брови, пристально глядя на жену, которая в ответ на этот взгляд только выше подняла голову.

— Поучи меня, — шепот ее был едва слышен.

Суета в доме улеглась лишь около часа, когда было приготовлено все или почти все, что должно было быть приготовлено, вычищено почти все, что должно было быть вычищено, и все слуги, а также помогавшая им Лусия были отправлены на чердак — приводить себя в порядок. Отпустив слуг, Марина снова поднялась на третий этаж, но не пошла в супружескую спальню, где так и оставался дон Хосе, но постучалась в дверь напротив.

— Как вы, кузен? — спросила она, в четвертый раз за день услышав приглашение войти и переступив порог. — Простите за шум. Даже у меня уже болит голова, а вы…

Вид дона Луиса, осунувшегося и до синевы бледного, напугал бы постороннего, но для его родственников, помнивших, что всего два дня назад он выглядел как живой мертвец, зрелище было скорее успокаивающее.

Марина ответила кузену смущенной улыбкой и, убедившись, что Гюль в комнате не было, подошла ближе, распространяя по спальне бедного кузена благоухание апельсинового цвета и мирта. Не то чтобы она набивалась в подруги рабыне — вот еще! — но в последние дни ей было странно неуютно около Гюль, так, словно та превратилась в лед и источала вокруг себя нестерпимый холод. Странная она была, эта мавританка!

— Я с ума сходила от беспокойства, — улыбаясь, Марина села на край кровати и устремила на дона Луиса загадочный взгляд лукаво прищуренных глаз. — Право, я боялась потерять кузена, не успев его обрести. А вы еще ничего не ели, ничего не пили и лекарства!.. когда я собственноручно!..

Она скорчила выразительную гримасу и, внезапно протянув руку, схватила с прикроватного столика кружку с настоем и поднесла к губам.

— Вот! — упрек в ее голосе прозвучал странно по-детски. — От моих отваров вы отказывались. Впору оскорбиться! Когда меня учили в обители!

Из шутливой ее жалоба вдруг стала настоящей, в изумрудных глазах проступила обида, и изящная рука, поднявшись к белому округлому плечу, словно невзначай поправила пышную кружевную отделку корсажа. Пока дон Луис умирал, Марина только и думала, что о письме дона Педро — даже хотела его перечитать, но не нашла, Хосе, наверно, спрятал подальше — а теперь подумала о нем снова, ведь было бы так приятно оставить этот вонючий, провинциальный Париж и поехать в Мадрид!

Марина поставила кружку на место, не отпив ни глотка и не отрывая от бледного лица дона Луиса взгляда, в котором теперь легко угадывалась злость. "Потом"! А потом будет — "Я уже выпил"! Когда Лусия, приглашенная вчера помочь кухарке, утром наябедничала ей, что дон Луис ничего не ест, Марина только рассмеялась и сказала, что французскую стряпню не то что есть — даже ко рту подносить не хочется, но когда страхолюдина-испанка добавила, что гости и все ее отвары из окна выливают, Марина пришла в самое настоящее бешенство. Она пришла бы к дону Луису тогда же, утром, если бы не дон Хосе, напомнивший ей, что дон Луис не знает, что отвар Марина готовила сама.

— Может, он считает, что французы его травят, — дон Хосе легонько щелкнул ее по носу. — Ты же сама не любишь, как здесь готовят.

Марина мгновенно прильнула к мужу, запрокидывая голову, чтобы выманить поцелуй.

— Мы можем нанять Лусию, — вкрадчиво предложила она. — Вместо этой дуры. Она и по-местному говорит, и готовить умеет как дома.

— Это она тебе сказала? — засмеялся дон Хосе, и про Лусию было забыто, и про дона Луиса было забыто, и Марина всего лишь хотела как бы невзначай дать ему понять, что она сама заботилась о кузене, а тот!.. "Потом"!

— Я заварю вам свежий, — она встала и взяла кружку. — После визита сеньора…

Сеньор маркиз был, несомненно, лучшим дипломатом на свете — как раз в этот момент снизу донесся стук дверного молотка, и Марина, от неожиданности едва не выронив кружку, подхватила край юбки и вылетела из комнаты, так и не успев сказать ничего обидного. На последней ступеньке ее настиг дон Хосе, и поэтому дона Антонио они встретили рука об руку: красавица в бледно-зеленых шелках и идальго в черном с серебром.

— Я не уверена, что дон Луис сможет спуститься, — призналась Марина, когда с приветствиями и всяческими заверениями было, наконец, покончено. — Ему все еще нездоровится.

Дон Хосе посмотрел на нее с сомнением, но ничего не сказал — как она и знала, что он и сделает, потому что не он приходил только что к кузену.