На следующий день после эпизода Проба пера. 24 мая 1629 года, поздний вечер.
- Подпись автора
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Ложка меда в бочке вина. 25 мая 1629 года
На следующий день после эпизода Проба пера. 24 мая 1629 года, поздний вечер.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Добродетельные рассуждения баронессы были полны мелочной злобы, как одичавший виноград полон косточек. Стороже всех, как известно, грешников судят те, кто вынужден хранить свою добродетель поневоле. Мари прекрасно понимала, что еще не старой, привлекательной женщине, должно быть, до слез обидно жить тихой, монотонной, ничем не примечательной жизнью, хотя зеркало каждый день шепчет ей, что она достойна большего, но право же, баронессе можно было бы быть и подобрее к сестрам своим. Хотя, в тот день когда женщина без всякой корысти будет добра к другой женщине небо сойдет на землю.
- Не сомневаюсь, что добродетель госпожи баронессы и мадемуазель де Шензо надежно хранит их от подобных неприятностей. Как вы верно сказали, мадам! Кто не захочет, того не увезут!
В голосе «пажа» звучало лишь искреннее восхищение мудростью и целомудрием их прекрасной хозяйки, но баронесса заерзала на стуле, как будто добродетель начала ей давить, хотя, возможно, дело было в слишком тугом корсете.
- А вот кстати, - это было совершенно некстати. Но Мари надеялась, что дамы сочтут, что это такая столичная манера вести беседу, перескакивая с пятого на десятое, - у моего отца восхитительный охотничий домик. Там висит картина – матушка велела убрать ее прочь из замка – похищение Данаи, так представьте, мадам, Даная эта, если присмотреться, один в один королева-мать Мария Медичи! Только помоложе, чем сейчас, ну и… не очень одетая.
- Да что вы, - заинтересовалась баронесса. – А где живет ваш батюшка, мой дорогой?
- В Бордо, - невинно улыбнулась герцогиня де Шеврез. – Очень красивый охотничий дом, он часто приглашает туда гостей.
- Ну охотничий дом моего мужа тоже довольно… довольно…
- У него красивая крыша, - пришла на выручку свей родственнице мадемуазель де Шензо. – и окно. Круглое такое. А идти нужно мимо развалин старого монастыря, там водятся привидения. Хотя, днем, наверное, не страшно.
- Ну что за глупости, - недовольно отозвалась баронесса. – Нет там никаких привидений, просто развалины, все в кустах крыжовника… Ежели вам угодно, сударь, выходите утром, по прохладе. К полудню уже обратно вернетесь, если не заплутаете.
Отредактировано Мари де Шеврез (2022-02-04 15:22:53)
Арамис поблагодарил со смирением, много более подходящим служителю божьему, нежели разгорающийся в его груди охотничий азарт. Они с Мари были у самой цели! Отыскать развалины старого монастыря вряд ли будет сложно, любой слуга укажет, а оттуда…
- После утренней мессы, сударыня, - кротко добавил он, ни взглядом, ни жестом не давая мгновенно смутившимся хозяйкам замка понять, что они в чем-то погрешили против христианской добродетели, - взглянув на витраж, о котором вы говорили.
Пришедшее некстати на ум воспоминание о ране, послужившей им предлогом для визита, было немедленно отметено - насколько Арамису было свойственно видеть мир в черном цвете в припадке меланхолии, настолько же радужным становился этот же мир, когда Фортуна улыбалась ему снова, а чрезмерная чувствительность, разом благословение и бич тонкой натуры, легко превращала его умонастроения в реальность. Страдания, которые доставляла ему рана, были ничуть не поддельными - как вчера, когда он спустился в обеденный зал, надеясь переговорить с Анрио, так и как сегодня, когда они подъезжали к замку, намереваясь просить гостеприимства барона, и однако теперь, когда задача была решена, молодой человек ощутил столь небывалый прилив сил, что, кажется, мог бы прямо сейчас снова прыгнуть в седло и нестись по вновь сделавшемуся ясным следу.
- А на сад? - робко спросила м-ль де Шензо.
- На сад я бы с удовольствием взглянул прямо сейчас… если это не слишком утомит вас, мадемуазель, - отозвался Арамис, и баронесса тотчас отложила недочищенное яблоко:
- Чудесная мысль, сударь. В лучах закатного солнца он особенно хорош. Мари, моя дорогая, набросьте шаль, вы можете простудиться.
Улыбка Арамиса, надеявшегося на разговор если не tête-à-tête с возлюбленной, то хотя бы à trois, стала самую малость принужденной, когда он подал баронессе руку, и тут г-жа де Шензо нанесла еще один, предательский удар:
- Возьмите с собой Анжа, мальчики так хорошо умеют искать потерянное!
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Сад являл собой милейшее сочетание несочетаемого, иными словами польза в нем соседствовала с красотой, капустные грядки – с кустами роз, крыжовник – с каменным бассейном в форме раковины, в котором плавали рыбки. Впрочем, обещанные лучи закатного солнца, безусловно, набрасывали на все изысканный поэтический флер, даже на тачку, забытую садовником под деревом.
- Это караси, - простодушно пояснила мадемуазель де Шензо, кутаясь в шаль с похвальным искусством, то есть умело демонстрируя шевалье д’Эрбле и его пажу то плечико, то вырез на платье, украшенный скромной оборкой кружев. – Барон обожает карасей со сметаной и зеленым укропом. Я их кормлю крошками, и они за лето вырастают, как раз на сковороду.
- Вам, наверное, их очень жаль? Когда на сковороду?
- Не очень. Наша кухарка и правда умеет их готовить.
- Очень практично, - согласилась Мари. – Позвольте сделать вам комплимент, мадемуазель, вы весьма здравомыслящи.
Мари польщено зарделась.
Баронесса, на правах хозяйки дома присвоившая себе самый ценный трофей – шевалье д’Эрбле – и шествующая по дорожкам сада с величественным видом королевы этого маленького королевства капусты и карасей, обернулась, бросив встревоженный взгляд на пажа и свою племянницу. Но, видимо, сочла, что комплимент до того скучен, что вполне благопристоен и ничем не угрожает невинности мадемуазель де Шензо.
- А что за привидения водятся в развалинах монастыря? – поинтересовалась Мари. – Они появляются только ночью, или днем тоже?
Мадемуазель бросила быстрый взгляд на свою тетку и замедлила шаг, очевидно, разговоры о привидениях в замке не поощрялись.
Мадам де Шеврез в призраков не верила, хотя охотно поддакивала Марии Медичи – ее крестная была суеверной, как все итальянки. У всех призраков, которых она встречала, под балахонами имелись шпоры и шпаги, а под капюшонами – лихо закрученные усы. Но вряд ли такие привидения тревожили сон хорошенькой мадемуазель де Шензо.
- И днем тоже, - поведала ей мадемуазель. – Там водится призрак Белой Дамы. Она пыталась спрятаться в монастыре, выдав себя за юношу.
- От кого спрятаться?
- Ох, я не знаю, разве это важно?
- Совершенно не важно, мадемуазель, продолжайте, прошу вас.
- И она влюбилась в монаха. И предложила ему бежать. Они хотели бежать ночью, но, как только они вышли за ограду монастыря, на них накинулся огромный волк, который, несомненно, был самим Дьяволом, и растерзал их... Грешная душа женщины поселилась в монастыре и не давала покоя монахам, мешая им молиться. Иногда ее – и призрак монаха, видят на развалинах монастыря. На них ни в коем случае нельзя смотреть, а нужно сразу же прочесть молитву.
- Не волнуйтесь, мадемуазель, - утешила Мари взволнованную девицу. – Шевалье знает множество молитв. Уверен, мы будем в безопасности.
Любопытно было бы, конечно, узнать, кто разгуливает по развалинам и пугает прохожих, притворяясь призраками – и зачем.
Баронесса, мастерски воспользовавшаяся паузой, пока м-ль де Шензо искала шаль, чтобы не только увести гостя в сад, но и довести его до самого пруда, нашла беседу о привидениях куда менее занимательной, чем ее племянница.
- Ах, оставьте! - передернув плечами, воскликнула она, когда Арамис задал ей тот же вопрос. - Глупые слухи! Грешные монахи, скажите на милость! Сколько мы здесь живем, никаких привидений тут и в помине не было!
Арамис попросил разъяснений, и баронесса, сделав безуспешную попытку сменить тему, рассказала, что слуги в замке шепчутся о призраках - якобы около развалин видели парящего в воздухе монаха-капуцина.
- А монастырь-то был августинский! - казалось, более всего ее раздражает именно это. - Мари, конечно, в восторге! Не понимаю, что может быть увлекательного в том, чтобы куда-то не ходить? Я ходила и никаких привидений не видела.
- Может, это просто странствующий монах? Переночевал в развалинах и отправился дальше? - предположил Арамис и все-таки оглянулся. Две Мари - и его Мари, и м-ль де Шензо - чинно шли по дорожке и, судя по восторженному виду девушки, говорили на ту же тему.
- Он парит в воздухе, - вступилась за призрака баронесса, похоже, считавшая, что не верить в него разрешается только ей. - Просто держитесь оттуда подальше, и все. Ах, но ведь вы же лицо духовное? - взгляд ее сделался томным. - Может, вы могли бы изгнать его для нас? Мы можем прогуляться туда вместе…
- Увы, сударыня, - Арамис разглядывал плавающих в пруду жирных карасей с таким вниманием, словно те были жаждущими спасения заблудшими душами вокруг его амвона. - К сожалению, я не экзорцист. Вы же знаете, для экзорцизма нужно особое образование.
- Вы лучше просто туда не ходите, - донесшийся до них звонкий голос м-ль де Шензо заставил ее тетку недовольно поморщиться. - Вдруг он заставит вас исповедоваться ему во всех грехах?
- У меня вышла бы очень долгая исповедь, - поддавшись порыву, прошептал Арамис на ухо баронессе, и та благодарно ахнула.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- А что, мадемуазель, вы видели? Призраков? Или все это только слухи? – лукаво осведомилась Мари, и мадемуазель де Шензо тут же надменно вздернула хорошенький носик.
- Право, сударь, разве я стала бы повторять вздорные слухи?
В ее голосе так отчётливо слышали интонации тетушки, что «пажу» пришлось сделать вид, будто крошечные рыбки в бассейне занимают все ее мысли, чтобы не рассмеяться, и пробормотать извинения.
- Разумеется, я видела призраков, -сменила гнев на милость мадемуазель де Шензо, которой, видимо, весьма не терпелось поведать о своем приключении, что ж, герцогиня была готова быть благодарной слушательницей. – Один раз, днем, вернее, уже почти вечером. Только это большой секрет, тетушка была бы в ярости…
Надо полагать – усмехнулась про себя мадам де Шеврез – тетушка, очевидно, была весьма ревнива, и не желал уступать своей хорошенькой племяннице даже ничтожную часть мужского внимания и интереса.
- Ваша тайна умрет со мной, мадемуазель, - торжественно пообещала она, уже предвкушая, как расскажет эту историю – с набольшими, разумеется, изменениями – при дворе.
Мадемуазель, приняв слова «пажа» за чистую монету, польщенно зарделась.
- Мне просто хотелось посмотреть на развалины, - шепнула она.
- В этом нет ничего дурного, - кивнула Мари.
- Монах появился из старой часовни, от нее осталась только крыша и стены… Он парил в воздухе…
- Ах!
- А потом он исчез! Но я навсегда запомнила его горящий взгляд! Вы мне верите?
- Разумеется, - заверила мадемуазель де Шензо мадам де Шеврез. – Как самому себе.
Разумеется, у некоторых призраков, которые проникали в ее альков по ночам (а иногда и среди бела дня), были весьма горящие взгляды. Чем же юная Мари хуже?
- О чем вы говорите, Мари? – сочла нужным поинтересоваться заботливая тетушка. – Право же, если хотите что-то сказать, говорите громче!
- Мы говорим о карасях, госпожа баронесса, - как можно простодушнее ответила мадам де Шеврез. – О карасях в сметане.
Пруд, хотя был невелик, все же позволял одной беседе течь втайне от другой, и в эту самую минуту Арамис, глядя, как доверчиво склоняется девичья головка к женскому плечу, внезапно решил, что с него довольно. Они узнали все или почти все, что надо было узнать, выполнили все, к чему их обязывал долг гостеприимства, и хотел ли он и дальше оставаться без своей возлюбленной?
Sufficit diei malitia sua!
Не нужно быть лжецом, чтобы ввести в заблуждение ближнего своего, и Арамис, раз приняв решение, предпочел не нарушать лишний раз ни одной из заповедей. Боль от раны, которую он до сих пор забывал в своем стремлении быть любезным, усталость от дороги и, что греха таить, сожаление и о времени, потраченном на любезности, и о возможностях, упущенных невольно в погоне за химерой, смешались в его взгляде, когда он, повысив голос, позвал:
- Анж! Анж! - Черные глаза бывшего мушкетера вновь вернулись к баронессе, и та с легкостью могла бы прочитать в них и очевидное сожаление, и столь же очевидное, пусть и явно скрываемое утомление - не нужно было обладать сверхъестественной проницательностью, чтобы догадаться, что парижанин прилагает все силы, пытаясь не выдать своей слабости. - Простите, сударыня, мой паж способен заболтать даже каменную статую. Пусть он лучше будет рядом со мной.
- Да, конечно, сударь, - не без оторопи согласилась баронесса. - Как вы себя?.. Ах, Мари! Подайте мне руку, я, кажется, устала. Простите мне мою слабость, сударь, но я вынуждена просить вас об окончании этой прогулки. Может, завтра?
Арамис посмешил рассыпаться в своих собственных сожалениях и, в свою очередь опираясь на руку пажа в приступе слабости, в котором почти не было притворства, пошел к дому вслед за двумя дамами, с изумлением и восхищением размышляя и о несомненном женском великодушии, и о врожденной порочности женской натуры, столь легко прибегавшей и ко лжи, и к лицедейству.
Довлеет дневи злоба его (Ев. от Матфея 6:34)
Эпизод завершен
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Ложка меда в бочке вина. 25 мая 1629 года