Когда Филипп де Гистель проснулся, Людгер уже давно был на ногах. Он сидел за столом, заняв единственный стул, и писал, когда молодой человек жизнерадостно поздоровался с ним. У него это вышло совершенно по-детски, ведь только у детей с утра начинается другая жизнь, в которой они не помнят обид прошлого дня. Впрочем, ребенком молодой де Гистель все-таки не был, вспомнил быстро, помрачнел и поспешил убраться. Людгер, можно сказать, собрав волю в кулак, не стал спрашивать, куда это он направился с таким видом, словно находится в родном городе, где у него множество знакомых и друзей.
Сам он начал день с основательного завтрака и долгой обстоятельной беседы с владельцем постоялого двора. Хозяин "Боевого петуха" был сыном дижонца и уроженки Брюгге, однажды оказавшейся со своим отцом-торговцем в Дижоне и оставшейся здесь навсегда. Хозяин милостиво разрешил звать себя не Жаном, а Яном и с удовольствием говорил с Людгером битый час, к огромному неудовольствию своей хозяйки. Он-то и сказал, что в ближайшие дни тут остановятся два путешествующих паломника из Флоренции. Они уже были тут по дороге в Реймс и скоро должны ехать обратно. Нет, их не двое, а четверо, считая слуг. Да и сами они такие, что мало кто к ним подступится, даром, что монахи. Хозяин пару раз махнул руками, изображая размер их плеч а потом засмеялся, похлопал себя по груди и закашлялся. Разумеется, Людгер заинтересовался и был очень доволен. Потом трактирщик узнал, с кем разговаривает, и принялся рассуждать о тех из своих знакомых (побогаче), кто заказывает резные алтари, особенно о зяте, торговце шерстью, у которого на таком изображены два младенца, Иоанн и Иисус, да так мастерски, будто вот сейчас откроют рот и скажут что-то.
В общем, завтрак прошел весело и многообещающе. Неизвестно, сколько бы еще Людгер провел в обществе веселого хозяина Яна-Жана, если бы открывшаяся в очередной раз дверь не впустила Филиппа де Гистеля.

Подпись автора

Есть годы, которые задают вопросы, и годы, которые на них отвечают.

"Видимо, остыл", - подумал Людгер, увидев приближающегося Филиппа.
Вообще-то, несмотря на увлекательнейшую беседу с трактирщиком и владельцем постоялого двора, он все-таки думал и о де Гистеле, внезапно куда-то ушедшем и долго не возвращающемся. И хотя накануне недвусмысленно дал понять ему, что дальше они двинутся порознь, не мог отделаться от беспокойства. И куда вообще мальчишка мог двинуться? Искать попутчиков? Обдумывать, что делать дальше? Еще наделает глупостей, как это принято в его возрасте. На любой улице любого крупного города всегда найдется целая стая мошенников и обманщиков, а также мошенниц и обманщиц, для которых Филипп станет лакомым куском, даром, что у него нет денег. Что у тебя все-таки было что взять, узнаешь, когда отнимут последнее.
Появившемуся де Гистелю Людгер был рад, хотя и удивился его явно довольному виду, впрочем быстро объяснившемуся.
- Король... нас? - он изумленно воззрился на попутчика. - Кого это вы называете королем? В Бургундии есть только герцог.
- Ну почему же только герцог? - встрял трактирщик. - А как же этот... который вроде как в заключении? Он ведь тоже какой-то король.

Подпись автора

Есть годы, которые задают вопросы, и годы, которые на них отвечают.

- Так уж и Неаполитанский? - с сомнением переспросил Людгер.
Все перипетии герцога (короля) Рене Анжуйского он, уроженец Гента, знал только в общих чертах, но был осведомлен о том, что и Лотарингскиим-то герцогом его считают далеко не все, а уж с далеким Неаполем отношения его высочества вообще хрупки, если не сказать эфемерны.
Но что ему был этот Рене, гораздо больше было интересно, что говорит де Гистель.
Трактирщик, судя по всему, решил быть с мальчишкой обходительным. Покряхтел, похлопал себя по ляжкам, кашлянул пару раз и шмыгнул носом, но все-таки встал и пошел за вином.
Что имеет в виду Филипп де Гистель, было понятно, а вот действительно ли все так, как он говорит, было вопросом куда более сложным.
- Вы видели короля? И он сказал вам, что ждет... причем нас? - аккуратно спросил Людгер.
Звучало вполне безумно, ну а как было еще понять слова Филиппа? Оставалось теперь только ждать объяснений, чтобы понять, в какую переделку попал де Гистель, и не устроили ли ее те самые обманщики и мошенники, о которых он думал вот только еще недавно.

Подпись автора

Есть годы, которые задают вопросы, и годы, которые на них отвечают.

- Ну а мы и не ссорились, ваша светлость, - спокойно, но твердо ответил Людгер. - Мы с вами разошлись в уверенности, что можно и что нельзя.
Он никак не мог поверить, что Филипп говорит то, что и есть на самом деле. Все это звучало как-то слишком уж волшебно. Нет, пойти к королю, конечно, можно, а при известной сноровке и попасть в его приемную, наверное. А уж что у де Гистеля есть сноровка, Людгер уже понял. Но вот чтобы тебя выслушали и прямо так пригласили, да еще и на аудиенцию... Неужели это возможно? Но если считать, что нет, так придется прийти к выводу, что Филипп лжет, а это совсем не в его характере. Или же что он сошел с ума, а для этого он говорит слишком гладко. Или что его разыграли... но сарай за замок не выдашь, да и за короля кто ни попадя тоже не сойдет.
- Значит, вы господину секретарю все рассказали? Совсем все? - уточнил Людгер.

Подпись автора

Есть годы, которые задают вопросы, и годы, которые на них отвечают.

- Вероятно, все я рассказать и впрямь постыжусь, - с добродушной улыбкой ответил Людгер. - Но я, конечно, пойду. Было бы худшим нарушением всех правил не принять с благодарностью приглашение самого короля Иерусалимского.
Все-таки Филипп де Гистель его не мог задеть. Как-то так получилось, что то, что он молод, горяч и искренен, стало значить гораздо больше, чем то, что он дворянин и потомок славного рода де Гистелей.
Внезапно его осенило. А что вообще молодой человек собирается рассказывать о реликвии? Если что это пустая книга с несколькими страницами, и найти надо остальное, чтобы восстановить целое и тем выполнить желание далекого предка, погибшего, но сумевшего чудом передать хоть что-то своей семье - так это одно. А если Филипп вдруг решит побаловать герцога какими-нибудь цитатами? Что он вообще сумел прочитать и понять? Хорошо, если ничего почти. А если скажет что-нибудь такое, а рядом окажется человек начитанный, который...
- А что вы сказали о реликвии? - как будто с обычным интересом спросил Людгер.
Про себя он понадеялся, что Филипп не решил похвастаться и не заявил, что принесет показать имеющуюся ее часть.

Подпись автора

Есть годы, которые задают вопросы, и годы, которые на них отвечают.

Вот тут Людгер не удержался и чертыхнулся про себя. Хотел как лучше, а выходит совсем плохо. Хотя с другой стороны... возможно, такая откровенность и впрямь сделает этого короля-герцога (или герцога-короля) более благосклонным к де Гистелю. У королей принято одаривать вдруг без всяких причин, точнее, по причинам, не очень понятным для простых смертных. Ну тут уж де Гистель должен лучше разбираться.
- Скажите обязательно, - после некоторой паузы сказал он. - Но только не собираетесь ли вы нести что-нибудь с собой показать? Тогда я не поручусь, что на обратном пути вы ее не лишитесь. И новый похититель окажется не так благосклонен к вам, как я. Да и вообще растворится в воздухе, не оставив по себе никаких следов.

Отредактировано Людгер ван Хаутем (2020-11-24 09:33:31)

Подпись автора

Есть годы, которые задают вопросы, и годы, которые на них отвечают.

- Вы думаете, я всегда ношу их с собой? - не удержался от ироничного удивления Людгер. - Нет, потому что как раз в комнате в ящике для бумаг под охраной Петера драгоценные листы в самой безопасности. А разгуливать с ними по улице Дижона как раз было бы неосмотрительно.
Филипп де Гистель, конечно, не может удержаться, чтобы не похвастаться. Вот ведь не вовремя обуяла его гордыня! И он думает, что отнять - это когда пытаются взять силой? Да никакой меч ему будет не нужен. Просто кто-то попросит посмотреть, и как-то так получится, что листы прилипнут к его рукам. Попробуй отнять их у герцога, если он обещает взять их на сохранение, пока сам рыцарь находится в пути! Людегр очень хотел это сказать Филиппу, но поостерегся вызвать его гнев за то, что он так невежливо отзывается о короле Иерусалимском.
- Я боюсь, что эти листы могут только разочаровать. Вот если бы у вас был с собой переплет с драгоценными камнями, тогда бы да. Но листы, да еще исписанные непонятными для многих знаками, явно не то, что ожидает тот, кому обещают показать реликвию. Как бы его высочество не решил, что все это не так уж интересно.

Подпись автора

Есть годы, которые задают вопросы, и годы, которые на них отвечают.

- Я думаю? - Людгер мягко улыбнулся и потер себе подбородок. - Ваша светлость, я не думаю. Но я никогда не мог говорить с герцогом Рене или кем-то из его придворных и приближенных. Что я могу думать? Я могу ожидать всего. Вы идете туда, где никого и ничего не знаете. В такие места лучше ходить с пустыми руками, господин де Гистель.
Людгер даже не слишком-то и лукавил. Можно подумать, при дворах герцогов нет проходимцев. Как раз туда им самая дорога и есть. А уж если это еще и герцог или король в заточении, то рядом, считай, просто рай для бездельников. Людгер ван Хаутем, потомок ремесленников, никогда не ожидал хорошего от потомков рыцарей.
- У вас язык хорошо подвешен, расскажете обо всем так, что заслушаются. А если окажется, что наши сомнения были напрасными, что же, вы всегда можете принести и показать все, что вашей душе угодно. Позже лучше, чем раньше, ваша светлость.

Подпись автора

Есть годы, которые задают вопросы, и годы, которые на них отвечают.

Вообще-то Людгер предпочел бы называть де Гистеля не так, словно они были приятелями. Он справедливо видел в такой фамильярности определенную опасность. С одной стороны, просто Филипп, конечно, не чета "вашей светлости". И хотя затрещину ему все равно не дашь, а все равно можно отчитать уже, прикрикнуть там или поставить на место без всяких круговых заходов. С другой стороны, опять же, Филипп - это уже не какая-то чужая "светлость", в этом уже есть что-то от племянника там или крестника, то есть кого уже не выставишь за дверь и не отошлешь домой так уж просто.
Но отказаться все-таки Людгер не смог. Сам не понимал, почему, но не смог.
- Все-таки там, - он кивнул в сторону двери, подразумевая дворец в Дижоне, - я бы предпочел, как раньше... Может, даст. А вы попросите помощи, Филипп. Пусть этот герцог Рене сам решит, как помочь.

Подпись автора

Есть годы, которые задают вопросы, и годы, которые на них отвечают.