– Нет таких людей, которые не завидовали бы кому-нибудь, – очень искренне вздохнул Шере. – Я боюсь спрашивать, сударь, кто бы мог пойти на кражу, потому что ответит мне не разум, но чувство. Вот вы думаете, наверное, что вас не любят и поэтому назвали, но это не так. Но на самом деле, я не собирался вам этого рассказывать, простите. Мне, наверное, наоборот нужно было сказать вам, что обвиняют именно вас.

Он улыбнулся как мог двусмысленно. Взрослый, вернее всего, заключил бы из его слов, что остальные думали о ком-то определенном, и может, попытался бы предположить вслух, кого подозревает его собеседник – не на миг не переставая опасаться однако, что речь шла все же о нем самом. Но что подумает ребенок, если подумает вообще, Шере даже не пытался гадать – пока он еще пытался определить, с кем имеет дело.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере вновь ответил не сразу, задумчиво разглядывая юнца – который не нравился ему все больше, но разве это повод для подозрений?

– Если бы я был сам благородным господином, – сказал он наконец, – я, верно, предпочел бы с вами согласиться вместо того, чтобы искать настоящего виновника. Но ведь я пока никого не обвинял – в отличие от вас, сударь.

На самом деле, будь это расследование поручено ему, Шере расспросил бы и слуг тоже, но, если бы на них могла пасть хотя бы тень подозрения, начальнику пажей в голову не пришло бы подозревать Александра – и незачем было бы прислуге подбрасывать украденное.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере только кивнул. Даже если бы он обиделся, он сумел бы сохранить на лице доброжелательное выражение, но тут и обижаться было не на что – шевалье де Феррен лишь высказывал общеизвестные истины. Единственное, что было по-настоящему важно, это было предложение обыскать спальни – предложение, которое не могло исходить от самого Шере.

- Разумеется, я защищаю своих, - с легким удивлением отозвался он. – Я был бы иначе в высшей степени дурным родственником. Но только вы ошибаетесь, если думаете, что я могу или буду ваши спальни обыскивать. Это может решить разве что господин де Совалье. И я на его месте этого делать бы не стал. А вы, сударь?

Шере не мог знать, подслушивают их или нет, и поэтому должен был вести себя так, чтобы в любом случае добиться желаемого результата и при этом не выдать, что знает больше, чем должен. Сам по себе подобный обыск был бы бесполезен – тот, кто украл драгоценности и подбросил брошку Александру, не стал бы прятать остальную свою добычу в спальне. Но если г-н де Совалье подслушивал этот разговор, он должен был понять, что теперь ему надо будет ступать очень осторожно – и потребовать обыска, и отказаться от него было для него нежелательно. Пока что лишь один из пажей предложил отвести от них подозрения подобным способом, но если намекать на такое решение будет и г-н де Совалье, к шевалье де Феррену могут присоединиться и другие. Шере искренне надеялся, что своим замечанием он заставит начальника пажей отложить намеки.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

– Значит, – подытожил Шере, – вы все же что-то знаете и готовы предъявить обвинение, пусть и не во всеуслышание. Господин де Совалье будет, я уверен, рад это узнать. Благодарю вас. Если вас не затруднит, попросите шевалье де Круазье от моего имени уделить мне минуту-другую своего времени.

Он встал первым, и на этот раз в его взгляде читалось все презрение, которое он только мог выразить - и к наушнику, и к глупцу.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Если бы кто-то заглянул в кабинет г-на де Совалье в тот краткий промежуток времени, когда Шере вновь остался там один, он не увидел бы ничего, достойного внимания: секретарь его высокопреосвященства ничего больше не ронял, не изучал никакие бумаги и ничего не писал – только сосредоточенно хмурился, глядя в никуда. Г-н де Феррен ему до чрезвычайности не понравился, и однако думать ему следовало не об этом. Услышит ли следующий разговор г-н де Совалье? Если он подслушивал, что покажется ему важнее: слова Шере или еле слышное отрицание пажа? Отправится ли он расспрашивать Феррена и не захочет ли предубедить то, что неизбежно последует за всеми этими разговорами, из которых как будто пока ничего не вышло – предложение обыскать спальни пажей? Г-н де Совалье был неглуп и откладывал этот шаг не случайно: скрыть скандал после такого демарша будет невозможно, найдут пропажу или не найдут – и поди знай, что было бы лучше! Нет, Шере был почти уверен, что начальник пажей пойдет беседовать с Ферреном, а значит…

Он поднял голову, когда дверь отворилась, и пристально взглянул на шевалье де Круазье.

– Здравствуйте, сударь. Меня зовут Шере, я имею честь служить его высокопреосвященству. Я не задержу вас надолго. Если позволите спросить: у г-на де Феррена есть причины особо вас не любить?

Взрослый заподозрил бы, что Феррен сказал о нем какую-то гадость. Что сделает подросток? Да полно, понять бы хотя бы, умен он или глуп!

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере также уселся, прикидывая, понимает ли этот юнец, что говорит с братом Александра. Пока похоже было, что нет – что он услышал только про его высокопреосвященство, и этим можно было воспользоваться.

– Любят обычно без причины, сударь, - улыбнулся он. - Я немного не о том. Есть ли у г-на де Феррена какие-то причины относиться к вам дурно?

Чего ему удастся добиться сегодня для сына, Шере не знал, но собирался по крайней мере помешать двум очевидным его врагам чинить ему вред совместно.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере улыбнулся, хотя радоваться было нечему. Шевалье де Круазье выбрал самую разумную тактику из возможных, что превращало его из просто врага Александра во врага опасного.

– Больше всего гадостей он наговорил о шевалье дю Роше.

Если паж знал, с кем имеет дело, это должно было сделаться сейчас очевидно, и если не знал – скорее всего тоже, и в обоих случаях Шере рассчитывал узнать о нем больше.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Шере согласно кивнул. С людьми поумнее он, как ни смешно, чувствовал себя уверенней, а шевалье де Круазье он теперь с уверенностью к таковым относил – потому что, знал тот или не знал, с кем имеет дело, своих чувств к Александру он никак не выразил и даже попытался вдобавок превратить его брата в союзника. И именно поэтому Шере скорей склонен был предполагать, что паж не знает, с кем имеет дело – иначе понимал бы, насколько этот маневр бесполезен. Нет, насколько проще все же было иметь дело со взрослыми.

- Вы меня тревожите, сударь. За что же шевалье дю Роше так не любят?

Юный шевалье де Шьера также никого не любил, но обобщать Шере не торопился. Что может быть естественнее для подростка, чем жалобы на всеобщую нелюбовь? А мальчик не жаловался, и непохоже было, что только из нежелания огорчить «брата». Но спрашивал Шере, разумеется, лишь для того, чтобы узнать больше о своем собеседнике – хотя и был уже почти уверен, что шевалье де Круазье вполне способен обвинить другого в своем преступлении.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

Если бы Шере допустил хотя бы на миг, что его юный собеседник говорит правду, у него были бы все основания гордиться сыном: страстная натура мальчика тревожила его порой, и он не мог не задумываться все чаще, как его видят другие. Но верить шевалье де Круазье у него не было никаких оснований, а не доверять – очень много, и не последним среди них была поза, принятая юношей – то ли из неуверенности в себе, то ли чтобы подчеркнуть свое презрение к простолюдину – но и в том и в другом случае, она выдавала какую-то перемену в его мыслях. Спохватился, что его безразличию не поверят? Решил отомстить Александру, бросив на него тень – но незнакомцу ли, родственнику ли? Шере думал теперь, что паж знает, с кем говорит – слишком нагло тот себя вел. Думает, надо полагать, что Шере будет выгораживать «брата» и для того и занялся расспросами.

– В вас говорит неприязнь, сударь, и не в вашу пользу, – спокойно заметил он. – Шевалье дю Роше ни к кому не подлизывается. Вы знаете, почему я попросил вас сюда зайти?

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

– Конечно, не вы, – согласился Шере с той добродушной охотой, за которой часто скрываются куда менее благожелательные тайные мысли. – Я понимаю, дворянин никогда не опустится до воровства. Наверное, это служанка что-то перепутала – эта горничная, Аннет, она ведь вас не очень любит?

- Что мне до ее любви? - пожал плечами мальчишка. - Возможно и перепутала.

Шере задумчиво кивнул. Возможно, шевалье де Круазье действительно было безразлично, что думает о нем Аннет, да и сам он задал этот вопрос только потому что обещал господину де Совалье разговаривать про горничных. Но тем не менее его не оставляло ощущение, что безразличие это было поддельным, и паж, выбитый сперва из колеи, старался теперь избежать ошибки, полагаясь на мнимое равнодушие и краткость – не мог он поверить, что мальчишка вовсе не заметил подразумеваемого обвинения.

- Слуги видят, знают и рассказывают много интересного, - заметил он, - и говорить дурное о других умеют не хуже пажей.

- Об этом вам лучше знать, - не удержавшись, съязвил Филипп.

- Конечно, - согласился Шере и подумал, что самообладания его собеседнику еще очень не хватает. - Скажите мне, сударь, если вас не затруднит, кто, по-вашему, вас больше всего не любит?

Он улыбнулся так, словно это был самый естественный вопрос на свете, хотя задавал его, конечно, не для того, чтобы услышать имя.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.