– Я даже благодарен этим ужасным дорогам... Вы полагаете, Господь решил снова проучить человечество за грехи? - в парижских салонах собратья во Христе позволяли себе и не такие шутки, стараясь произвести впечатление на пресыщенную остроумием публику, особенно на женскую её часть. - Согласен, это станет весьма неожиданно, если учитывать, что поведал апостол Иоанн.

Разливая вино, Лавалетт вновь почувствовал себя свободно и непринуждённо. На него смотрела лишь одна пара глаз, и они были восхитительны, а вердикт, который он мог вынести нынче вечером, вряд ли бы заставил страдать даже Клода Лотарингского, который обладал великим даром не устраивать публичных истерик и не подчёркивать при всяком неуместном случае свои рога.

– Но если бы так случилось, похоже, мы бы остались единственной парой в этом скромном ковчеге, - подав бокал Мари, кардинал обвёл взглядом комнату, недурно оберегавшую обитателей от дождей, хотя и заурядных, по сравнению с тем, что довелось пережить Ною. - Не считать же эту несчастную девушку, которую измучили все подряд, и отец, и кавалеры.

Про слуг никто не вспоминал, да и суть реплики, брошенной невзначай в продолжение библейской беседы, не подразумевала каких-либо ещё разнополых существ. Оттачивать остроумие на связанных с Господом темах Луи не любил, но флирт - вещь жестокая ко всему, что не касается предмета вожделения, а сейчас Лавалетт уже не имел сил таить свои намерения, тем более, как ему показалось, и сама герцогиня их поощряла.

– Свежесть чувств... - задумчиво потянул кардинал, отпивая из своего бокала. Он интуитивно почувствовал, что эти два слова стали окончательным разрешающим сигналом. - Очень верно подмечено. Хотя вы же согласитесь, что подобное доступно не только тем, кто едва переступил порог юности? В зрелые годы ощущения могут сделаться ещё ярче и сильнее.

Оставленная в Париже неудача, изводившая его не хуже отца, когда тот переживал самые дурные свои дни, нынче поблекла. Луи понял, как устал от капризов женщины, мечущейся между добродетелью верной спутницы мужа, равнодушного к женским чарам, и желанием помучить преданного поклонника. Та, что некогда сводила с ума престарелого Генриха, ненадолго пробудила мужское начало в известном содомите Конде, теперь решила поиграть и сыном герцога д’Эпернона, то маня его призрачной надеждой, то грубо отвергая малейшие притязания на её милость.

Но сегодня Шарлотта де Монморанси была далеко, а Мари де Шеврёз, роскошная, весёлая и оттого ещё более притягательная, сидела перед ним. «Озаряя комнату своим присутствием», -завершил Лавалетт мысль фразой, подходящей для новомодного салонного романа, но почему-то очень созвучной происходящему. Взгляд его скользил по лицу и шее герцогини, и в нём уже было меньше почтительности вельможи, зато безошибочно угадывалось мужское желание прикасаться и обладать.

– Конечно, я говорю о себе, ибо вы ещё очень молоды, - рассмеялся кардинал, не отрывая глаз от губ Мари и понимая, что только воспитание и выдержка не позволяют ему незамедлительно накрыть их своими. О прочих обстоятельствах, вроде обетов, он не вспоминал. - Просто поверьте мне, ибо сейчас я мало чем отличаюсь от нашей юной подруги. Она оказалась беззащитна перед чарами шевалье, а я же - что ещё более объяснимо - пребываю в душевном смятении, разрешить которое способны только вы, ваша светлость.

– Разрешить мои сомнения, - поняв, что надежда отнюдь не призрачна, кардинал поднялся. Он уже не был неоперившимся юнцом, едва вступившим в светскую жизнь и до боли остро принимавшим любое высказывание и даже взгляд в свою сторону, но немногим меньше сейчас опасался отказа. - Смею ли я видеть во всём случившемся с нами некий знак, что судьба не желает, чтобы наши пути расходились? Ни в будущем, ни сегодня.

Поднося к губам холёную ручку герцогини и неотрывно глядя в её лукавые глаза, Лавалетт помнил о том, что привело его в этот унылый край и отчего стоящая перед ним дама никак не могла ужиться с его поручителем. И всё-таки в этот час все придворные дрязги и политические интриги должны были отойти ко сну, оставив их с Мари де Шеврёз в приятном беспокойстве.

– Иного истолкования происходящему я не вижу, - расстояние между двумя сократилось насколько возможно, прежде чем Луи, не дождавшийся мнения женщины, скрепил свои доводы поцелуем.

У иных планов Фортуны в этот вечер не оставалось шансов, и воспрепятствовать этому не смогли ни соображения более возвышенного порядка, ни возня внизу, затеянная всё-таки возникшим из забытья кузнецом. Побег прочь из этого затерянного захолустья откладывался, по меньшей мере, на то время, что этим двоим требовалось для поворота событий, не предусмотренного самыми тщательными размышлениями, но оттого ставшего вдвойне приятным.

В благотворном его воздействии сомневаться не приходилось, и довольная улыбка на лице Луи была тому подтверждением, когда они с герцогиней отдыхали под шум вновь зарядившего за окном дождя. Только теперь он уже не казался мужчине унылым напоминанием о потерянном времени.

– Похоже, мы не ошиблись, - умерив дыхание, он повернулся к Мари. Сейчас он был как никогда далёк от мысли, что эта женщина могла стать первопричиной множества неприятностей, не видеть же их в её безупречном теле, податливости и страсти, только что открывшихся ему. Слова давались с трудом, и свою благодарность и нежность он вложил в объятия, за пределами которых остались их обязательства и вся прочая жизнь.