Луи-Франсуа понимал, что  дома его ждут непростые заботы, но, сосредоточившись на движении, не мог ни о чем думать, пока впереди не прорезались сквозь мглу крыши и башни Парижа. Дорога, казавшаяся бесконечной, осталась позади. Не доезжая сотни шагов до первых домов предместья, он придержал коня и дал знак брату. Никола подъехал к нему и остановился.  Выглядел он ужасно: бледный, под глазами темные круги. Бутвиль постарался сделать вид, что совершенно спокоен.
         - Мне кажется, что нам лучше не ехать тем же путем, как вчера, - сказал он деловым тоном. -  Тут есть объездная дорога, по ней мы можем добраться до ворот Сент- Антуан, на это нужно ещё некоторое время, зато оттуда до дома рукой подать. Ты выдержишь, скажи честно?
       - Выдержу, - ответил брату Илер. -  Если поедем быстро.
         По пути слабость накатывала несколько раз  и почти сразу отступала  –  зелье, приготовленное братом Амбруазом, оказалось воистину чудодейственным. Но насколько еще его хватит, было совершенно неизвестно. 
       По главной дороге, как обычно в утренние часы, к городским воротам двигались верениц ы повозок, тележек и фур,  груженых съестными припасами для столицы. Но путь вдоль рвов, окружающих стены Парижа, пустовал; раскисшая от недавних дождей почва теперь замерзла, и ничто не мешало быстрому бегу лошадей, почуявших близость родной конюшни.  У ворот Сент-Антуан толчеи было поменьше, двое скромно одетых дворян не привлекли ничьего внимания,  ещё чуть-чуть – и вот оно, долгожданное убежище…

Отредактировано Бутвиль (2018-11-16 11:38:48)

Бутвиль поддерживал младшего, пока за ними не  закрылись тяжелые,  прочные ворота городской усадьбы Монморанси. Привратнику не пришлось ничего объяснять, одного взгляда на смертельно  бледное лицо шевалье де Корнильона ему хватило, чтобы взяться за привешенный у входа колокольчик, вызывая из дома людей на помощь. Луи-Франсуа спешился, посмотрел на брата и спросил тихо:
       - Сам  справишься?
Пора было снова переходить  на "вы",  но так не хотелось...
       - Разумеется...
      До крыльца было всего шагов двадцать, но голова кружилась все сильнее. Потому через пару шагов  Илер был вынужден скорректировать свое смелое утверждение:
         - Если ты поможешь…
         Ему все-таки пришлось опереться на руку брата. Впрочем, крутое крыльцо других вариантов не оставляло изначально.
        Сигнал, поданный привратником, уже подействовал: во дворе появились конюхи, увели лошадей, из нижней кладовой выглянул повар, на верхнюю площадку крыльца выскочила горничная и тотчас скрылась. Наверно, побежала предупредить госпожу графиню.
        Только сейчас,  медленно ведя  Никола по истертым ступеням старинной лестницы,  Бутвиль сообразил, что в сумятице событий последних суток не успел придумать приемлемое объяснение для жены.  А правду говорить было нельзя.

Бледность Эмили, её глаза, голос, движения – всё говорило о такой острой, такой искренней тревоге, что у Бутвиля заныло сердце от невозможности ответить так же искренне.  Он даже не мог обнять её, боясь отпустить брата.
       -  Душа моя, бога ради, успокойтесь! Со мной всё в порядке, я цел и здоров,  а вот Корнильону не повезло… Прогулка закончилась не так, как мы рассчитывали.  Шевалье нуждается в уходе и помощи. Давайте же войдем в дом, устроим его, и я все вам расскажу…
      О том, что сам он устал, продрог и голоден, говорить ему не хотелось.

Сменить сапоги на туфли, позавтракать с любимой женой, забыть о заснеженной дороге, о ночи, похожей на тяжелый сон, в холодных стенах монастыря… Луи-Франсуа так ждал этой минуты отдыха!  И вот она настала – но где же покой?
       - Я сделаю и то, и другое, душа моя, и с превеликим удовольствием, но чуть позже.  Сейчас, сразу же, я должен кое-что объяснить вам…  - он взял Эмили за руку и подвел к оконной нише, где никто не мог бы их подслушать. -  Прежде всего, прошу вас не строить фантастических  предположений о том, что случилось. Шевалье де Корнильон ещё не бывал в окрестностях Парижа, и мы договорились встретиться у ворот Сен-Жермен и проехаться вместе. Вы понимаете? Не было никаких дуэлей!
      - Что же тогда случилось с шевалье де Корнильоном? Он же на ногах не стоит! И... ну право, никто же не гуляет по окрестностям ночь напролет!
        В голове у мадам де Бутвиль мелькнула мысль, что ночами мужчины могут гулять совсем в другом месте. В котором могут и ранить, и убить - она хорошо помнила, на что был похож ларошельский бордель.
      - Подобных прогулок я и врагу не пожелал бы, - хмуро ответил Бутвиль. - Шевалье  попал в беду из-за собственной неосторожности… и моего недосмотра. Он решил зайти погреться в одно сомнительное заведение, а я не предупредил его, что в пригородные трактиры прилично одетому человеку не стоит заходить в одиночку. Сам я был еще не готов к выходу, спохватился,  послал туда слугу,  но было уже поздно…
- Вам тогда надо было послать за каретой, а то вдруг ему хуже стало? Он ранен, да?
     - Он не ранен, - мысленно попросив у выcших сил поддержки, начал сочинять граф. - Его опоили, усыпили, вывели из трактира в какой-то заброшенный дом и ограбили. В том числе, сняли и верхнюю одежду.  Хорошо, что Перрен успел заметить, куда его утащили, но пока мы туда добрались, он уже довольно долго пролежал в одной рубашке на ледяных камнях, на снегу...  Никакой кареты в тех трущобах я бы не нашел, а кони у нас были. И я понимал, что нужно быстро укрыться где-нибудь в теплом месте.
       - О Господи! - испугалась Эмили. - Где же вы ночевали?
        От усталости, волнения и голода Луи-Франсуа почувствовал, что его подташнивает.  Глубоко вздохнув раз и другой, он сумел успокоиться и объяснил:
       - От того места, где мы находились, было примерно полпути до города и до Мёдона. Я не хотел, чтобы в Париже нас видели вдвоем при том, в каком ужасном состоянии был Илер.  Ведь все подумали бы... то же, что, наверно, подумали вы. Я отправил Перрена домой, и мы поехали туда... в Мёдон. Там есть обитель капуцинов, и  нашелся очень неплохой лекарь, Мы переночевали, Илеру оказали помощь, но лихорадка уже началась, и на обратном пути ему стало совсем худо...
          Эмили куснула губку.
          - Если бы Перрен хотя бы сказал, что вы живы и здоровы...
          - Он, видимо, побоялся, что вы начнете его расспрашивать - и не знал, как я к этому отнесусь. У слуг свои соображения...
     Худшее уже было позади. Бутвиль потер ноющий висок и решился добавить еще кое-что.
         - Эмили, милая моя, я понимаю, что вам пришлось сильно поволноваться, но вы ведь уже знаете - лучше, чем многие другие женщины - каким превратностями грозит нам жизнь!
        Мадам де Бутвиль тяжело вздохнула и уткнулась лбом в грудь мужа, пробормотав:
      - Лучше бы я не знала... Вы...  вы идите есть...
     -  К сожалению, богиня судьбы не спрашивает, чего нам хочется, - обняв жену и целуя её в макушку, отозвался Луи-Франсуа. - Но я прошу вас не печалиться так сильно... и не сердиться на шевалье де Корнильона.  Он дорог мне потому... потому что помогает забыть ужасную потерю. И мы сейчас поступим вот как: я проведаю Илера, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, потом вернусь к вам, воспользуюсь и теплой водой, и шлафроком, и завтраком... только вместе с вами.  И сегодня до вечера я буду полностью в вашем распоряжении!
         Эмили подняла к нему усталое личико и улыбнулась нежно и чуть-чуть лукаво:
         - Только если вы меня сию минуту поцелуете...
         Луи-Франсуа исполнил ее просьбу, и так усердно, что с трудом сумел оторваться от этого занятия. Но все-таки вспомнил о брате и вышел, предвидя еще один трудный разговор.

У Бутвиля не было времени обдумать, какими именно словами следовало бы выразить то, что занимало сейчас его мысли, но он надеялся, что брат его поймет.
       -  Ты осознал, что это наша первая общая история с тех пор, как мы не знали дел опаснее, чем залезть на башню или похитить окорок из буфета? Я хочу, чтобы ты вспомнил: сколько нас садилось за стол в отцовском доме? Сейчас уже и дом не наш,  и из всей семьи остались, по сути, только мы. Понимаешь?  Встреча была дарована нам не случайно, и я не оставлю тебя ни ныне, ни впредь. Ничто уже не будет как раньше, но я прошу тебя: дорожи тем, что нас двое, а когда дела наши поправятся, надеюсь, ты сможешь вернуть себе свое истинное имя. Вот, собственно, и все…
          Сразу столько всего вспомнилось, столько всколыхнулось..  И среди стольких мыслей просто не находилось места словам. Потому Илер лишь молча кивнул. И только потом заговорил:
       - Мы выросли  - теперь истории куда серьезней.  И платить очень часто приходится кровью. Тогда при самом худшем раскладе я рисковал всего лишь застрять наверху башни на  пару часов… Теперь же цена любой серьезной ошибки – жизнь. И ты не хуже меня знаешь, что за первой такой историей последуют вторая, третья и далее…
        Молодой человек снова поднес к губам бокал, сделал глоток.
       - Кстати, Луи, как ты представил нынешнюю историю своей жене?
       - Вот в том-то и беда, что историй будет много, - хмуро ответил Бутвиль. -  Необходимость скрывать наше родство заставит нас еще не раз хитрить, выдумывать, и кто знает, как далеко это нас заведет и какие сложности создаст...  Я сказала мадам де Люз, что мы условились прогуляться за городом, но на тебя напали бандиты с целью грабежа, - где именно, я не уточнял, - что ты долго лежал на снегу и оттого заболел.  И еще скажу, что ты не хочешь в таком виде показываться на глаза даме.
Объяснение, которое придумал Луи-Франсуа,  Илера вполне устроило. Главное, оно выглядело правдоподобным.
        - Ну что же, значит так и будем говорить. А насчет хитрить и выдумывать…  - молодой человек посмотрел на брата. -  Может, к черту весь этот маскарад?
        - Видит бог, я с превеликим удовольствием так бы и сделал.  Если бы ты служил испанцам когда-то прежде, - о, как было бы славно представить тебя всей родне, и в первую очередь кузену Анри, который точно нашел бы тебе подходящее место в своей армии.   Пусть себе кто захочет, выясняет, где ты был все эти годы - это не страшно...   Но ты им служишь сейчас!  А я, по сути, нахожусь в опале и словно бы завис между небом и землей, в ожидании, пока высшие силы либо помогут мне твердо стать на ноги, либо окончательно погубят.  Ни тебе, ни мне раскрытие нашего родства не принесет облегчения, проще нам не станет! Давай не будем сейчас ничего менять. Когда ты выздоровеешь - там подумаем...