- Не с матушкой, - смутился Жюль-Сезар, торопливо перекрестился и прижал к губам три пальца, чтобы, не дай Боже, не накликать беду, - сохрани Боже, не с матушкой, она жива и здорова… пока.

Мысль о том, каким горем станут для матушки его вести, повергла его в новый приступ отчаяния, а ведь нельзя было не сообщить! Долг чести, это так потому и называлось, что его нельзя было взыскать по суду, у него так точно, ведь он был несовершеннолетний. Но это только означало, что он обязательно, непременно должен его вернуть - а как? Матушка наверняка не поймет - может, даже о суде будет думать, а ведь нельзя, от него все отвернутся…

- Мне нельзя, нельзя ей говорить, - пожаловался он, чуть не плача. - И ведь она же все равно не поможет, а только огорчится, а у нее здоровье…

Жюль-Сезар снова вскочил.

- Сударыня! Умоляю, пожалуйста! Нет! Не рассказывайте ему, я… - он поспешно поставил бокал обратно на стол, чуть не сбив с него графин. - Я просто сказал… Не чтобы вы…

Глаза его снова наполнились слезами. Она так явно ему сочувствовала, графиня де Люз, казалась такой искренней, такой великодушной, он сам не понял, как ей признался, но одна мысль о том, что она теперь все расскажет - сперва мужу, а потом, может, и еще кому-нибудь - привела его в совершенно животный ужас, и Жюль-Сезар кинулся наутек, напрочь забывая, что не только назвался сам, но и упомянул и полк свой, и должность.

Жюль-Сезар, который непременно слетел бы с лестницы, если бы незнакомец не удержал его, покраснел до самых ушей и поспешно высвободился. Слишком часто в полку шутили про его юность и невинность, чтобы он мог не испугаться сразу же, как он выглядит и что про него подумают.

- П-п-простите, сударь. Я… т-торопился.

Некоторые из его однополчан подняли бы шум - придрались бы к тону, к словам, что угодно, лишь бы не извиняться, но Жюль-Сезар ссоры не любил, хотя сейчас это было некстати - ведь если бы он оскорбил незнакомца, тот бы его вызвал и, может, убил бы, и тогда все бы решилось, хотя, конечно, матушка…

Если история, случившаяся в Шалоне, имела некоторый привкус трагедии, то сейчас графу де Люз показалось, что он участвует в какой-то комедии.  Мадам д'Анси вполне годилась на роль заботливой дуэньи,  мадам де Люз - главная героиня,  он сам - хммм... то ли обманываемый муж, то ли благородный отец... но этот невесть откуда взявшийся кузен? Нет, на роль героя-любовника тот явно не подходил.
          - Вы так заботитесь о моей супруге, сударыня, - с учтивой улыбкой сказал Бутвиль мадам д'Анси , - Я вам весьма благодарен. Не смею вас более задерживать. Мне хотелось бы пообщаться... с кузеном из Пуату в семейном кругу.   
          Скорее всего,  мадам д'Анси хотелось бы поподробнее узнать о новоявленном кузене дорогой графини де Люз, но она была слишком хорошо воспитана, чтобы не подчиниться требованию главы семейства. Она ответила улыбкой и покинула комнату.
          - Итак, Жюль-Сезар де Бадремон? -   окинув ироническим взглядом странного юнца, явно пребывавшего в расстроенных чувствах, произнес Бутвиль. - Поскольку никакого пожара я в городе не наблюдал, думаю, у вас найдется некоторое время,  чтобы объяснить причину вашего появления? То, что вы не кузен, я знаю точно. Но вы действительно из Пуату? Каюсь, тамошнее дворянство мне мало известно...

При последних словах Жюль-Сезар вспыхнул до корней волос и метнул на г-жу де Люз отчаянный взгляд. «Детский лепет»! Эта прелестнейшая, добрейшая из женщин снизошла до него и до его несчастья, но ее муж, очевидно, видел в нем всего-навсего мальчишку - и справедливо! Что он за мужчина, если приходит со своими бедами к даме, да еще и едва ли не его лет?!

- П-прошу п-прощения, сударь, - сказал он тоном, который, не будь он исполнен глубочайшей обиды, несомненно, был бы образцом холодного достоинства, - г-госпожа де Люз… я неуд-дачно в-выразился. Не смею д-далее отнимать у вас д-драгоценное ваше время.

Юноша поклонился и, уже шагнув к двери, вдруг осознал, что еще означали слова г-на графа. «Нечто новое»?! Он сделался из красного почти белым и едва не запутался в собственных ногах, пытаясь толкнуть дверь, за которую следовало тянуть.

Отредактировано Провидение (2018-12-23 00:03:29)

Наблюдая за Бадремоном, граф невольно вспомнил о трудностях и бедах, которыми с излишней щедростью осыпала жизнь его младшего брата,  и сказал уже гораздо мягче:
         -  Я не всемогущ, и не могу ничего обещать заранее. Но если помочь будет в моих силах, вы можете рассчитывать на меня, шевалье. Сядьте же, успокойтесь и приступайте к рассказу.  И вы, душа моя, садитесь тоже.  Вам, видимо, история шевалье де Бадремона уже известна, но прошу вас дать ему  возможность самостоятельно изложить её.

Бутвиль сокрушенно вздохнул и покачал головой: пристрастия к игре в карты он никогда не испытывал, но видел немало случаев, когда она доводила людей до еще худшего состояния, чем этого неразумного юношу. Но чем можно ему помочь? Дать денег - чтобы Бадремон превратился теперь уже в должника графа де Люз? Но "сто пистолей и не только" - это многовато, найдется ли у них сейчас такая сумма? Нет, это не выход. Тогда что же?
         - Итак, если я правильно вас понял, -  стараясь не выказывать свое сочувствие, спокойно заговорил Луи-Франсуа, - вы задолжали более ста пистолей, выдали расписку в том, что уплатите долг, а сейчас не в состоянии изыскать необходимую сумму? Но указан ли в расписке срок уплаты?  Если у вас есть какой-то запас времени, тогда можно принять одни меры, если срок невелик - другие.
         Давая Бадремону время, чтобы собраться с духом и ответить, граф повернулся к Эмили. Жена  исправно исполняла обязанности квартирьера, и он давно уже доверил ей распоряжаться кошельком и производить необходимые  расходы; теперь он спросил негромко:
         - Душа моя, какими средствами мы располагаем?

Жюль-Сезар, уже открывший рот, чтобы ответить г-ну графу, покраснел до ушей и отвел глаза от г-жи де Люз, уставившись в пол. Тридцать четыре пистоля - а у него было шесть… ну, то есть раньше было, до того, как он проигрался, а с собой ему матушка дала восемь, и он сперва чувствовал себя кумом королю, а потом - ужасным мотом и транжирой, а потом - скаредным жадюгой, а потом сел играть с г-ном де Питраком и стал… слов не было для того, чем он стал! А они оба, и г-жа де Люз, и г-н граф, были столь немыслимо великодушны, когда…

Он знал, конечно, что не может принять у них деньги, но он должен был хотя бы сказать им всю правду, и извиниться, и может, г-н граф что-нибудь придумает...

- Я не… я обещал… какую-то дату, - признался он. - Просто… обещал. Заплатить. Но… это же… долг чести, да? Надо… как можно скорее?

Если бы тут было где-то дерево, он, конечно, стукнулся бы сейчас дурной своей головой об ствол, но в гостиной г-жи де Люз дерева, конечно, не было, да и ему было бы стыдно… при ней… но ему и без того было ужасно стыдно, и поэтому он добавил еще, хотя его никто не спрашивал:

- Я не понял… как это так много… Я написал сперва… на тридцать ливров. И еще потом… на не очень много, ну, то есть много, но… я хотел отыграться, и я писал… и еще… а потом он предложил… зачем так много бумажек, лучше одну… и вдруг как-то… я не знал, что это так много…