Кучер облизнул бледные губы.

- Так знает она меня, - буркнул он. - Я ее возил уже, раньше. И письмо, опять же, я ж с письмом приехал.

- Я написала мадам Мерль письмо, - пояснила герцогиня, оказавшаяся в эту минуту заметно менее взволнованной, чем кучер. - Робен должен был привезти ее вместе с маленьким Илером. Ей пришлось бы прожить здесь несколько дней… или недель, или месяцев. Не всякого ребенка одинаково легко отлучить от груди.

- Вот, - с явным облегчением подтвердил кучер. - Вот так.

- Муж мадам Мерль умеет читать, - добавила герцогиня, теребя каштановый локон, - но я же запечатала письмо… И вообще, какая разница?

- Муж был, - кучер снова покосился на г-жу де Ларошфуко, словно надеясь, что она подскажет ему правильные ответы. - Он это… он мне письмо дал. Сказал, стал-быть, что ее нету. Уехала.

- Уехала? - повторила герцогиня, морща лоб. - Сама? А почему вы мне сказали, что она пропала?

- Ну, так и пропала же, ваша милость! Ежели и муж ейный не знал, куда она уехала, значит, пропала?

- У них нет других детей, - пояснила герцогиня для г-жи де Бутвиль. - Она здоровая молодая женщина из хорошей семьи, ее собственная дочь скончалась, и она взяла сперва Анну-Франсуазу, а теперь Илера.

Судя по хорошенькому личику герцогини, она также пребывала в недоумении, хоть и неясно было, что ее смущало: описанная г-жой де Бутвиль картина или то, что из нее следовало. Кучер, однако, пусть и оторопевший сперва не меньше хозяйки, пришел в себя первым:

— Так разве ж я сказал, что он преспокойно че сказал? Вот и нет, он напротив места себе не находил и сам не знал, что думать! Потому как она пропала, а ему оставили тоже письмо, чтоб не искал, а другое письмо ее светлости передал. Он бы и передал, только оказии все не было, да и не так много времени прошло, а тут я приехал, и он, стал-быть, мне письмо для ее светлости отдал.

- Вы думаете, - выслушав кучера, герцогиня снова посмотрела на г-жу де Бутвиль, - что мадам Мерль не пропала, а ее увез ее муж? Или что он стал сообщником тех, кто ее похитил? Уверяю вас, это невозможно! Они хорошие люди, и мы им очень хорошо платили… ну… немножко задержались с оплатой, но они же прекрасно знают, что не останутся без награды!

- Он сказал еще, Мерль, что ему в его письме запретили самому ее искать, жену-то его. Что если, мол, будет искать, то только труп ее и найдет. А вам разве не сказали, чтобы вы не искали?

- Так я и не ищу, - герцогиня заломила руки. - Я только… Вы ведь не будете искать?

Судя по переменам в ее лице, она настойчиво пыталась подмигнуть своей гостье.

Кучер, как видно, обладал живым воображением: при упоминании о повешении он заметно переменился в лице и судорожно сглотнул - не иначе как из сочувствия к своей госпоже, которая также побледнела, пусть и мгновением позже.

- Ох, если он умрет!..

- Да сохрани Боже, ваша милость! - заверил кучер. - Кто ж такого кроху убивать-то будет, он же и нагрешить-то не успел!

- Мое бедное дитя, - глаза герцогини наполнились слезами. - Эмили, дорогая, я вас умоляю, я не переживу… еще и Илер!..

- Вы бы ей сказали, чтобы никуда не ездила и ничего не разнюхивала, - посоветовал Робен, бросая на юную графиню откровенно враждебный взгляд. - А то ведь мало ли чего выйдет, неровен час, напугаются они… эти, которые записку написали.

- Ах, записка! - герцогиня взялась за изящный бронзовый колокольчик в виде одетой на испанский манер дамы и, не успела служанка, появившаяся столь быстро, словно подслушивала под дверью, сделать книксен, велела: - В моей спальне, в шкатулке с сапфировым ожерельем, лежит платок. Принеси его сюда, только не разворачивай. Ах, нет, принеси всю шкатулку. И флакон с духами. Любыми.

Служанка исчезла, и герцогиня вновь повернулась к Эмили:

- Оно пахнет, - извинилась она. - Письмо.

Герцогиня, похоже, не заметившая в пылу владевшего ей беспокойства оскорбления, нанесенного ее гостье, не смогла остаться равнодушной, когда та сама заговорила об этом, и, едва позволив Эмили договорить, напустилась на кучера:

- Да как вы смеете отзываться так о графине де Люз! Или вы полагаете, что место в моем доме и ваше мастерство дают вам право на большее нежели повиновение?

- Сохрани Господь, ваша светлость, - пробормотал заметно побледневший кучер. На лбу его выступили крупные капли пота, и на Эмили повеяло слабым, но отчетливым запахом серы. - Это ж я тревожусь, ваши милости, о молодом господине тревожусь,  прямо в груди екает, так тревожусь.

- Ты знаешь, кто похитил его и кормилицу? - во взгляде, который герцогиня бросила на Эмили, явственно читалась надежда. - Ты что-то подозреваешь? Говори же!

Кучер лихорадочно затряс головой.

Герцогиня бросила на Эмили исполненный надежды взгляд и вдруг тоже сморщила носик, покосилась на кучера и конвульсивно стиснула подрагивающие руки.

— Мое бедное дитя, - она перекрестилась с видимым облегчением. - Я… я должна за него помолиться!

Она опустилась на колени прямо из кресла, в котором сидела, и, молитвенно сложив руки, зашептала: "Dominus regit me, et nihil mihi deerit…"

Шмыгнувшая в кабинет служанка замерла на пороге, прижимая к груди свернутый в прямоугольник платок, и, когда герцогиня умолкла, торопливо переложила в левую руку флакончик, который сжимала в правой, и осенила себя крестным знамением:

- Аминь, ваша светлость.

- Аминь, - герцогиня бросила настороженный взгляд на кучера, принюхалась и еще раз перекрестилась. - Жаклин, ты не чувствуешь?..

Служанка яростно закивала:

- То ж Робен, ваша светлость, говорят, он дьяволу душу продал.

- Ваша светлость! - возопил кучер. - Да что ж это такое, поклеп же возводят! Мне ж и врач сказал - болею это я, а как выз-… выдр-… вы-дзо-… Как пройдет, так и пройдет - запах, стал-быть пройдет! Не велите гнать, ваша светлость!

От письма действительно пахло духами, но даже через их густой цветочный аромат пробивалась та же вонь, усиленная неприятным запахом вареных яиц.

- Серой же в аду пахнет? - дрогнувшим голосом произнесла герцогиня.

- Ваша милость! - насмерть перепуганный кучер плюхнулся на колени, заламывая руки. - Да разве ж я… Это ж болезнь, от живота у меня, живот так и крутит, но это ж пройдет.

- И вы посмели… - Лицо герцогини закаменело, каждое ее слово срывалось с ее губ словно глыба льда: - Вы поехали за моим сыном с такими миазмами?

Во взгляде, который кучер бросил на графиню де Люз, читалась животная ненависть.

- Я… я ж его не трогал, я ж близко не подходил…

Отредактировано Провидение (2024-02-27 01:38:55)

На лбу кучера проступили крупные капли пота, и запах усилился, так что герцогиня, схватив принесенный служанкой флакончик, поднесла его к лицу.

- Да никто, ваша милость, то есть кто-то, может,и трогал, то есть, конечно, трогал, и кормилица, и муж ейный, ну, кому положено, тот и трогал, наверно, а я не трогал, и я обтираюсь, ваша милость, и кровь мне пускали, как доктор велел, чтобы запаха не было, не велите гнать!

Мольба эта осталась без ответа:

- "Ежели ваша милость, - неожиданно сказала герцогиня, - желаете обратно вашего господина Илера получить, то мужу вашему ни слова, и никому ни слова, а соберите пятьсот ливров и отдайте вашему кучеру, чтобы он нам в деревню отвез, а мы тогда ему ребенка. А больше никого не посылайте и никому не говорите, а если кто чужой в деревне появится да станет вопросы задавать, мы сразу узнаем, и вы тогда своего сына никогда больше не увидите". Видите, я знаю все наизусть.

Она ошиблась в нескольких словах, и ее звучный голос и интонации поразительно не подходили к тексту письма, так что казалось, что она шутит. Внезапно сорвавшийся с ее губ нервный смешок лишь усилил это впечатление.

- Мне кажется, это все не по-настоящему, - призналась она.

Отредактировано Провидение (2024-03-01 03:37:48)

Кучер, набычившись, уставился на молодую женщину.

- Что это вы имеете в виду, ваша милость? - голос его звучал воинственно, но почти сразу он нервно облизнул губы. - Что это значит, они мне доверяют? Никто мне не… то есть ну, то есть доверяют, ее светлость, я надеюсь, но эти, черт их знает, кому они доверяют, только вот я ж, значится, за маленьким господином приехал, вот они меня и назвали, потому как видели, ну, то есть это я так думаю.

Герцогиня, все еще прижимавшая к носу флакончик с духами, вдруг попятилась.

- Вы продали душу дьяволу? - дрожащим голосом произнесла она. - Он продал душу дьяволу?

- Да ваша ж милость! - Робен попятился, и забытая всеми служанка шарахнулась от него, открывая ему выход из кабинета. - Ей-богу же…

Он с присвистом вздохнул и повторил: "Ей-богу же, ваша милость!", перекрестился и снова отступил на шаг:

- Не продавал я никому душу, всеми святыми клянусь.

На перо в руках Эмили и на ее слова он явно не обратил никакого внимания.

Герцогиня тоже заметно растерялась:

- Вы же думаете, что это он? - спросила она. - Что он с этими негодяями спутался и это дьявольское наущение? Он же не стал бы сам, он же нам уже десять лет служит, а если он продал душу дьяволу, то она же вроде как уже не его, и…

- Ваша светлость! - взвыл насмерть перепуганный кучер. - Христом-Богом клянусь, не продавал я ничего! Ваша светлость, это ж меня от церкви еще отлучат, когда я ж ничего… - Он судорожно сглотнул, отводя взгляд, и продолжил: - Когда я ничего не продавал, ни дьяволу, ни кому еще. Вот на кресте поклянусь! - он завертел головой, словно выискивая в кабинете распятие, не нашел и ударил себя кулаком в грудь: - Ей-богу же, я добрый христианин, я…

Он выхватил бумагу из рук Эмили, схватил перо и, морщась и гримасничая, начал писать - тем же, корявым, прыгающим почерком, которым было написано письмо герцогине.