Герцогиня, также морща нос, взяла бумагу и, поднеся ее поближе к глазам, начала читать, то и дело взглядывая на подругу. Не найдя, похоже, ничего, заслуживающего внимания, в каракулях кучера, она с отвращением уронила бумагу на стол:

- Ну, - нерешительно проговорила она, с сомнением следя за передвижениями юной графини, - ну, наверно, если он написал…

Очевидно было, что она ничего не понимает, и кучер, впившийся в нее исполненным надежды взглядом, испустил столь глубокий вздох, что даже заколыхались кружева ее пышного воротника.

- Ваша светлость! Христом-Богом!.. - он осекся, провожая глазами юную графиню, а затем уставился на застывшую в дверях недоумевающую горничную. - Ваша…

Горничная, взвизгнув, бросилась прочь, а кучер оторопело уставился на герцогиню, потом посмотрел на г-жу де Бутвиль и вдруг переменился в лице.

- Значит…

Не договорив, он тоже ринулся к выходу.

Робен, пусть и не отличавшийся ни гигантским ростом, ни силой, так яростно рвался из удерживающих его рук, что дважды почти вырвался, и справиться с ним удалось, только повалив его на пол. Двое усевшихся на кучера сверху лакеев сделали слабую попытку подняться, но тут же сели обратно, когда Робен, изрыгая проклятия, едва не высвободился.

Герцогиня, очевидно недоумевающая и перепуганная, вцепилась в рукав подруги:

- Что происходит? Он соучастник, да? Как вы догадались?

К двум лакеям присоединился еще один, затем еще один, и вместе они наполовину доволокли, наполовину дотащили отбивающегося кучера до кабинета и свалили на пол у ног поспешно отступившей герцогини. Запах серы стал почти невыносимым.

- Почерк? - повторила герцогиня с такой растерянностью, словно и не подозревала, что разные люди могут писать по-разному, или, что вернее, словно ей бы и в голову не пришло обратить внимание на почерк прислуги. - Какая же вы умная!

Фраза, которая при любых иных обстоятельствах отдавала бы пренебрежением или насмешкой, в ее устах прозвучала почти восхищенно, пусть даже и с опаской - как известно, женщину ум не красит.

- Ваша светлость! - угроза графини, похоже, подействовала: кучер, оставив попытки вырваться, с мольбой уставился на герцогиню. - Христом-Богом клянусь… не сделал я ничего!

- Негодяй! - глаза герцогини сверкали. - Ты еще смеешь отпираться! Ты еще смеешь Господа поминать!

— Пощадите, ваша светлость! Ей… ей-же-ей, не сделал! Пальцем не тронул!

- В-в-ваша светлость! - Робен, похоже, полностью утратил волю к сопротивлению, и, хотя державшие его лакеи слегка ослабили хватку, с нескрываемым любопытством таращась то на свою госпожу, то на ее гостью, попыток вырваться кучер больше не предпринимал. - Ей-же-ей, бес попутал…

- Где он? - пронзительно взвизгнула герцогиня, забывшая, казалось, и о прислуге, и о подруге. - Что вы с ним сотворили?

- В-ваша светлость!.. Да ничего же, ей-Богу! Помилуйте, ваша светлость, доктор же… последнюю рубашку снял… даже цепку женину… люльку… А запах-то так и не делся никуда! А он ходит!

Герцогиня словно в полусне тряхнула головой:

- Окно, - приказала она. - Откройте окна! Так он… там? Он… не пропал?

- Там, там, ваша светлость, - кучер всхлипнул, вытирая щеку, по которой уже ползла крупная слеза. - Я же не злодей какой, ваша светлость, я ж добрый христианин!

Отредактировано Провидение (2024-03-19 03:40:42)

- Что "уму непостижимо"? - обиделась герцогиня. - Там же написано! - она качнула головой в сторону письма. - Вы же читали! Что, если в деревне кто-то посторонний появится, Илера убьют! Я потому и не сказала никому! Я за вами послала! Я думала, вы придумаете, как туда незаметно поехать! Я же не знала, что это он! Он же много лет…

Она с такой ненавистью посмотрела на кучера, что тот завозился снова, и один из лакеев от души пнул его под ребра:

- Вот ведь дрянь какая! - прошипел он. - Вот ведь…

Он осекся, получив тычок от товарища, и отвесил неловкий поклон герцогине, этого даже не заметившей, так она была возмущена, и, когда графиня, вместо того, чтобы ответить, снова обратилась к кучеру, герцогиня даже ножкой топнула:

- Вы разве не слышали? Я думала, он его убьет!

- Материнское сердце же, - угодливо прошептал старший лакей, и кучер, всхлипнув, взмолился:

- Ваша светлость, ведь ничего ж!..

Одного косого взгляда госпожи хватило, чтобы заткнуть ему рот.

Герцогиня испуганно всплеснула руками, явно расценив слова гостьи как небрежно завуалированный упрек.

— Дорогая моя, что вы! А покушать? Ах, я совершенно забыла о своем долге хозяйки! Уберите это отсюда! — небрежным кивком она указала на кучера и тут же уточнила: — И заприте как следует. Дорогая моя, вы же не сердитесь? Простите меня, я совсем  потеряла голову от беспокойства!

Поток излившихся из ее уст приказов показал, однако, что либо она слукавила, либо признания кучера восстановили ее телесную и душевную целостность: трапезу было велено сервировать в малой столовой, двум дамам из числа тех, что занимали м-ль де Вансак, надлежало оставить ее на попечение фрейлин и присоединиться к своей госпоже и ее гостье, покуда в кабинете, откуда герцогиня немедленно увлекла г-жу де Бутвиль, приберутся и покурят благовониями.

— И вам следует переменить платье, — закончила герцогиня, и спешившая впереди них горничная распахнула перед ними дверь спальни. — Милочка, то, лазоревое. С галуном. — Она окинула графиню критическим взглядом. — Корсаж на вас отлично затянется, а синее вам очень к лицу. Как и мне.

— Моя дорогая! — растерялась герцогиня и повернулась к своей горничной, словно бы за поддержкой. — Тогда только юбку?.. Или нет! Мы просто поедим здесь, и вас никто не будет смущать! Мою шкатулку!

Горничная, присев в реверансе, больше похоже на кивок, метнулась в гардеробную, а герцогиня, вытащив откуда-то моток кружев, вложила его в руки гостьи:

— Вот, вам же надо будет заменить манжеты. Какая вы проницательная! Но каков же негодяй! Он знал, что я выставлю его, если узнаю про миазмы, и притворялся, но ему и этого показалось мало!.. Я пошлю за Илером: распоряжусь сейчас, и завтра же на рассвете… Господи, а если он снова солгал? — огромные глаза ее распахнулись еще шире, и она молитвенно сложила руки. — Дорогая моя, только не уезжайте еще, не бросайте меня одну! Господин герцог узнает завтра, но при вас он не станет…

При появлении горничной она оборвала себя на полуслове и, откинув крышку ларца, который та держала в руках, принялась в нем рыться.

— Боюсь, его не повесят. Я прикажу, конечно, его высечь… Какой же негодяй… А, вот! — она протянула молодой графине изящное золотое ожерелье с синими камнями. — Я как раз думала, как он пойдет к вашим глазам!

Горничная перехватила поудобнее тяжелый ларец, провожая подарок восхищенным взглядом.

Отредактировано Провидение (2024-04-18 17:48:36)

Герцогиня прижала к груди ожерелье и устремила на графиню взгляд раненой лани.

- Конечно, мы подруги! - с жаром заверила она, но в ее голосе все-таки слышалось недоумение. - Неужели вы сомневаетесь? Когда я вам так благодарна! Неужели… - она посмотрела на отвергнутое кружево, потом нервно обмотала ожерелье вокруг тонких пальцев и попыталась снова: - Вы меня просто спасли! И меня, и моего сына! И что же, я даже ваши испорченные манжеты не могу заменить? Это же из-за моего слуги, этого негодяя…

- Господин граф, может, решит себе всякое, - с фамильярностью любимой горничной предположила служанка, протягивая ей открытую шкатулку.

Герцогиня красноречиво вздохнула и ответила, и ей, и г-же де Бутвиль:

- Господин герцог будет так недоволен…

Заметно приободрившаяся герцогиня едва ли в ладоши не захлопала:

+ Конечно, я отвезу вас, куда вы только захотите! Даже к маркизе, если вам хочется. Только поверьте, это ужасно скучно. Они делают вид, что они самые умные, только и говорят, что о каких-то выдумках, и читают стихи. Вы понимаете, конечно, я люблю стихи, но этот господин, не помню его имени, ужасно шепелявит! А самый любимый поэт маркизы… нет, вы только ничего не подумайте, у них все прилично, маркиза де Рамбуйе - самая достойная женщина в Париже, никто ее ни в чем не подозревает!.. Но он ведет себя так нагло, словно у него родословная длиной с мою руку, имения в каждой провинции и титул коннетабля впридачу! Он и эта вульгарная рыжая особа. Она меня перебила, представьте себе!

Горничная, успевшая меж тем незаметно забрать у госпожи ожерелье, убрать его в шкатулку, а шкатулку закрыть и спрятать, заняла место позади графини де Люз и из этой выигрышной позиции принялась подавать герцогине знаки, сперва зачерпывая что-то невидимой ложкой, а потом облизывая пальцы, пока герцогиня, завороженно наблюдавшая за ней, не ахнула вдруг:

- Кушать! Пойдемте скорее кушать, моя дорогая! Вся эта духовная пища совсем не насыщает!