Стоит признать, что мадемуазель Буше, задавая свой вопрос, не кокетничала, не прикидывалась и не говорила первое пришедшее на ум, лишь бы сказать, а была полностью искренна в своем незнании. И маневр Поля, что бы им ни двигало, ей не понравился, потому что слишком уж походил на желание увести разговор в другое русло, а то и вовсе сбить с толку. А Мадлен, как бы не была рада видеть своего жениха, еще больше хотела знать, к чему именно она прибыла в этот день, то есть с чего все начнется, как только дорога закончилась.
А может, она еще немного опасалась расспросов со стороны Поля. Ведь, вздумай он спросить ее о путешествии, как ей придется признаться, что совершила она его в компании одного наемника (как понятно, мужчины), да еще и заплатила ему за услуги двести пистолей. Сумма была настолько безумной, что Мадлен едва на нее согласилась, и то с отчаяния, и как только все закончилось, немедленно начала жалеть, правда, не о том, что согласилась, а о том, что не попыталась поторговаться еще немного и как-нибудь так хитро, чтобы хотя бы сбить цену. В общем, ей надо было признаться сразу в двух вещах, и Мадлен никак не могла решить, какая из них окажется в глазах Поля худшей.
- Ты не ответил на мой вопрос, Поль. Как ты собирался объяснить мэтру Комартэну меня, если чуть ли не договорился жениться на его дочери? Не хотел же ты его убедить, что надеешься побыстрее овдоветь?

- Ах Комартэн навел справки, ну конечно... - не без ехидства согласилась Мадлен.
Пожалуй, у этого нотариуса есть свои планы. Может, более сложные, чем можно предположить, и все-таки определенно они есть. Например, взять еще одного помощника и устроить между ними соревнование за долю в деле и руку дочери, а потом хорошо нажиться на стараниях обоих, в конце концов никого не удостоив награды. А может, и удостоив того, кто проявлял больше старания, смотрел преданнее или, наконец, не умер от какой-нибудь нечаянной болезни. Эти старые пройдохи бывают очень прижимисты, злы и охочи до того, чтобы поиграть с теми, кто ждет от них милости. Не то чтобы Мадлен так думала о своем отце, зато наблюдение за ним позволяло ей замечать это в других.

- Когда я обручилась? - Мадлен вдруг задумалась.
Как ни странно, но она не смогла сразу сказать, хотя было это совсем, считай, недавно. И хотя память у нее была отменной. Она помнила, что впервые к ней в окно Поль влез в пятый день августа уже, считай, три с половиной года назад. И что тогда луна была полной и желтой, как желтки у куриц тетушки Беттины. И что впервые отец чуть не застал их наутро после Рождества. И обязательно бы застал, если бы не хватил лишку накануне в самый Сочельник, из-за чего скатился по лестнице. И что уезжал в Париж Поль в третий день марта. Должен был позже, но весна была в том году такой ранней, что все уже высохло и чего было ждать? Да, отец так и сказал, мол, чего тут еще Полю ждать? А Мадлен это так задело, что она сердилась на Поля при прощании.
Так когда же она обручилась с Петанжем?
- Я помню, что впервые увидела, как отец разговаривает с господином де Криссе в день Святого Дени. Точно! Я видела это в окно лавки. Тогда еще Кривой Дени, как всегда, шутил, что в этот день от всего готов потерять голову. А обручение... - Мадлен изо всех сил наморщила лоб.
Как ни странно, вспомнился ей не жених, а его матушка, госпожа Петанж, с лица которой в тот день не сходило такое выражение, словно ее укусила в щеку пчела и ее перекосило.
- На следующий день после Дня Святого Николая.

- Такой почтенный нотариус, конечно, не может лгать, - позволила себе Мадлен очередную небольшую порцию ехидства. - Устрой все так, как тебе надо, пусть оно идет своим чередом, и лгать и не понадобится.
Ей было неприятно, что ее обвели вокруг пальца, да еще и так просто.
Украденные письма - и вот уже невеста соглашается на помолвку с другим человеком. Ей казалось глупым хранить верность мужчине, который за полгода и на одно письмо не расщедрился. И еще более глупым надеяться, что его молчанию есть какое-то снимающее с него все обвинения объяснение. Если бы он умер или тяжело заболел, до нее бы дошли новости, конечно, все-таки они кузены.
- Но письма пропали. Может, это не он их крал, а какая-нибудь служанка по его наущению. Но одно письмо ушло. По-моему, это была очень жестокая и расчетливая шутка. Я получила его в самый день свадьбы, не состоявшейся по чистой случайности.
Мадлен вспомнила, что не раз и не два, шутя, называла де Ронэ ангелом. Больше он походил на свою противоположность, но он же расстроил ее свадьбу, а потом еще и привез в Париж. Правда, первое - по злому характеру, второе - за двести пистолей, но, видимо, такие ангелы и достаются на долю дочерей простых торговцев.

Отредактировано Мадлен Буше (2024-03-08 13:12:46)

- Это будет вам уроком, мэтр Буше. Обо всем надо заботиться самому. Если ты помнишь, мой отец всегда так говорил.
Воспоминание о родителе болезненно отдалось в затылке, как будто только и ожидавшие, что о них вспомнят, отеческие проклятия стояли за спиной и готовились нанести удар.
Мадлен потерла нос, как делала это в далеком детстве, когда готовилась слукавить, хотя сейчас ничего такого делать не собиралась.
- Уже этим вечером? Уххх, - счастливо рассмеявшись, Мадлен аккуратно сложила стянутые перчатки, развязала, наконец, завязки плаща, скинув его за спину, и накрыла ладонями руки Поля. - Как ты думаешь, вся эта история звучит уже сказочнее, чем у твоих родителей?
Милый Поль... он даже не спросил у нее про Петанжа, не устроил допрос с пристрастием, как и что было, и вообще ничего не спросил. Мадлен вообще не удивилась, потому что слишком хорошо его знала, и в то же время знала, что это такая редкость, что почти чудо. И что лучшего доказательства, что никого лучше Поля не бывает, уже и найти нельзя.
- У меня есть сорок пистолей и два рецепта нашей двоюродной бабки Беатрис. Как ты считаешь, ты сможешь выиграть дело по получению моего приданого?

Было понятно, что на этот вопрос ответить все-таки придется, но прозвучал он, как все такие вопросы, неожиданно.
- Такая интересная история, - Мадлен смущенно засмеялась, как будто причина была в ней.
Вообще-то ужасно хотела обмануть. С каким бы удовольствием Мадлен сказала, что все сорвалось, потому что она получила письмо Поля и сделала вид, что заболела. В некотором, очень высоком смысле, это можно было даже считать правдой, потому что если бы Петанж не поссорился с де Ронэ и она бы получила письмо в самое утро свадьбы-которая-должна-была-состояться, то, наверное, так бы и сделала. По крайней мере, сейчас Мадлен была в этом уверена.
Но дело в том, что Мадлен не обманывала. Еще в детстве она хорошо уяснила себе, что вранье открывается всегда, так что стоит выбрать: получить хорошую взбучку сразу же или потом взбучку большую за проделку и еще обман. И Мадлен, умевшая смотреть вперед, однажды и навсегда выбрала первое.
И хотя сейчас казалось, что отец, Петанж, Амбуаз и все прочее находятся далеко-далеко, не стоило забывать, что для письма все это две недели пути. И кто-то однажды напишет о происшествии во всех подробностях. И это случится раньше, чем они с Полем поженятся и обзаведутся парой-другой отпрысков, когда все прочее будет сущей мелочью.
- Господин де Петанж повздорил с одним приезжим. Видимо, он праздновал будущую свадьбу. Приезжий ничего не праздновал, но тоже пил. А потом они дрались, и... - Мадлен вспомнила, как рассказывал обо всем ее провожатый и, подхихикнув, закончила, - Петанж не так уж плохо дерется, просто второй дерется лучше.
Она почувствовал очередной прилив глупого счастья от того, что никакой такой истории не могло случиться с Полем.
С Полем вообще все всегда будет по-другому. Ей всегда нравилось, как Поль целует ей руки, потому что это случалось только когда они были по-настоящему одни... И казалось, что это чудесно... Петанж же превратил это действо в странноватую церемонию, от которой только неловко. А мадам де Петанж, царственно протягивавшая свою усыпанную всем содержимым ее шкатулки (оставшимся) ручку "папаше Буше" в знак великого снисхождения, вообще низвела до нелепости. Отец всегда становился похож на балаганного артиста и, как подозревала Мадлен, не так уж незапланированно.
- Ранение накануне - и свадьбу пришлось отложить.

- Да, непредвиденные обстоятельства, которые не препятствуют совершению брака, - уточнила Мадлен. - Если бы жених очень стремился, то и в церкви мог бы отстоять без вреда для здоровья...  Но я бы не стала тут в чем-то обвинять его.
В Париже рядом с Полем легко было проявлять великодушие.
На вопрос Поля ответить было не так и просто. Можно было вообще задаться вопросом, а что Мадлен знала о своем женихе. И честно ответить, что почти ничего.
- Ну... деньги ему были нужны точно, - со вздохом ответила она. - В противном случае он бы так сильно не утруждался.
Что и говорить, невеста-торговка для дворянина была явлением гораздо более редким, чем любовница-торговка, или содержанка-торговка, или даже почти-вторая-жена-торговка. И раз уж никто не предлагал ни первого, ни второго, тем более третьего, наличие денежного интереса следовало признать основным. Это было правилом, на которое обижаться так же глупо, как на то, что к зиме с деревьев облетели листья. Мадлен и не обижалась, хотя обладала и гордостью, свойственной ее сословию не меньше, чем первому, и самолюбием.
- Он не очень-то разговорчив... и встречались мы не много.
Мадлен могла бы сказать, что Петанж ей вообще показался застенчивым, но такое предположение казалось таким смешным, что она не решилась его озвучить даже Полю.
Между тем, Поль справился со всеми пуговицами и, чтобы не утруждать его дальше, Мадлен сама распутала крепко стянутые завязки дорожного платья и вынырнула из него. Под простым коричневым облачением для пыльной дороги оказалось яркое васильковое платье, ворот которого был обшит пунцовыми шелковыми розами, которые Мадлен делала сама.
Вообще такое платье было сущим расточительством надевать под другое, но и практичная девушка иногда может сделать что-то по велению души. И половину предыдущей ночи Мадлен провела не во сне, а приводя в порядок эту красоту, изрядно помятую в дорожном мешке. Под дорожным нарядом, да еще и придавленным плащом сверху, розы опять помялись, но это было не так важно.
- Но ведь семья Петанж будет оскорблена в любом случае, как бы жених ко мне не относился. И он тоже. Нет никакой разницы. Я уверена, что отец не скажет им ничего сразу, а придумает какую-нибудь историю... - Мадлен вспомнила про де Шамбона, чуть не разоблачившего их с де Ронэ, и хохотнула, - например, про умирающую тетушку в Божанси.

Отредактировано Мадлен Буше (2024-03-13 16:34:19)

- Конечно, я надену его на свадьбу, - немедленно согласилась Мадлен.
"Потому что у меня все равно нет другого приличного", - добавила она про себя, а не вслух. Не чтобы скрыть этот прискорбный факт от Поля, который, конечно, сам это понял бы сразу, если бы вообще вздумал рассуждать о ее гардеробе.
Во взгляде Поля можно было купаться. Он умел смотреть так, как никто другой. Не с оценивающим прищуром, не с одобрительной пошлостью, не с оторопелой туповатостью и не с полным равнодушием.
- Я настаиваю на внесении в брачный контракт одного очень важного условия, - сбросив на стул дорожное платье, Мадлен повернулась к Полю и положила руки на ворот его камзола. - Ты не оставляешь меня одну больше чем на пять дней... в крайнем случае - десять.
Вообще-то в своих мечтах Мадлен видела, что в этом голубом платье появляется перед Полем. Сложно было ответить на вопрос, где для этого надо было избавиться от другого, верхнего, но она думала, что как-нибудь разберется. Потом было не до этого, конечно. Ничего не получилось. Ну так на то и мечта. И теперь Мадлен думала, что слишком уж легко одно платье поместилось под другое. Две недели в пути, видимо не прошли даром. Двигаться приходилось и уставать много, а есть - гораздо меньше. Да и не привыкла Мадлен к еде в пути. А если у нее пропали ямочки на локтях? Те самые, про которые старый Нико говорил, что если на что и можно смотреть целый день, так это как Мадлен Буше складывает кружево в мотки, а ямочки на ее локтях так и играют.
Взгляд Поля вполне мог прожечь дыру.
- Я уже поняла, что зря его надела.

- Конечно... иначе оно помнется, - в коротком смешке Мадлен явственно прозвучало эхо легкой хрипотцы.
Она закрыла глаза. Шум улицы за окном сначала стал явственнее, а потом отодвинулся, заглушенный шорохом ее платья и обшлага его рукава. От осторожного поцелуя Поля на щеке остался след, от которого как натянулась невидимая тонкая ниточка, от щеки по скуле вверх, потом, струясь за ухом и по шее, вниз, к самым спрятанным завязкам на корсаже, где пальцы Поля нашли крепкий узелок, уже распутывающийся, ослабляющий шнуровку на корсаже и одновременно все сильнее тянущий за собой ту невидимую ниточку, перехватывающую дыхание.
Голубое платье скрывало под собой нижнюю юбку, и ни какую-нибудь там, а гладкую атласную, коричневого цвета, отливающего искрой, и такого глубокого прокраса, что любой знаток (и не знаток), случайно заглянувший в комнату в окно, сразу бы понял, что она не поблекнет и через пять лет носки. И сразу бы, конечно, понял, что значило свидание для разоблачающейся девицы. Нет, ну куда такую юбку, если разрез на платье не такой уж большой, чтобы ее сильно было видно, да и кто и этот скромный угол видел под дорожным облачением? Но никто никуда не подглядывал, а Мадлен было не до того, чтобы красоваться. Она просто развязала узел на поясе, чтобы юбка соскользнула, потому что Поль в нем все-таки запутался, хотя бант был таким крупным, что и ребенок развяжет.
- И эту роскошную штуку мы тоже снимем, - Мадлен стянула кафтан с плеч Поля и потянула его вниз.
В этом "роскошестве", помимо прочего, Поль был слишком "мэтр" и оставался немного чужим, а Мадлен сейчас скучала по тому Полю, который влезал к ней в окно.

Женское любопытство и желание оглянуться и впрямь бывают коварными. Например, теперь, когда Мадлен не удержалась и, вместо того, чтобы сосредоточиться на женихе, к которому ехала целых две недели, потратила несколько мгновений, чтобы оглядеть "спальню". Признаться, ее упоминание Полем немного сбило ее с толку (возможно, потому что она не сильно задержала на нем внимание) и она почти успела решить, что есть еще одна комната.
Интерьер, конечно, любой бы наблюдатель счел возмутительным для матримониальных планов.
Молодые люди, живущие в таких квартирах, никак не могут жениться, прежде чем не заработают себе на что-то более приличное. А девица, если уж собралась замуж, должна обладать приданым, данным отцом или самостоятельно кропотливо собранным, благодаря долгой и усердной работе. Поль же пока мог жить в квартире лучше только если бы его принял в семью кто-нибудь вроде мэтра Комартэна. А приданое Мадлен было очень сомнительным. От отца Буше его теперь надо было постараться получить, а все плоды ее трудов (немаленькие, как справедливо полагала мадемуазель Буше, иначе бы не решилась стащить значительную сумму) находились не в ее ведении, а в сундуках родителя.
Пожалуй, при виде интерьера-то папаша Буше, окажись он тут, и взревел бы, раненый им даже больше, чем возмутительным поведением родной дочери и ее возлюбленного.
Мадлен не превратилась в соляной столб от удивления или тем более возмущения. Наоборот, на ее лице отразилось упрямство и, пожалуй, смиренный вызов, с которым соглашаешься принять положение вещей, потому что не сомневаешься, что оно временно, и однажды с ним будет покончено назло всем. Кому всем? Вообще всем.
Сундук для встречи влюбленных был приспособлен не меньше, чем годом раньше шатающийся стол на кухне, ларь в кладовке или тем более узкий табурет между стеной и прилавком. Прямо скажем, подходил даже больше. Сильнее смущал яркий дневной свет, который никогда раньше не был свидетелем ничего, что было между Мадлен и Полем, даже скромного поцелуя украдкой.
Мадлен разложила на сундуке мужскую рубашку, великодушно - сверху свою и, сев, потянула Поля к себе за шею, даже не дав ему разоблачиться до конца.
- Я сама развяжу, - пообещала она и обманула, потому что от давно забытого объятия, когда кожа касается кожи, голова закружилась и пальцы задрожали так, что потеряли всякую сноровку, и завязки поддались далеко не сразу.
- Вот что бывает, если долго не видеться, - прозвучало бы почти наставительно, если бы не тяжелое дыхание и все та же легкая хрипотца.

Отредактировано Мадлен Буше (2024-03-16 01:12:45)

Вообще-то Мадлен сделала все, чтобы не скучать, потому что для нее Поль просто исчез. К счастью, в лавке отца всегда было чем заняться, тем более что грустить на его глазах было нельзя, а еще вся кутерьма со свадьбой и Петанжи... Она поверила, что совсем не скучает. Беглый жених этого совсем не заслуживал.
Но теперь можно было признаться, что это было страшное лукавство.
- Я ужасно злилась, - сказала Мадлен.
Она угадала, что чуть было не сказал Поль, и была благодарна, что он промолчал.
- Так же сильно, как теперь наоборот.
Сладко вздохнув, она прижала голову Поля к своей груди и, скользнув вперед, крепко сжала его в кольцо ног.
- Возьми меня...