— Кандалы для рта, значит? — усмехнулся Алехандро, все еще думая о допросах. И, когда Адриан не ответил, завязал кошелек с удвоенной осторожностью. Если что-то останется, надо будет попробовать. У Морильо… только путь обратно в Мадрид ему теперь заказан. Может, цыгане знают? Может, Симон?..

Если бы не кока, он никогда не задумался бы об ином алиби, куда более надежном, чем Эскуриал. Но мысль, осенившая его, казалась такой очевидной, что не могла не показаться также неизбежной — как он только раньше не сообразил? И ведь Диего сам сказал — море!

Они пошлют письмо. Если у Диего есть надежные друзья в Картахене, то туда, а если нет, то в Севилью. В письмо будет вложено другое письмо, в котором Диего напишет отцу, что сбежал на флот — не в Эскуриал, как слугам сказал, а обратно в море, сил, мол, больше не было дома сидеть. Письмо отправится в Мадрид, и после этого никто не станет их подозревать — в море они. А на каком корабле — увидим. Из Марселя напишем снова и попробуем добраться либо до эскадры, где служил Диего, либо до "Санта-Фе" или "Коршуна", вот втемяшилось им на том же корабле служить.

Он вертел эту мысль и так и так, но недостатков в ней не находил. Диего вернется на флот, а сеньор де Кабрера… поглядим. Если граф Оливарес захочет и дальше иметь с ним дело, то сеньор де Кабрера может сбежать после первого боя. Или наследство получить, праздновать труса не хотелось. А может и вовсе погибнуть в бою, так тоже бывает.

Спохватившись, он укрыл Адриана своим плащом. В продуваемой насквозь карете, несомненно, было холодно, но Алехандро был слишком возбужден, обдумывая свою идею, и только когда карета замедлила ход, осознал вдруг, что продрог до костей.

— Диего! — он выпрыгнул еще до полной остановки и пошел рядом. — Я придумал! Я такое придумал!

- Что? - бастард Альба, кажется, даже не заметил, что Алехандро обратился к нему просто по имени. Да и какие теперь между ними могли быть церемонии? - Рассказывайте, - лошади остановились, пофыркивая, и Диего, отпустив поводья, спустился вниз.

То ли рассвет уже приближался, то ли на равнине просто было светлее — Алехандро явственно видел и четкие контуры дороги, и рощу неподалеку, и коней, которых они оставили под сенью деревьев. Коней они, на случай неудачи, не привязывали, только стреножили, и за прошедшее время те успели выйти на луг и теперь мирно паслись — еще один недочет, их могли заметить, могли увести… если бы было кому, не среди ночи же!

— Ты сбежал на флот, — сообщил другу Алехандро, напрочь забывая о разделявшей их разнице в положении. — И я с тобой. Есть у тебя в Картахене или в Барселоне кто-нибудь, кто сможет переслать твое письмо отцу в Мадрид? Ты его напишешь, оно как раз доберется тогда же, когда и ты. Если нет, то у меня есть хороший друг в Севилье, он перешлет. Доберется, когда ты бы добрался, если бы действительно вернулся на флот, я хочу сказать. Непонятно?

Алехандро провел рукой по щеке. Щетина у него росла медленно и была светлой, а он побрился перед самым отъездом, и шляпу с широкими полями взял как раз ради этого, и много ли можно заметить, проезжая мимо?

— Ну, не госпожой же мне быть, — резонно отозвался он и взялся за упряжь — карете предстояло остаться на дороге, а лошадей они собирались отпустить. И пусть проще было бы перерезать постромки, любой понял бы тогда, что случилось что-то дурное. — Мы же обсуждали: дама без служанки выглядит подозрительно. А так я останусь с ним ночевать — даме нездоровится. Кто еще сможет расшнуровать ей платье?

Здесь он слегка лукавил: при ином раскладе у "дамы" был бы любовник. Но даже от любовника трудно ждать забот о больной, это верней перепоручили бы служанке.

Если у Диего и были какие-то сомнения относительно этого плана, то он оставил их при себе.

- На наше счастье, у Адриана почти не растет борода, - он присоединился к Алехандро, помогая распрягать лошадей. - Не представляю, что бы мы иначе делали. Это все его индейские штучки, - бастард Альба чуть усмехнулся. - Он ведь и не брился никогда, только мазал щеки и подбородок каким-то зельем.

— Я взял бритву, — каталонец качнул головой в сторону щиплющих траву лошадей. — И мыло. Но в первый день у нашей дамы бы просто болели зубы, потому что брить человека в поле, да еще в темноте… Если усатые дамы еще встречаются, то порез от бритвы на женском лице объяснить трудно.

Диего хихикнул, сказал зачем-то, что видел однажды бородатую женщину в Неаполе - вот там была борода так борода, любой ветхозаветный патриарх бы обзавидовался. Но тут же смутился и вновь принялся возиться с упряжью.

Лошадей, и своих, и чужих, до поры привязали к задку кареты, и Алехандро полез в свои седельные сумки. В отличие от наряда, предназначавшегося для Адриана, свое платье он купил сам — скромное, с высоким корсажем, чтобы можно было затолкать свернутые чулки, изображавшие грудь, и из плотной шерсти, скрывавшей отсутствие нижней юбки, на которую он отказывался сменить штаны. Башмаки, сорочку и чулки он оставил свои, а ботфорты приторочил к седлу четвертой лошади, где они могли бы сойти за запасную пару Диего.

— Сойдет? — он сдвинул набок шляпу, украшенную теперь пучком лент и букетиком матерчатых цветов, и тут же поправил ее снова. Страшно не хватало зеркала — еще один недочет: надо было примерить все заранее. Шляпа его тревожила — чепец был бы лучше, но чепца у него не было. Может, повязаться шалью, как платком? Плащ у него был, не замерзнет, и меньше шанс, что свалится парик…

— Мать? — изумился Алехандро.

Его самого учил дон Мануэль, потративший три дня, чтобы превратить провинциала в застенчивую старую деву — провинциалку, конечно: и с кастильским выговором, и с темами для беседы у него тогда было плохо. Он даже взял "донью Санчу" в театр — в дешевый театр на низкопробную пьесу, из которой Алехандро впоследствии не мог вспомнить ни единого слова, но, увидев человека, на которого было рассчитано его собственное представление, Алехандро мгновенно понял, что ничего не выйдет. Он не стал ничего рассказывать дону Мануэлю, просто сделал по-своему, одолжив юбки у знакомых цыган, и смешно было осознавать сейчас, что куда проще было бы просто скверно сыграть даму. Но Адриан же не был шпионом!

— Зачем? — спросил он, отчаявшись угадать сам.

Диего только пожал плечами:

- Если б я знал... Он рассказывал мне, давно, когда мы оба еще были детьми, но я толком ничего не понял. А, может, просто плохо слушал. Снова какие-то индейские штучки, - бастард Альба кисло улыбнулся. - Она рядила его в юбки, заплетала ему волосы, всякое такое, - он вяло махнул рукой.

"Индейские штучки", — подумал Алехандро, вспоминая двух индейцев с "Санта-Фе", Метиса и Игнасио. Умели ли и они носить юбки? Или это только Метис умел? Метис был больше похож на женщину… Хотя вот с Адрианом ему бы и в голову до того дня не пришло…

Черт с ним.

— Я бы взял у него пару уроков. Но мне заплетать нечего, только парик, — подобрав юбки, Алехандро вернулся к вьючной лошади и вытащил из переметной сумы узел с платьем. — Рассвет близко, давай поторопимся.

По уму следовало бы сначала переодеть Адриана — в юбках Алехандро становился чудовищно неповоротливым. Но тогда тот потерял бы добрых полчаса сна.

Камень оказался слишком низким, чтобы на него было удобно положить скованные руки, и слишком высоким, чтобы поставить на него ногу, но достаточно большим, в итоге, чтобы Адриан мог кое-как сесть сверху. Устраиваясь рядом с ним, Алехандро пригляделся к серой ноздреватой поверхности, и между одним очевидным незрячим глазом и вторым сомнительным заметил-таки отбитый нос и полустертые временем губы. На святого статуя не походила, но он все равно перекрестился — в первый раз, садясь, и во второй, уже начиная примериваться к заклепке на кандалах.

На турецкой галере цепи сбить удалось, напомнил он самому себе, а там на веслах уж точно не кузнецы сидели.

— Тебе какая рука дороже? — с самым невинным видом полюбопытствовал он. — А то вдруг я что-то не то нечаянно отобью?

Адриан задумчиво поглядел сначала на правую ладонь, потом на левую, потом - на Алехандро:

- Какой, однако, сложный выбор, никогда бы не подумал. Обе мне равно дороги, и обе почти не действуют. Бей смело, хуже уже не будет, - он продолжал улыбаться, но в последний момент зажмурился.

И Диего, стоявший подле, - тоже.

Первый удар молотка пришелся не по зубилу, а по камню, и Алехандро пробормотал каталонское ругательство, снова напомнив себе о пленных галерниках. Следующая попытка оказалась успешной, и отлетевшая заклепка с правой руки Адриана звонко щелкнула по камню, прежде чем потеряться в придорожных кустах.

— Хорошо, что это не пояс верности, — Алехандро перелез на другую сторону камня и повернул руку друга так, чтобы вторая заклепка оказалась точно сбоку. — Ты ведь не левша?

От камня брызнули искры. Алехандро выругался снова, но продолжил, и с третьей попытки не промахнулся.

— И не толедская сталь, — добавил он с облегчением. — Давай ногу.

— Бегу, сеньора! — пронзительным фальцетом пропищал Алехандро, обеими руками разглаживая юбку, с которой только что стер оставшиеся на ней пятнышки мха. Если бы не Диего, он сказал бы Адриану, что тот рискует навсегда остаться без одежды — шутливо сказал бы, хотя от одной мысли, что он сейчас снова коснется его кожи, во рту становилось сухо и сладко, а тело прошивало желанием, смешанным со стыдом — как будто он не понимал, что Адриану сейчас не до того!

Он ходит, возражал он себе, снова убеждаясь, что не стоит чрезмерно тревожиться, он шутит, мы успели вовремя, но ему не до того. Даже если снадобье Гюль избавило его от боли, не время, не место, не стоит. Спрашивали ли Адриана о колдовстве? И, если да, что он сказал? Что сумел не сказать?

Пустые мысли. Даже если Адриан и вправду его околдовал, слишком сладкими были эти чары.

— Бегу!

Словно забыв про лежавший на его пути камень, он споткнулся об него, выругался и, сморщившись, уселся на чуть влажную ноздреватую поверхность и, вульгарнейшим образом задрав юбку, ощупал щиколотку.

Не стоило ему касаться Адриана.