– Собирается поделиться с нами половиной своего плаща, или снять ее с нас, – в тон ответил его спутник. Один его глаз был прикрыт повязкой, и оттого промелькнувший в другом огонек мог одинаково легко быть принят как за веселость, так и за угрозу.

Минутой позже оба спешились у дверей трактира. Выбежавший навстречу хозяин, тотчас же признавший в старшем знатную особу, угодливо поклонился, вытер рукавом потный лоб и подал знак долговязому парню, явно сыну, принять поводья.

– Моя захромала, – предупредил одноглазый и, пропуская мимо ушей ожидаемые уверения в том, что его лошади будет оказана всяческая помощь, также проследовал внутрь.

Обеденный зал не блистал ни роскошью, ни даже чистотой. Солома на полу почернела и сопрела, из кухни ощутимо несло горелым, а закопченный потолок был украшен непристойным рисунком. Под замызганной лавкой похрапывал какой-то крестьянин. Дощатые столы не слишком твердо держались на козлах, а тот, что казался самым устойчивым, был занят компанией молодых дворян. Которые с отменной любезностью приподняли шляпы при появлении путников, и те, отдав поклон, не сговариваясь уселись у входа, откуда могли бы держать в поле зрения весь зал.

Несмотря на неприглядный вид трактира и похоронную рожу его хозяина, жаркое из кролика оказалось великолепным – сочным, ароматным, нежным – не стыдно и королю подать. Но и отдавая ему должное, одноглазый не упускал, похоже, из виду компанию за соседним столом, еле слышно прокомментировав:

        – Скончался граф по пьяни. На чужбине
        Об этом небольшой подняли вой:
        Как ни твердил он о вине графини,
        Признали все – а все же ничего.

Небритое лицо трактирщика, подошедшего со вторым кувшином анжуйского, отчаянно задергалось в попытке скрыть улыбку.

– Или лучше «про жену»? – спросил рифмоплет сам себя.

Назревавшая между молодыми людьми ссора меж тем погасла, не успев вспыхнуть, и разговор перешел на манеры графа и его гардероб – вопросы, по которым собеседники обнаружили себя в полном согласии.

– Для человека, носящего лишь графский титул, – из воздетой к небесам кружки выплеснулась вино, но в своем обличительном пылу оратор этого не заметил, – он непростительно груб.

– Для человека, состоящего в родстве с Роганами, – не то возразил, не то согласился его сосед, – толика высокомерия простительна, но то, как он повел себя с мадам де Готре, это прямая наглость.

– Разве он состоит с ними в родстве? – удивился собеседник.

– Граф де Рошфор? Помилуйте! Разумеется.

Изумление явственно отобразилось на лице одноглазого, и он быстро взглянул на своего спутника.

Отредактировано Теодор де Ронэ (2016-03-09 20:24:37)

– Удивительно было бы, если бы случилось иначе, – откликнулся дворянин, переглянувшись с друзьями. – Ведь женится-то он здесь, а не в Париже.

Одноглазый, слушавший их разговор с напряженным вниманием, которого не могла скрыть даже злорадная усмешка, неожиданно вмешался:

– Не могу представить себе женщину, способную покорить его сердце! Тем более что, говорят, такового у него вообще нет.

Младший из местных ответил ему мрачным взглядом.

– Обычная вертихвостка.

– Нет, оставьте, Мильво, – возразил знаток генеалогии, – мадам Белланже, видит бог, очаровательна.

– Если бы она не была тщеславна, – возразил юноша голосом, из которого не вполне сумел изгнать обиду.

– Тщеславие и корысть – недурная пара, – несмотря на улыбку, очевидно было, что говоривший также не слишком доволен. – Но прошу прощения, господа, я – шевалье д'Ассуж.

– Женщине, уже раз вышедшей замуж по расчету…

– Соблазн иметь собственный замок…

– Не забывая о ее матушке…

– Красота это козырь, который позволяет…

– …Подумать и о любви…

– …Пусть даже и в развалинах…

– Об этом лучше не вспоминать!

Последнюю реплику, слетевшую с уст шевалье д'Ассужа, прочие, похоже, приняли на свой счет. И в новую паузу одноглазый проговорил:

– Право, мной овладевает все большее желание познакомиться с этой дамой.

Взгляд шевалье де Ронэ снова обратился на его спутника, став при этом испытующим.

– Право, – проговорил он задумчиво, – мне следует внять гласу рока и переименовать мою кобылу в Удачу.

        Кому подобный поворот
        Мог в голову прийти:
        Где конь меня не повезет,
        Мне может повезти.

Пять пар глаз обратились на него с самыми разными выражениями.

– Мадам Белланже говорила мне, что не любит людей военных, – с непосредственностью юности сообщил шевалье де Мильво.

– Ее выбор это подтверждает, – усмехнулся д'Ассуж.

Ценитель хороших манер, представившийся как шевалье де ла Сейри, уставился на него с видом человека, которого осенила какая-то мысль и он настолько поражен этим обстоятельством, что он не знает, что с ним делать.

Если шевалье д’Эврон, судя по его хмурому лицу и взгляду, вновь погрузившемуся в кружку, готов был оставить эту тему, то его собутыльники были явно не рады по-прежнему оставаться в неведении.

– Он хочет сказать, – насмешливо пояснил одноглазый, отвечая на обратившийся к нему вопросительный  взор шевалье де Фурнуа, минутой ранее напомнившего друзьям о матушке мадам Белланже, – что мертвые не женятся.

– Но… но… но… – Мильво был столь ошарашен, что, заговорив первым, не смог продолжить. Прочие повели себя по-разному. Д'Ассуж презрительно покривился, но смолчал – то ли не желая ссориться с бароном, то ли заключая из внешнего вида его спутника, что тот мог этим заявлением преследовать свои интересы. На круглом румяном лице Фурнуа отобразился почти суеверный ужас. Д’Эврон поднял было голову, но тут же широко зевнул. И один лишь шевалье де ла Сейри с кажущимся простодушием предложил:

– Я с удовольствием приглашу вас, сударь, к моей тетушке завтра ввечеру. Она, видите ли, крестная мать мадам Белланже, и у нее завтра день ангела… И вас, господин барон, конечно же, тоже.

– Сможете возобновить знакомство с графом, – с едва уловимой насмешкой проговорил д'Ассуж.

– И мы почтем за честь, – младший из приезжих не без усилия согнал с лица усмешку, – свести знакомство с мадам вашей тетушкой.

На лице гостеприимного племянника отразилось бесхитростное облегчение.

– В таком случае я заеду за вами завтра, сразу после вечерни.

– Если вы не пожелаете встретиться прямо в церкви, – вмешался д'Ассуж. – Мадам де Гонфейль там будет, как и ее крестница. И, надо думать, господин граф.

– Лицемер, – с заметной горечью прошептал Мильво.

– Мадам проживает напротив церкви, – теперь Фурнуа смотрел то на одного, то на другого парижанина, не вполне умея скрыть свой слишком явный интерес к ним.

– Я не соперничаю с Создателем за внимание дам, – открестился бретер.

По безмолвному, но оттого не менее взаимному согласию беседа на этом перешла на погоду и здоровье его величества, затем – на качество местной кухни и вина. А чуть позже двое приезжих, отговорившись долгой дорогой, распрощались и поднялись в отведенную им комнату. Камин растоплен не был, и на потрепанном саржевом пологе кровати виднелись следы пыли, но белье явно было свежим, а сама кровать – добротной.

– Вы мне позволите, – младший из парижан ловко набросил шляпу на торчащий из стены ржавый крюк и свалил обе свои чересседельные сумки около двери, – проделать в господине графе де Рошфоре еще одну дырочку? Поверите ли, я мечтаю об этом едва ли не с первой нашей встречи. Вам же не с руки марать руки самому?

Последний вопрос был задан заметно более серьезным тоном, чем первый.