В Пале Кардиналь провинившийся гвардеец явился сразу после полудня, как и велел Кавуа. Кто-нибудь другой на его месте, пожалуй, не слишком бы торопился, зная, что впереди точно ничего хорошего не будет, но именно это и заставляло Габриэля невольно ускорять шаг. Желание поскорее покончить с этой в высшей мере неприятной ситуацией сочеталось с опасениями, что какой-нибудь доброхот успеет наплести капитану ерунды об их с покойным шевалье дю Броном делах. Грядущее объяснение и так достаточно тяжело, чтобы примешивать к ним еще и опровержение чьих-нибудь дурацких домыслов.

Де Тран успел перевязать раны и привести свой вид к подобающему, так что о случившемся в зале напоминали только чуть скованные движения да тяжелая, не проходящая усталость. И еще - внимательные, цепкие взгляды, которыми его провожали те, до кого уже дошли слухи. Один из сослуживцев даже окликнул его с вопросом, но пикардиец только сдержанно отмахнулся, сославшись на то, что его ждет капитан и времени рассказывать что-либо у него нет.

...Только уже у самой двери кабинета Габриэль на мгновение замер. Очень немногого он боялся в этой жизни, но сейчас маленький червячок страха предательски шевельнулся под сердцем. Страха раз и навсегда упасть в глазах своего командира.

Одно короткое, как щелчок затвора, мгновение промедления. Его ждали, и гвардеец переступил порог, словно в ледяную воду бросился.

Подпись автора

"- И вот, ему дали коня, показали, в какой стороне Париж, и сказали...
- Алга!"

Разумеется, де Тран был знаком с эдиктами, и даже соблюдал их... примерно так же, как и большинство гвардейцев. И прекрасно понимал, что возмутила капитана не дуэль как таковая, но ее обстоятельства. И говорить пикардиец начал именно о них.

- Мне казалось, что несчастный случай в зале будет хорошим решением, безопасным для того, кто одержит верх, - про зал они придумали сообща, но примешивать покойного мушкетера Габриэль не стал, какой с мертвого спрос. - Теперь я понимаю, что это было не так. Я предлагал дю Брону... поступить разумно, он отказался.

Наблюдательный человек мог уловить легкую заминку в сказанном. Будто бы гвардеец произнес фамилию, осекся, но все-таки продолжил. Так оно, впрочем, и было. Усталость и готовность честно рассказать своему командиру все сыграли с де Траном злую шутку, и оговорился он куда раньше, чем собирался, но исправляться было поздно и глупо.

Подпись автора

"- И вот, ему дали коня, показали, в какой стороне Париж, и сказали...
- Алга!"

- Мне придется начать издалека, - предупредил гвардеец. Ответить на вопрос кратко, без лишних пояснений, он не мог. Пустые, ничего не значащие без знания всей истории слова капитана наверняка не интересовали, и вряд ли ему пришлась бы по душе необходимость вытаскивать из подчиненного сведения новыми и новыми вопросами.

- Но в первую очередь я должен извиниться перед вами. Я ввел вас в заблуждение, поступая на службу.

Габриэль не стал употреблять слова "солгал", хоть с определенной точки зрения его действия и были обыкновенной ложью. Да, он выдавал себя за другого, но, по сути, не был менее достойным места, которое таким образом занял. В конечном итоге, Кавуа только выиграл, получив под командование человека, верного ему лично, а не мечтающего удрать в ряды мушкетеров при первой возможности. Сам капитан, впрочем, об этом пока не знал.

- Шевалье дю Брон погиб сегодня в фехтовальном зале. Мое имя де Тран.

Подпись автора

"- И вот, ему дали коня, показали, в какой стороне Париж, и сказали...
- Алга!"

- Да, я убил свидетеля и глубоко сожалею об этом. Останься он в живых, сделай так, как я предлагал, все было бы несколько проще.

Под пристальным взглядом капитана пикардиец вдруг понял, насколько глупо и неправдоподобно будет звучать настоящая причина обмена письмами. Просто хотел жалованье повыше и служить под началом земляка... Ха. Да реши де Тран сказать, что он испанский шпион, ему и то поверили бы охотнее. Но рассказывать правду - значит рассказывать правду. Какой бы дурацкой при ближайшем рассмотрении она ни казалась.

- Мы вместе возвращались из Савойи, - начать издалека все-таки пришлось. - Оба с рекомендательными письмами от наших старших друзей, у меня к капитану де Тревилю, у него - к вам. Когда, за разговором, я выяснил, что дю Брон жаждет попасть в мушкетерский полк, то предложил ему этот обмен. Не из благотворительности. Я хотел попасть на службу к Его Высокопреосвященству, под ваше начало. Так или иначе. Идти к вам с письмом, адресованным Тревилю, или под чужим именем... Невелика была разница.

Габриэль был практически уверен в том, какой вопрос услышит следующим, и хорошего ответа у него не было. Кроме все той же бесхитростной правды.

- Я понимал, что рано или поздно в Париже объявится кто-нибудь, знавший ранее меня или дю Брона. Так и случилось. Мы оказались под угрозой раскрытия, и я предложил ему поставить в известность наших командиров. Сделать это самим, пока за нас этого не сделал кто-нибудь другой с непредсказуемыми последствиями. Он наотрез отказался и в итоге вызвал меня на дуэль. Не понимая, в каком положении окажется, даже если сможет меня убить.

Подпись автора

"- И вот, ему дали коня, показали, в какой стороне Париж, и сказали...
- Алга!"

Да, Кавуа был прав в том, что касалось разумных действий, но это сейчас он так говорит, а больше года назад, до Ларошели и всего остального, могло быть совсем иначе. Впрочем, от возражений вслух де Тран воздержался и вообще не стал заострять внимание на этом уже ничего не значащем моменте.

- Это знакомый дю Брона, не мой. И он ничего не просил за молчание, хоть дю Брон и спрашивал, что ему нужно сделать для сохранения тайны. Он верил этому человеку, несмотря на их прошлые разногласия. У меня же оснований для достаточного доверия нет.

Капитану явно не понравится, что имя того, о ком говорил пикардиец, так и не прозвучало. Но впутывать в это мадам де Мондиссье не хотелось. Несмотря на то, что эта удивительная женщина и сама прекрасно умела впутываться в не самые приятные дела.

- Это женщина, - все же счел нужным уточнить Габриэль. - Мне бы не хотелось, чтобы у нее были неприятности.

Подпись автора

"- И вот, ему дали коня, показали, в какой стороне Париж, и сказали...
- Алга!"

Глаза гвардейца недобро сверкнули, но вслух он ничего не сказал. По сути Кавуа был прав, пусть и выразился... так. Да и не в том положении Габриэль сейчас находился, чтобы отвечать капитану так, как хотелось. И насчет обманщиков, и насчет его возможностей по части организации неприятностей, в том числе женщинам. Что бы ни говорили про длинный язык де Трана те, кто от этого языка пострадал, а смолчать, когда было нужно, пикардиец умел. Кавуа сейчас мог бы с полном правом добавить, что и когда не надо - тоже...

- О доверии и дружбе между ними я знаю со слов дю Брона, - произнес Габриэль, не дав вспыхнувшему было возмущению просочиться в голос. - Он так хотел убедить меня в своей правоте, что не выбирал аргументов.

Подпись автора

"- И вот, ему дали коня, показали, в какой стороне Париж, и сказали...
- Алга!"

При упоминании фамилии, которую сам не хотел называть, де Тран едва заметно дернулся. А впрочем, чего он ожидал? Не так уж и много в Париже недавно прибывших из Савойи дам, и капитан не мог не сделать вывода. Его попытка утаить личность женщины, с которой начались их с дю Броном проблемы, была просто смешной. Попытка хотя бы формально поступить по чести, абсолютно безрезультатная...

- А еще клятвопреступление, - мрачно добавил гвардеец. - Пусть список будет полным.

Уже прозвучавших обвинений было более чем достаточно, и вряд ли было разумно добавлять к ним еще одно, но если уж решено выкладывать все карты на стол, значит - все.

- Я ничего не знаю о намерениях мадам де Мондиссье, - в этот раз Габриэль уже не пытался каким-либо образом ее выгородить, он действительно ничего не знал. В их последнюю встречу они говорили о многом - и ни о чем, что хоть как-то касалось бы их с дю Броном тайны. Она вела себя так, словно поверила в поспешно сочиненную пикардийцем еще там, во дворе Лувра, ерунду. Почему? Сомневалась, не имея еще подтверждения своим догадкам? Или в самом деле ничего не хотела от них обоих?

Нет, так не бывает. Не существует бескорыстных женщин, особенно при дворе. Раз уж госпожа де Мондиссье, такая хрупкая и нежная на вид, ухитрилась как-то выжить в том гадюшнике, что представляет из себя двор, значит, наверняка умеет не упускать свое. А в их с дю Броном истории было что не упускать.

Подпись автора

"- И вот, ему дали коня, показали, в какой стороне Париж, и сказали...
- Алга!"

Габриэль поймал себя на мысленной попытке возразить капитану насчет того, что дю Брона могли подтолкнуть к такому решению, и сам себя одернул. Покойный мушкетер, насколько пикардиец успел его узнать, не отличался коварством или особой хитростью, но сказать то же про мадам де Мондиссье было нельзя. Дю Брон мог попросту не осознавать, к чему его склоняют, особенно учитывая, как именно складывался их последний разговор не на языке стали. А мог и разыграть красивую пьесу для одного зрителя. В конце концов, они не общались настолько близко, чтобы гвардеец мог делать какие-либо определенные выводы в отношении своего не приятеля даже, просто знакомого.
Теперь это действительно было неважно... если решить, что со смертью дю Брона все кончилось.
Как бы не так.

- Будет исполнено, - отозвался де Тран. В хрипловатом голосе звучала искренняя благодарность. Кавуа ведь ничего не стоило сбросить с себя проблему в лице крепко вляпавшегося гвардейца, отправив того лично объясняться с Его Высокопреосвященством, например. Однако, он этого не сделал. Это давало робкую надежду на то, что некоего шевалье де Трана не просто оставят в живых, но не выгонят из гвардии к чертям собачьим. Небо тому свидетель, Габриэль готов был наизнанку вывернуться, только бы загладить свою вину перед капитаном и вернуть хоть каплю прежнего доверия.

- Нет, я не сказал ни слова никому, кроме вас.

Подпись автора

"- И вот, ему дали коня, показали, в какой стороне Париж, и сказали...
- Алга!"