Небольшая гостиница под названием «Герб Меркеров» большим успехом не пользовалась, и в полутемном зальчике внизу редко сидело много народу. Из четырех комнат на втором этаже одна была занята хозяевами, и еще в одной жил и работал немолодой судебный переписчик, а две другие обычно пустовали. Если бы, однако, кому-то из немногочисленных постояльцев пришла в голову странная фантазия изучить планировку двух этажей, он с изумлением обнаружил бы, что в его планы вкралась странная ошибка – как если бы изнутри от дома отгрызли значительный кусок. И, вздумай он затем простучать ту стену кухни, в которой не было ни окна, ни двери, он не услышал бы того глухого звука, который ожидается обычно от наружной стены. А реши он после этого заняться поисками несуществующей кладовки, он бы не нашел даже следа от двери, за которой та могла бы скрываться.

Если бы та комната, которая примыкала к таинственной стене на втором этаже, не была заперта, то, заглянув в нее, наш чересчур любознательный постоялец также не увидел бы в ней ничего из ряда вон выходящего, кроме занимавшего половину этой самой стены наглухо запертого шкафа. Ключ от этого шкафа хранился у хозяина гостиницы, и получить его смог бы лишь тот, кто знал, какими словами сопроводить свою просьбу – во всех же прочих случаях ключ объявлялся потерянным, а шкаф пустым.

Шкаф был действительно пуст. В чем мог легко удостовериться тот, кто, назвав пароль, поднимался вместе с мэтром Перро на второй этаж, где получал заодно и ключ от комнаты, в которой находился шкаф. И, отперев тугой замой и потянув за скрипучую дверцу, настойчивый гость обнаруживал за ней дверной проем, а за ним еще одну комнату, обставленную с обычной скудостью дешевой гостиницы – кровать без полога, два стула, табурет и положенная на козлы доска, служившая столом. На столе стоял дешевый подсвечник с тремя новенькими свечами, тщательно закупоренная бутылка и две оловянных кружки.

Если в обстановке комнаты не было ничего необычного, то того же нельзя было сказать о ее размерах – и о ведущей с первого этажа винтовая лестница, по которой можно было спуститься не только в пустую кладовку, но и далее, в подвал, где находилась еще одна дверь, и от нее ключа у мэтра Перро уже не было.

Этим вечером, первого декабря, как и несколькими вечерами ранее, да и обычно не реже раза в неделю, подвальная дверь открылась, едва часы на Самаритянке пробили восемь, впуская среднего роста человека, одетого в простое дворянское платье, с боевой шпагой на боку и шляпой на голове. Подмышкой он нес свернутый плащ, а в руке держал лампу. Человек этот привычно поднялся на второй этаж, поставил лампу на стол, бросил плащ и шляпу на голые доски кровати, уселся на лучший из стульев и утомленно прикрыл глаза.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Ришелье наклонил голову в ответ на приветствие и взмахом руки указал мушкетёру на вино.

- Я рад видеть вас в добром здравии, господин Арамис! Как истинный христианин, я не могу не радоваться, что господин д'Авейрон оказался недостаточно искусен, чтобы вас ранить, хотя господин де Кавуа, возможно, этим расстроен.

Тайное редко остаётся таковым больше недели, а в поединке, о котором упомянул сейчас кардинал, погиб один из его гвардейцев. И пусть никто как будто не называл имён и не искал виноватых, по прошествии определённого времени о таких вещах начинали говорить, справедливо полагая, что монарший гнев остывает быстро, а среди парижских дворян всегда находятся новые желающие нарушить эдикты.

- Но я полагаю, вы просили меня об этой встрече не для того, чтобы пожалеть о душе, покинувшей этот мир, да ещё и в состоянии смертного греха?

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

На миг Ришелье чуть заметно нахмурился. Речи молодого человека, в которых звучала подкупающая искренность, не могли не напомнить ему, как недалека от лицемерия была его собственная ироничная набожность. И если бы слова Арамиса не расходились так с делами, он ощутил бы стыд там, где чувствовал сейчас недоумение. Впрочем, люди часто верят в одно, а ведут себя иначе, и лишь Господу решать, что перевесит и когда.

И оттого кардинал не сказал ни слова и не притронулся к вину, терпеливо ожидая продолжения, и выслушал его столь бесстрастно, что его собеседник никак не смог бы заподозрить, что услышанное было для него новостью.

- Я знаю, - спокойно произнес он. - Но все же благодарю вас, сударь. Возможно, вам также известно, и где остановилась госпожа герцогиня? Если да, молчите.

Понимая, что преданность Арамиса ему, если существует вообще, то ограничивается интересами несносной г-жи герцогини, Ришелье отнюдь не желал, чтобы в обмен на эти сведения, которые станут бесполезны в тот же миг, в который он их получит, его попросили не задерживать прекрасную интриганку. Нет, в сто раз лучше отказаться, и пусть молодой человек идет к г-же де Шеврез с новыми тревогами, ибо кто тревожится, тот совершает ошибки.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

– Будет, – хладнокровно отозвался кардинал, отводя взгляд от собеседника и всецело, казалось, сосредоточившись на том, какими красками играет свет лампы сквозь жидкое золото канарского. – Госпожа герцогиня не докладывает мне о своих перемещениях, но даже если бы ей взбрела в голову подобная фантазия…

Он не закончил, ибо в этом не было нужды. Будучи осведомлен о чувствах, которые сидевший напротив него мушкетер испытывал к прекрасной интриганке, он находил однако, что князю церкви все же не подобает служить пособником подобной связи, и вряд ли ответил бы на вопрос молодого человека, даже если бы знал на него ответ.

– Но, – продолжил он после еле заметной паузы, – поскольку ее светлость уже с неделю не выходит из своих покоев, жалуясь на недомогание… вы можете сделать из этого какие-то выводы.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Лицо Ришелье не изменило своего внимательного выражения на всем протяжении этого рассказа, пусть даже отдельные мелочи немало его позабавили. Нет, в то, что г-жа герцогиня де Шеврез украла письма у герцога Бекингема, он готов был верить, но вот в то, что она возжаждала затем передать их ему самому или его величеству… Нет, куда вернее, что она всего лишь использовала эту угрозу в какой-то своей игре, но постеснялась признаться в этом мушкетеру. А тот – поверил или сделал вид, что поверил?Кардинал склонялся к первому – надо быть влюбленным, чтобы принять такое на веру, а затем повторить.

Эти и другие соображения, проносившиеся в голове кардинала, были, впрочем, позабыты при последних словах Арамиса.

– Бумагу? Написанную мной? У господина Атоса? – удивление, прозвучавшее в его голосе, было неподдельным. – Не припомню, право, чтобы я давал господину Атосу какие-либо бумаги.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

На миг самообладание кардинала дало трещину, и в его глазах вспыхнул непритворный гнев. Она посмела?.. Выпросив у него такую бумагу, она посмела?.. Будь миледи здесь, Ришелье дал бы волю своей ярости, которую он лишь неимоверным усилием воли не обратил на Арамиса. Вместо того, чтобы дать ему знать об этом предательстве!..

Взгляду мушкетера он представлялся сейчас, должно быть, не слишком отличным от мраморной статуи – даже дыхание стало почти незаметным.

Нет, Арамис не был его человеком. Он был человеком герцогини.

Но миледи!..

Ришелье принял меры, разумеется – и когда писал для нее этот охранный лист, и потом, уже вернувшись в ставку. Он успел уже немного изучить свою опасную сообщницу и не сомневался, что она непременно задумается потом, отчего он так легко сдался. И он был уверен, что изучив бумагу внимательнее, она все поймет. Подделать чужой почерк очень трудно, но слегка изменить свой собственный, так, чтобы получить возможность отрицать затем авторство… Вряд ли миледи настолько знала его руку, и потому он добавил для нее еще одну деталь – он не проставил место и исправил дату, так, чтобы, присмотревшись, за восьмеркой 1628 года можно было угадать шестерку.

Он был уверен, что она вернет ему бумагу как только сможет, и со своей стороны собирался честно вернуть долг, но миледи об этом даже не заговаривала, а он… не то чтобы забыл, но у него хватало и других дел.

– Значит, – медленно проговорил он, начиная улыбаться, – этот охранный лист сейчас у госпожи герцогини?

Арамис умалчивал слишком о многом, чтобы кардинал находил допустимым ему доверять, и с некоторым запозданием начинал просчитывать возможные причины и последствия. «Уже после того, как ушли англичане». Когда он встретился с миледи? До?.. Да нет же, Бэкингем был убит в августе, а значит, недели за две до этого… Что-то не сходилось.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Гнев отступал, и ему на место приходил расчет. Арамис не стал бы приходить, если бы не боялся за герцогиню, а значит, в чем-то ему можно было верить. Для того, чтобы заметить ловушки в самой бумаге, нужно было держать ее в руках. А вот выяснить, что власти в Ньоре, г-н де Марверт в Этре, герцог Ангулемский и принц Орлеанский были предупреждены о том, что такая бумага может быть предъявлена… Покойный г-н д'Айон сослужил еще одну службу своему господину, посмертно оказавшись тем, кто сперва подделал ее, а потом потерял вместе с жизнью.

Но миледи… Отдала ли она бумагу, уже поняв, что это такое? Не невозможно. Миледи просила разрешения, чтобы избавиться от д'Артаньяна. И оно оказалось у Атоса. Который, вместе с двумя своими товарищами, включая самого Арамиса, сопровождал его в «Красную голубятню».

В цепочке еще не доставало звеньев, но где-то они были.

Как посмела она промолчать? На что рассчитывала?

И что растревожило вдруг это осиное гнездо? Миледи молчала все это время, отчего она вдруг заговорила? И с кем?

Взгляд кардинала, устремленный на молодого человека, делался все более холодным. Надо было идти с другой стороны. Арамису сообщил Атос. Кто сообщил Атосу? Возможных ответов было не больше двух.

Сама миледи. Кавуа.

И миледи предупреждать своих врагов было незачем.

Если Атос был ей врагом. Она могла отдать ему… нет. В то, что миледи могла выпрашивать такую бумагу для кого-то иного, он поверить не мог.

Если Атос рассказал капитану про охранный лист… Кавуа знал своего господина. Он мог догадаться.

Четыре месяца назад Ришелье обезопасил себя от этой бумаги под Ларошелью – но не во всей Франции! Всплыви она сейчас, чтобы бросить на него тень – и последствия могут быть любыми. Даже если он сможет доказать свою непричастность… Нет, в первую очередь следует получить ее обратно.

– Но почему вы пришли ко мне, господин Арамис? – спросил он и улыбнулся – без малейшего веселья. – Вам следовало сказать то же самое госпоже герцогине. Я знаю, о какой бумаге идет речь, но кое в чем вы ошибаетесь: ее писал не я. Что делает ее только более опасной для того, кто посмеет ее предъявить.

Эти трое… Они проводили его до лагеря. А потом? Вернулись? Все трое или только один?

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

«Того, кто ждет отчета». И что бы это значило? Если принять на веру, что Арамис назвал друга не просто так, то кто-то уже требовал у Атоса охранный лист – и дал ему не слишком много времени. Кавуа? Миледи скорее вызнала бы, к кому перешла бумага.

- Скажу, сударь, что вы сами себе противоречите. Если вы не знаете, когда вы снова увидите герцогиню, то вы не можете знать, что она сделает с бумагой за это время. – Он холодно улыбнулся. - Я скажу вам больше, господин Арамис: если вы даже намекнете ей, что предъявить эту бумагу может оказаться опаснее, чем ответить за свое деяние, она позаботится о том, чтобы передать ее кому-то, кому она причинит тем самым наибольший вред.

Он выдержал краткую паузу, давая Арамису время вспомнить, что тот признал сам - он сыграл в этот раз против того, кого называл своим покровителем.

- Позвольте мне предложить вам другую возможность. Приказ ее величества запрещает ей находиться в Париже. Скажите мне, где она укрывается, и она сама отдаст бумагу тем, кто ее арестует. Я готов пообещать вам в этом случае, что с ней не случится ничего худшего, чем возвращение обратно в Тур.

Если у г-жи де Шеврез была хоть толика здравого смысла, она взяла бумагу с собой. А если нет, переговоры проще всего вести, когда собеседник заинтересован в том, чтобы договориться.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

«То мне в этом никакой выгоды», - закончил для себя Ришелье, но во взгляде, брошенном на молодого человека, промелькнуло что-то, похожее на сочувствие. Насколько умен был Арамис во всем прочем, настолько же он терял голову, едва речь заходила о г-же де Шеврез. Только глупец не использовал бы это в своих интересах – но как?

Он подумал несколько мгновений, испытующе глядя на мушкетера. Если тот рассчитывает найти герцогиню за три-четыре дня, то проще всего будет установить за ним слежку. Что же до прочего…

- Мне кажется, - наконец проговорил он, - привести вас к ступенькам эшафота будет не так уж и сложно, господин Арамис. Но мне не хотелось бы, чтобы вы по ним поднялись.

Ему нужно было еще немного времени, чтобы обдумать возникшую у него идею, и Ришелье сделал паузу, изучая собеседника поверх сложенных домиком пальцев.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.