Отсюда: Высокою ценою заплачено за право выбирать. 29 ноября 1628 года
Пятая заповедь в католичестве: "Не убий".
- Подпись автора
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Пасынки пятой заповеди. 29 ноября 1628 года
Отсюда: Высокою ценою заплачено за право выбирать. 29 ноября 1628 года
Пятая заповедь в католичестве: "Не убий".
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
– Объяснимо, – кивнул кардинал. – Как и желание служить под вашим началом.
Проскользнувший в его голосе сарказм ясно показывал, что сам он эту причину достаточно веской не находит, да так оно и было. И думал Ришелье сейчас даже не о его имени, а о его семье.
– Вы ведь скорее верите ему, Кавуа? Как вы думаете, он должен же был писать домой? Он попал в вашу роту под Ларошелью, и тот, другой – он занял свое место тогда же. Их могли там убить, любого из них. Впрочем, молодежь редко думает о родителях… Да и не станешь о таком писать… – Взгляд кардинала сделался холодным. – Нет, вопрос лишь в том, куда он уходит. Насколько он с ней близок, с госпожой де Мондиссье?
Ришелье не забыл, что гвардеец был несклонен ей доверять. Но за этой несклонностью могло стоять что угодно.
Qui a la force a souvent la raison.
Кавуа ненадолго задумался. Что он мог ответить? Кардинал был прав, он склонен был верить своему человеку, как бы его там ни звали. Гвардеец был с ним на войне, показал себя хорошим бойцом и надежным товарищем. Если бы не эта чертова история с письмами...
- У меня нет обоснованного ответа на этот вопрос, - вынужден был признать капитан. - У меня не создалось впечатления, что они очень близки. Отзывается он о ней прохладно, но это ничего не значит. Он - человек с хорошим самообладанием.
– Тогда спросите его еще раз, – сухо отозвался Ришелье. – Или вы предпочли бы, чтобы с ним поговорил я?
- Я поговорю с ним, - чуть склонил голову капитан. - Он настаивал на том, что в близких отношениях с мадам состоял как раз покойный.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Если бы не боль, угнездившаяся в самом центре его существа, кардинал был бы менее резок, но тратить силы на словесные реверансы он сейчас не хотел.
– Я не буду перечислять вам все причины, по которым он мог бы так сказать, право! Но если он убил ее любовника, вряд ли она будет к нему расположена. Поглядите, как он поведет себя, если подумает, что я хочу использовать его, чтобы приглядывать за ней. Я надеюсь, у него не хватит наглости говорить, что подобает или не подобает дворянину. – Он отвел взгляд и продолжил, без всякой, казалось, связи с предыдущим: – Кстати, капитан. Раз уж вас тоже занимает зал Мендосы. Вам приходилось когда-нибудь драться в лодке?
Qui a la force a souvent la raison.
Кавуа немногим ранее пришел к тем же выводам, что и его покровитель, и сейчас ему оставалось лишь кивнуть. Он видел мадам, мельком, в свите королевы, потом обратил на нее чуть более пристальное внимание, когда она заняла место фаворитки, но не слишком понимал, что нашли в ней эти двое. Свежа, мила, юна... Оказалось достаточно? Для убийства? Даже в совокупности с письмами...
О, женщины.
- В лодке? - Кавуа, вынырнув из размышлений, не смог скрыть удивления. Где бы? И зачем?.. В связи с залом Мендосы... На шпагах?!
- Простите, монсеньор, но это... Это безумие. - И тут же деловито переспросил: - Вы хотите, чтобы я это сделал?
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Ришелье не сумел сдержать улыбку, и подступающая головная боль куда-то отступила – слишком очевидно читалось сейчас на лице и во взгляде капитана, насколько жив в нем был еще некий Франсуа д'Ожье, о котором столько судачили когда-то как в его родном краю, так и в Лангедоке.
– Помилуйте, неужели вы и впрямь думаете, что я могу хотеть от вас такой бездарной смерти? Нет, господин де Ронэ эту глупость уже проделал, и я который день не могу понять, для чего ему это понадобилось. По слухам, едва не утонули все, даже зрители, но мне это кажется преувеличением.
Qui a la force a souvent la raison.
Капитан чуть не переспросил: "Он погиб?", но вовремя сообразил, что кардинал вряд ли стал бы улыбаться, потеряв агента. Да еще так глупо...
Глупо.
Да глупо же, черт возьми!
Во взгляде Кавуа отразилось чувство, подозрительно похожее не то на ревность, не то на зависть. Он не мог не восхититься, и не позавидовать тоже не мог - лодка, мой бог, но с кем? Кто второй?!
- Поразительная история, - признался он. - А кем был покойный?
В победе Ронэ, если только тот не утонул, гвардеец не сомневался. Но не мог же он утонуть! Только не Ронэ. Это было бы...
Обидно? Нет, досадно. И кардинал сказал бы. Точно, сказал бы сразу.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Сказать, что Ришелье разделял чувства своего капитана, было бы преувеличением – он их не разделял. Или точнее, больше не разделял, и что с того, что он испытал некоторую недопустимую для священнослужителя зависть, когда ему об этом рассказали! Такой поединок был безумием, чистейшей воды авантюрой без малейшего проблеска здравомыслия. Вряд ли что-либо смогло убедить его в обратном, Кавуа был очевидно с ним согласен, и однако, угадывая его чувства, кардинал не мог не порадоваться в душе, что он одинок в своем смятении. Как можно восхищаться тем, на что должен смотреть с пренебрежением?
– Некто Варгас, – ответил он. – Из людей герцога Неверского. И не покойный – если, конечно, его не прикончила лихорадка. Я бы не удивился – после такого-то купания! Тоже из завсегдатаев у Мендосы.
Qui a la force a souvent la raison.
Живой?!..
Кавуа выразительно приподнял бровь.
Варгаса пикардиец не знал. Невозможно знать всех бретеров Парижа. Даже если ты капитан гвардии. Но человек, способный подраться в лодке с Ронэ и пережить это, определенно, заслуживал внимания.
- Если такой человек ходит к Мендосе, значит, давно сидит на мели, - сделал вывод капитан. - Или ходит туда ради Ронэ.
Кавуа усмехнулся, заглушая шепот все той же ревности.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
– Право, – с некоторой желчностью отозвался Ришелье, – можно подумать, что я недостаточно ему плачу, что он туда ходит. Один из моих людей к ним присоединился, его убили через неделю. О!
Взгляд, брошенный им на капитана, был явно оценивающим – не потому, конечно, что он собирался предложить тому визит в это осиное гнездо, но осенившая его мысль должна была прийти в голову и Кавуа. И кардинал, как обычно, предпочитал услышать от других то, что не очень хотел говорить сам.
Qui a la force a souvent la raison.
- Если его убьют через неделю, он не сможет приглядывать за мадам, - заметил Кавуа, отметя все-таки мысль о том, как интересно было бы сходить в этот зал самому. Но в одном зале с былыми друзьями покойного графа ему нечего было ловить, кроме фута испанской стали, прилетевшего из ниоткуда. Несмотря на то, что в деле Бутвиля капитана не в чем было обвинить, это никого не интересовало.
Он никого и не убеждал.
- Впрочем, он талантливый молодой человек. Думаю, не убьют. Если за дело не возьмется Ронэ.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Ришелье нахмурился, и вызвано это было не только тем, что его человека в тот раз мог убить и Ронэ. Городская стража так и не разобралась, что там произошло, а спрашивать самого бретера кардинал не стал – не стоило того. Но де Тран видел Ронэ среди гугенотов под Ларошелью и получил приказ об этом молчать…
Равноценный ли выйдет размен и выйдет ли вообще? Проверить ненадежного агента можно тысячью иных способов…
Но убитый слыл блестящим фехтовальщиком, одним из лучших у Клейрака.
– Я не стану его предупреждать, – проговорил наконец Ришелье. – Если он решит, что я отправил кого-то следить за ним… Лучше предупредить вашего гвардейца. Бывшего гвардейца. Но только чтобы не лез на рожон.
Клейрак говорил, что гибель Брийеса также была случайностью. Но если не повезет еще и де Трану, это можно будет уже считать закономерностью.
Qui a la force a souvent la raison.
- Я немного знаю этих людей, - заметил Кавуа. - Думаю, шевалье де Тран подойдет. Я поговорю с ним.
Терять гвардейца ему весьма не хотелось, и даже если он утратит право на алый плащ... Черт побери, люди с такими фехтовальными задатками и недурно работающей головой на дороге не валяются, поди найди замену.
- Предполагаю, что он захочет доказать свою верность, монсеньор. Потеряв право называться гвардейцем, молодой человек весьма и весьма огорчится. Я уверен. Что я мог бы обещать ему?
Кавуа слегка прищурился. Вопрос граничил с наглостью, потому что после выходки де Трана он заслуживал только хорошей взбучки, но никак не поощрения.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Ришелье прищурился в ответ. Кавуа не был бы самим собой, если бы не защищал своих людей. Но это, с его точки зрения, было уже перебором.
- Я не припомню, когда кто-либо в последний раз упрекал меня в скупости, - холодно заметил он. – Шевалье дю Брон не заслужил ничего. Или, если быть совсем точным, ничего хорошего. Я понятно выражаюсь? Вы, - он подчеркнул голосом это слово, - можете обещать шевалье де Трану все, что сочтете нужным. Но я предпочел бы для начала заиметь хоть какое-то представление, что он может предложить мне. И верность, Кавуа – она принадлежала дю Брону. Вместе с гвардейским плащом люди зачастую сбрасывают и маску, и кожу. Мне не угодно об этом забывать.
Головная боль вернулась, и Ришелье, подавив гримасу, поднялся.
– Пусть посидит под арестом, – подытожил он. – Якобы за дуэль. А когда господин де Тревиль поднимет шум, мы его выгоним. За подлог, конечно. Потому что это был, разумеется, несчастный случай.
Qui a la force a souvent la raison.
Кавуа немедленно поднялся следом. И понял, что должен кое-что уточнить. Прямо сейчас.
- Поднимет шум? - переспросил он без всякой нужды. - Только в связи с дуэлью. Если мадам де Мондиссье не отправится сегодня прямо к нему, в чем я искренне сомневаюсь. Атос не сможет об этом доложить, он ничего не знает о подлоге.
Капитан совершенно не возражал оставить де Трана под арестом. Потому что хотел все-таки видеть его живым.
На "несчастном случае" настаивало слишком много людей, чтобы Тревиль мог легко объявить об убийстве, ничего не зная про обмен письмами. Как долго продлится его неведение?..
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Ришелье, уже шагнув к двери, быстро обернулся. Не знает? На первый взгляд это казалось подарком судьбы, но на второй – ее ловушкой. Нет, скрывать подлог было бы неумно. Чтобы об этом стало известно позже, когда подробности поединка сотрутся из памяти свидетелей? Когда можно будет утверждать, что он знал обо всем – потому что оставлять де Трана в роте он по-прежнему не собирался? Нет, пусть тень от этой истории падает только на ее участников.
– Это несколько упрощает дело, – признал кардинал, и на какое-то время задумался. Тайное должно было сделаться явным. Но – когда?
Для шевалье де Трана будет, бесспорно, лучше не служить уже, когда это произойдет. Сам по себе он никого занимать не будет. Да и убийство отрицать будет легче, чем нарушение эдиктов, но Тревиль наверняка начнет со второго…
– Возможно, - предположил наконец кардинал, – вы сами хотите выразить соболезнования госпоже де Мондиссье. Бедняжка, эта история ведь бросает тень на ее доброе имя! Предположим, что вы ничего не знали о подлоге, а шевалье де Тран… разве вы не от него слышали намеки на эту связь? Может даже, им двигала ревность. Поглядим, захочет ли она его обвинить. Для той роли, которую ему предстоит сыграть, лучше будет, если его обвинит кто-то другой.
Qui a la force a souvent la raison.
Кавуа услышал все, что хотел, и только что получил и ответ на еще не заданный вопрос, и повод познакомиться с мадам поближе. И ведь выражать сожаление даме о безвременной смерти ее любовника ему уже приходилось, опыт был... Правда, заканчивалось это каждый раз как-то суматошно, потом приходилось снова убивать. Но, возможно, все-таки не в этот раз?
- Да, монсеньор, - он коротко поклонился, отвечая на все сразу. В иное время, в другой ситуации, он поискал бы еще аргументы, но прегрешение гвардейца было таково, что эти аргументы предстояло еще создать. Причем де Трану.
- Разрешите, я займусь этим немедленно.
Дождавшись кивка покровителя, капитан попрощался и направился к себе, чтобы полчаса спустя еще раз вызвать шевалье де Трана из кордегардии.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Пасынки пятой заповеди. 29 ноября 1628 года