Понятие «офицер» в современном значении этого слова, то есть как «термин, определяющий людей, осуществляющих военное… командование и являющихся руководителями для рядового и сержантского состава вооруженных сил нации», появляется с созданием постоянных полков пехоты и кавалерии в начале XVII века.
Полководцы XVI в. Монлюк и Брантом пишут о полковниках, капитанах и лейтенантах, но никогда не называют их офицерами. Впервые упоминание слова «офицер» (officier) не в старинном его значении должностного лица вообще (держателя «ofice» - должности), а в близком современному встречается в ордонансах 30-х гг. XVII в., например, в ордонансе от 14 июля 1633 г.: «...все начальники и офицеры кавалерии...» и т. д. Однако в это время термин «офицер» обозначал только офицеров младше капитана; капитан и высшие чины квалифицировались как «начальники» (chefs).

Офицер как понятие, распространяющееся на весь командный состав от «ансеня» (прапорщика) до маршала Франции, появляется во второй половине XVII в., но еще очень долго это понятие значительно отличалось от современного.

Несмотря на существенные изменения, которые претерпел офицерский корпус королевской армии с момента его окончательного составления в середине XVII в. до эпохи Великой французской революции, вплоть до 1789 - 1790 гг. он сохранил определенные присущие ему черты. Среди характерных черт необходимо отметить социальный состав, хотя, на наш взгляд, представляется чрезвычайно упрощенным изображение офицерского корпуса армии Старого Порядка в виде наглухо закрытой для недворянских элементов аристократической касты. Тем не менее нельзя отрицать, что офицерский корпус, как по характеру своего комплектования, по типу взаимоотношений внутри него, так и по идеологии, был прежде всего дворянским. Данное положение, впрочем, требует уточнений и добавлений. Как уже отмечалось выше, начало постоянной армии следует искать не в рыцарской - сугубо дворянской - коннице, а в пехотных полках, правда, рыцарство на последнем этапе своего развития дало ряд формирований, долго еще продолжавших существовать внутри армии, но уже в измененном виде («Maison du Roi», «Gendarmerie de France»). Пехотные части, в свою очередь, являлись просто «бандами» наемников (в переносном, а подчас и в прямом смысле слова), в подавляющем большинстве ротюрье (ротюрье - разночинцы, недворяне во Франции Старого Порядка). На начальном этапе развития этих частей дворянство считало куда менее почтенным для себя командовать такими отрядами, чем просто встать в ряды тяжеловооруженных всадников. Поэтому естественно, что на ранней стадии возникновения постоянной армии, то есть в конце XVI в., командирами пехотных отрядов были подчас выходцы из демократических слоев общества. Монлюк пишет по этому поводу: «Я видел многих, кто вначале носил пику за шесть франков жалованья, совершавших впоследствии столь славные дела ратные и оказавшихся столь способными, что, хотя они и были сыновьями бедных пахарей, но продвинулись дальше многих дворян благодаря своей отваге и добродетели».

Самым важным, однако, являлась не возможность такого продвижения, а то, что в глазах общества той поры «военная профессия аноблировала (аноблировать - жаловать дворянство, делать человека «благородным» (noble) морально и социально тех, кто выполнял ее с упорством и талантом».

По мере становления постоянной армии отношение к королевской службе в регулярных частях быстро менялось. Уже во времена правления Генриха IV (1589 - 1610 гг.) дворяне все более вытесняют ротюрье с командных постов, но количество офицеров-недворян все же продолжает оставаться значительным. Служение шпагой для общества той поры было столь важным, что армия являлась прекрасной возможностью морального подтверждения дворянства для семей, добившихся титула другими путями, например на гражданской службе. В XVII в. представители еще недавно получивших дворянство семей в большом количестве записывались на военную службу как в качестве офицеров, так и просто солдатами. И в том, и в другом случае эти анобли получали моральное право носить дворянский титул, освященный отныне кровью на поле чести.

Тем не менее эдикт Ришелье от 1629 г., указывающий, что солдат, отличившийся на войне, может быть произведен в чин капитана и выше, говорит прежде всего о том, что такая ситуация рассматривается теперь как исключение.

Понти, офицер пехоты, в своих мемуарах рассказывает как о чем-то необычном, что командир Пьемонтского полка, когда «видел храброго солдата, который хорошо служил королю в его войсках, не интересуясь происхождением последнего, производил в чин, что вызывало у других желание служить, ибо они видели, как при этом начальнике высокие должности становятся наградой добродетели».

Уже тогда сложилось два совершенно различных способа получения ротюрье офицерских званий. Первый - продвижение к командным должностям по типу так называемых «officiers de fortune» («офицеров удачи»), то есть посредством выслуги из рядовых; второй - покупка офицерского патента. Последнее было возможно вследствие характерных особенностей королевской армии, существовавших вплоть до министерства Шуазеля (1761-1770 гг.). Прежде всего это своеобразное положение капитана как владельца роты, а не только как ее командира. Он командовал ротой и набирал ее, обмундировывал, экипировал и оплачивал. Король выдавал для этой цели не жалованье, а определенную субсидию, которой постоянно не хватало, чтобы содержать эту роту на должном уровне. Поэтому полковники предпочитали назначать командирами пусть даже и не особенно знатных, но богатых людей, имеющих возможность при необходимости отдавать свои деньги на содержание солдат.

Вторая причина - продажа офицерских должностей. Несмотря на то, что назначение на командные посты утверждалось королем, офицеры могли продать свое место желающим, так как они были в определенной степени его собственниками. Не всякий мог купить офицерский пост, и не все они продавались (например генеральские чины, командные должности в ряде гвардейских формирований и т. д.), однако все же большую часть офицерских должностей купить было можно. Интересно, что некоторые суб-лейтенантские посты стоили от 100 до 200 тысяч ливров, в то время как в ряде случаев место полковника можно было купить за 10 тысяч. Такая разница обуславливалась положением части в воинской иерархии и ее престижностью в обществе.

Известный военный писатель и теоретик XVII в. Куртиль де Сандра в своей книге «Мемуары господина д'Артаньяна» рассказывает, как д'Артаньян пытался продать в 1653 г. свою суб-лейтенантскую должность в полку французских гвардейцев. Этот эпизод достаточно типичен, поэтому мы приведём его полностью: « Я нашел покупателя (автор пишет от лица д'Артаньяна - О. С.) моей должности, как и хотел. Это был мой приятель, ансень (ансень - младший офицерский чин, соответствующий прапорщику в старой русской армии - О. С.) полка Рамбюр, который желал служить в нашей части. Он находился в этот момент с полком в Италии. Договорившись по переписке, мы условились, что он приедет в Париж, когда кампания завершится, и я представлю его господину кардиналу. Если у него есть друзья, которые вхожи к Его Преосвященству, то пусть замолвят о нем слово. Капитан был уверен в согласии, потому что долго служил, к тому же его чин в таком полку кое-что значил в это время...». Деньги одного и заявление об отказе другого были положены у парижского нотариуса, но Мазарини не отпустил д'Артаньяна в отставку, и сделка не состоялась.

...

Впрочем, нужно добавить, что подобное отношение не распространяется на офицеров, выслужившихся из рядовых, по крайней мере, официальная точка зрения на них была положительной. «...Нельзя, чтобы молодой человек, какой бы знатности он ни был, воображал, что он может относиться непочтительно к офицеру, выслужившемуся из простолюдинов; он ошибётся, если будет оказывать ему возможное почтение, а если он не сделает это по собственной воле, его заставят это сделать...» - наставлял уже упомянутый нами Куртиль де Сандра в своем наиболее известном произведении «Поведение Марса, необходимое всем, кто занимается военной профессией». Это сочинение являлось в некотором роде уставом регулярной французской армии конца XVII - начала XVIII вв. и одновременно сборником правил для офицеров.

Сен-Симон в возрасте восемнадцати лет служивший в кавалерийском полку Ройаль - Руссильон, рассказывал об одном из «officiers de fortune»:

«Капитан нашего полка, который из свинопаса поднялся до этого положения, благодаря таланту и усердию, не умел ни читать, ни писать, несмотря на преклонный возраст. Это был один из лучших начальников летучих отрядов в войсках короля. Во всех стычках с неприятелем он всегда выходил победителем и доставлял точные данные. Мы все любили и уважали его».

Нередко причиной ограничения возможности продвижения по службе таких офицеров служило не столько их социальное происхождение, сколько недостаточный уровень образования (интересно отметить, что наиболее достойные из «officiers de fortune» могли получить роту бесплатно). Начиная с 1668 г. королевские инспектора проводили регулярные проверки среди офицеров. Данные по категории «officiers de fortune» показывают, что командиры, подобные капитану, описанному Сен-Симоном, не были редкостью.

...

Известный французский военный историк начала XX в. Ж. Колен отмечал, что «...нельзя было надеяться извлечь денежную выгоду из командования полком, это было скорее дорогостоящим почетным званием и возможностью получить чин генерал-майора (marêсhal de camp). Полковник, обычно богатый придворный из известной семьи, добивался командования частью в виде милости, за которую он дорого платил». А автор все той же «Марсовой школы» наставлял: «Нужно, чтобы он, полковник, помогал своим кошельком, своим столом и всеми своими силами нуждающимся».

Таким образом, командование полком было дорогим удовольствием для избранных. И пока само общество оставалось таким, где изначально предполагалось неравенство, подобное положение рассматривалось как естественное. Вот что писал Меркойроль де Болье, офицер из мелкопоместного дворянства, приветствуя в 1745 г. молодого герцога д'Антэна, вставшего во главе Пикардийского полка: «Тысячи дворян, у которых есть только плащ и шпага, ищут честь и опасность, не щадя своей жизни... Без сомнения - это их достоинство. Но пусть подумают о юном воине, приехавшем к нам от королевского двора или из своего поместья, где он пользовался благом роскоши. Его жертва тем больше, чем выше его положение... Король и нация должны быть признательны и тем и другим...».
Взгляд на данную ситуацию существенно меняется во второй половине XVIII в. с проникновением новых идейных веяний в общество и модернизацией армии, все больше приближавшейся по своей структуре к современным нам войскам.

Нельзя, впрочем, отказать Старому Порядку в мудрости, ибо для того, чтобы талантливые люди скромного происхождения могли подняться до вершин военной иерархии, не получив звания полковника, недосягаемого, как понятно из вышеизложенного, для них уже хотя бы из финансовых сооб¬ражений, был создан обходной путь, позволяющий миновать дорогое удовольствие - командование частью. Отличившийся подполковник мог быть повышен по службе, получив патент «бригадира армии короля». Данный патент, хотя и мало менял положение такого офицера в мирное время, позволял в военное время выполнять функции командира бригады, обычно той, в которую входил его полк. При этом возникал своеобразный парадокс, поскольку подполковник очень часто становился командиром своего полковника. Это, впрочем, как показывают свидетельства очевидцев, не очень смущало полковников. Они все равно оставались вельможами, состоящими при армии, и поэтому не считали для себя зазорным обратиться к опыту ротюрье или бедного дворянина. «Господин де Таню, подполковник Шампанского полка, он же, старый и опытный бригадир, объяснил господину графу д'Эстре, что такой боевой порядок для атаки изгородей приведет нас к большим потерям. Он догнал нас галопом и приказал бригаде сломать фронт по четверти шеренги вперед (то есть построиться в колонны с фронтом в четверть длины развернутой линии батальона – C.O.), встал в голову колонны и стремительным маршем произвел атаку...» - вспоминает очевидец об одном из эпизодов битвы при Року. Как видно, временное подчинение ничуть не покоробило господина графа д'Эстре.

Отметим, что 50,1% бригадиров в эпоху Людовика XIV вышли из рядов подполковников. Причем 85,1% мелкопоместных дворян и ротюрье прошли по ступеням «непродающихся» должностей, 110 из 223 бригадиров в период министерства Лувуа были представителями этих социальных групп. Что касается генерал-лейтенантов, то 76,3% из них в эпоху Людовика XVI были представителями титулованного дворянства, 16,2% - нетитулованного и 7,5% были выходцами из ротюрье. Все указанное выше, особенно касающееся капитанов, подполковников и полковников, в системе военной иерархии Старого Порядка тесно связано с проблемой материального положения офицеров, которое необходимо осветить хотя бы вкратце. Прежде чем говорить об этом, приведем данные о жаловании офицеров в разные периоды времени (См. таблицу в конце статьи).

Первое, что бросается в глаза в этой таблице, - большое различие в жаловании старших и младших офицеров, а также резкое изменение жалованья капитанов на рубеже 60-х годов. Последнее связано с отменой существовавшего ранее положения, в соответствии которым капитан являлся владельцем роты. Отныне рота состоит на обеспечении государства, а капитан получает лишь жалованье за службу. Высокое жалованье полковников не будет восприниматься как чрезмерное, если принять во внимание их расходы на полк, неизбежно связанные с положением командира части при Старом Порядке, о чем только что упоминалось. Немалые деньги, получаемые полковником из казны, не могли покрыть и небольшой части расходов. Так, например, все офицеры из высшего дворянства, которые участвовали в кампании на Американском континенте, жаловались на то, что их расходы значительно превосходили доходы. Дю Мюи писал, что война стоила ему 45 тысяч ливров, и компенсация в 6 тысяч ливров, полученная им, есть не что иное, «как слабое вознаграждение за вынужденные расходы». Барон де Вьомениль писал, что эта война была для него крайне дорогостоящей, и он вынужден был занять 30 тысяч ливров. Конечно, настоящие материальные трудности приходилось испытывать прежде всего младшим офицерам. 50-60 ливров, получаемые суб-лейтенантами, едва могли покрыть самые скромные расходы. Для сравнения отметим, что 60-100 ливров в месяц - жалованье прислуги в приличном доме. На эти деньги можно было лишь кое-как обмундироваться и жить, отказывая себе во всем, что выходит за рамки самых необходимых потребностей. Министерская почта была завалена петициями младших офицеров с просьбами помочь им в тяжелом материальном положении, еще более обострявшемся в военное время, когда «приходилось производить немало непредвиденных расходов.

Что же касается материального положения генералитета, оно было совершенно иным. Однако было бы чрезвычайным упрощением резюмировать его фразой, подсказываемой многими классическими трудами по истории Революции, написав, что генералитет Франции Старого Порядка купался в потоках жалований, пенсий, дотаций и т. д. Прекрасное исследование Клода Стюржиля в сборнике «Солдат. Стратегия. Смерть» показывает, сколь неравномерной была оплата генералитета. Из его статьи, базирующейся на огромном документальном материале, следует, что существовало определенное количество генералов, которые вообще не получали жалованья. Их количество колебалось от 242 в 1768 г. до 102 в 1787 г. Правительство платило только тогда, когда высший офицер выполнял какую-нибудь конкретную служебную функцию, или выплачивало определенную пенсию в виде пожалования. Однако если генерал, находящийся на действительной службе, оставался без конкретной миссии, он рисковал остаться и без денег. Наконец, размеры жалованья также могли быть различными.
В среднем доходы были достаточно высокими: порядка 80-100 тысяч ливров в год у маршалов, 20-30 тысяч ливров у генерал-лейтенантов, около 8-9 тысяч у генерал-майоров, но относительно скромным у бригадира - 2-3 тысячи ливров в год.

Общая доля военного бюджета, шедшая на выплату генералам, составляла не более 9-10%, что не превышает таковую в других странах в этот период времени.
В выплате жалованья генералам французская монархия придерживалась принципа дифференциации вознаграждения. Самое большое жалованье получали представители знатнейших семейств и наиболее заслуженные генералы, независимо от происхождения. Суммы, получаемые генеральской элитой, могли достигать астрономических размеров (если прибавить дополнительные доходы от занимаемых должностей, такие как, должность военного губернатора, выплаты за ордена и просто пенсии). Тем не менее привилегии и связи давали больше шансов для высоких доходов, чем заслуги бедного дворянина или ротюрье в генеральских эполетах. Справедливости ради нужно отметить, что и громкий титул в соединении с высоким званием не всегда был гарантией получения высокого жалованья, пример тому - «неоплачиваемые генералы», среди которых можно найти и такие громкие имена, как генерал-лейтенант Франсуа де Нойаль, герцог д'Эйен.

Резюмируя данные о материальном положении командных кадров при Старом Порядке, можно сделать следующие выводы.

Во-первых, военная служба не только редко обогащала офицеров, но и, напротив, часто представляла собой некое занятие, на которое затрачивалось больше средств, чем оно давало доходов. Это было тяжело для выходцев из семей более скромного происхождения.

Во-вторых, имелся гигантский разрыв в положении младших офицеров и представителей генеральской элиты. Обычно этот барьер преодолевался только теми, у кого были знатность, деньги и хорошие связи. Когда же эти офицеры с «ускоренным» прохождением ступеней военной иерархии попадали на ее вершину, они имели возможность компенсировать свои затраты огромными доходами. В результате богатые и знатные получали шанс стать еще богаче и знатнее, а бедные дворяне нередко разорялись. Необходимо все-таки подчеркнуть, что знатность сама по себе не была гарантией ни быстрой карьеры, ни материального преуспевания, и, напротив, имеется ряд случаев успешного продвижения выходцев из достаточно скромных семей. Тем не менее причин для недовольства у основной массы офицеров было предостаточно, что создавало благоприятную почву для проникновения в их среду новых философских идей, поэтому накануне революции многие офицеры, в особенности младшие, выступали как сторонники кардинальных реформ.

Несмотря на все сказанное, надо отметить, что престиж военной профессии в глазах дворянского общества, пронизанного рыцарскими идеалами, был столь велик, что «дворяне шпаги» рвались в армию, вопреки всем сложностям. Вместе с ними стремились добиться командных постов в войсках и «дворяне мантии», и недавние анобли, и буржуа, для которых офицерские эполеты означали лучшую рекомендацию в замкнутом мире дворянской элиты.

Французская армия времён Ришельё, оказывается, была просто праздником на фоне суровых военных машин Испании, Голландии и участников Тридцатилетней войны. То, что юристам (которым не посчастливилось попасть в Университет) говорят на курсе истории государства и права об абсолютизме, можно выкинуть в корзину. Немного того, что поражает больше всего.
Правительство платило войскам как хотело, поэтому по негласному правилу офицерские патенты доставались только тем, кто мог нанимать и содержать солдат на свои средства (привет нищему Д’Артаньяну). Никаких встречных обязанностей правительства это не создавало (это же не договор с наёмниками), поэтому если полк или роту распускали, то офицеры не получали компенсаций, а успешные наступления не вознаграждались контрибуциями. В результате полки были укомплектованы на 30-50% от штатного расписания, причём самым дешёвым сбродом. Если вечером сообщали, что утром в поход — к утру две трети солдат в бегах. Если ливень затягивался на сутки — от армии оставалось несколько сотен человек. Попытки штрафовать или премировать офицеров на фоне годовых задержек небольшого жалования вызывали смех. Дезертирство только усиливалось тем, что офицеры находились при полках когда хотели, а остальное время развлекались в столице и других крупных городах. Одним словом, водевиль какой-то. Более-менее нормально армия функционировала лишь в случае личного присутствия короля или кардинала, а лучше обоих. При этом, кардинал вёл себя как классический тиран, снимая и наказывая полководцев за первую же ошибку, в итоге командный состав редко был опытен, а стратегии придерживался самой безрисковой.

И при этом желающих получить патент было намного больше, чем должностей, за места полковников шла бешеная борьба, в которой мерились не способностями, а тем, у кого лучше протекция. Во-первых, дворяне старались быть замеченными и завести знакомства, чтобы затем лучше продвинуться при дворе. Во-вторых, было очень комильфо отслужить таким образом 2-3 кампании, после чего можно было считать себя настоящим дворянином, испытанным солдатом, и остаток жизни свысока смотреть на легистов, заработавших «дворянство мантии». (До чего же это напоминает некоторых современных людей, которые тоже после краткой службы всю жизнь меряют этим других, бурно празднуют военные праздники и строчат косноязычную военную прозу.)