Имение ла Созэ, которое местные жители именовали замком, на деле было всего лишь еще одной фермой, пусть и просторной. В последние дни, однако, места там отчаянно не хватало – вплоть до того, что и сам кардинал почти никогда не оставался один. Жертвы эти, впрочем, оказались не напрасны – чего стоило одно своевременное появление перед изможденными посланцами из осажденного города гг. Гобера и Венсана, двух ларошельцев, вернувшихся с английским флотом, окончательно убедившее эшевена Пьера Виетта и его троих спутников, что дальнейшее сопротивление будет бесполезно! Конечно, для того, чтобы добиться этого в кратчайшие сроки, всем им приказано было молчать во время встречи, но это же не было ни ложью, ни уловкой – если бы им дали возможность обсудить положение дел, они проболтали бы до вечера, бесполезно оттянув очевидный исход.

В тесноте этой таилась и опасность, и люди капитана де Кавуа сбивались с ног. Гугенотский мошенник, добравшийся до кабинета Ришелье под видом курьера с пропуском, украденным или купленным у пройдошливого сьера де Борепера, оказался безопасен, но переодетый крестьянкой фанатик едва не заколол Жюссака, а г-на де Курбевиля наоборот задержали на полчаса. Во всех комнатах толпились люди, во дворе галдели громче чем в доме, и после всей этой суеты полночь с 28 на 29 октября, когда ларошельцы уехали наконец, увозя с собой подписанное соглашение о сдаче, казалась необыкновенно тихой – и кардинал, неожиданно даже для самого себя выставив всех из своего кабинета, развернул кресло к окну и прикрыл глаза. Дождь стучал в стекла непрестанным напоминанием о предстоящих завтра хлопотах – даже воскресенье не сулило ему отдыха – и вдруг луна, светившая из-за туч слева, оказалась справа, а небо на востоке чуть посветлело.

Ришелье позвонил.

– Пошлите, прошу вас, за господином кардиналом де Лавалеттом, – приказал он, принимая из рук Шарпантье чашку с остывшим уже отваром. – И возвращайтесь, мне надо подиктовать.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Ришелье с откровенным скептицизмом взглянул на друга, жизнерадостность натуры которого и никогда не изменявшее ему умение во всем видеть лучшее вызывали в нем то недоумение, то зависть. Несколько часов сна, однако, привели его в благосклонное расположение духа, и вслух Ришелье сказал совсем не то, что обыкновенно:

– Ваши бы слова, да Богу в уши. Но пусть говорят что хотят, меня больше тревожит то, что они будут делать – или не делать, что тоже важно. Теперь нам нужен Лангедок, друг мой, а также, – тут он невольно усмехнулся, – Савойя, Эльзас…

Он мог бы продолжить, сказать что-нибудь о красотах Рейна, графства Артуа и Дюнкерка, но все это Лавалетт от него уже слышал, и поэтому Ришелье только протянул ему колокольчик, без слов предлагая ему самому позаботиться о своих удобствах.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Хоть Ришелье и отмахнулся от комплимента со смущенной улыбкой, слова друга не могли не польстить ему. Тем более, что в искренности Лавалетта сомневаться было трудно.

- Примется за старое, Роган? – усмехнулся он. – Когда же он прекращал? Да, я боюсь, что нам придется теперь заняться им. Хотя, по чести, Мантуя представляется мне сейчас заботой куда более насущной.

Если бы кардинал разговаривал сейчас с его величеством, он напомнил бы тому вскользь, что, даже успешно завершившись, осада не добавила денег в государственную казну, и оттого Франция не могла позволить себе сейчас сразиться со всеми своими врагами сразу, а затем расписал бы во всех подробностях, как он это и сделал несколькими днями раньше, где, с его точки зрения, следовало бы начинать. Но Лавалетту ничего этого объяснять не приходилось: и потому, что тот вполне доверял старшему другу, и потому, что Ришелье не обязан был отдавать ему отчет.

- Мне придется просить вас побороться на сей раз не с гугенотами, а как раз с этой пакостью за окном. Могу только обещать вам, что в конце пути вас ждет солнце.

Улыбка, скользнувшая по его губам была чуть загадочной, как если бы он сам не мог решить, было ли это обещание метафорой – и тут же исчезла: отвар был на удивление терпким.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Ришелье глянул на сапфировую синеву за окном. До сих пор ему и в голову не могло прийти, что от его привычной бессонницы могли страдать не только его домочадцы, но и его друзья. Неужто его посланнику вздумалось потревожить кардинала де Лавалетта? Когда он даже не сказал: «немедленно»?

– Вас разбудили ради меня, друг мой? – чтобы не забыть, он сделал пометку на ближайшем к нему листе бумаги. Если обычно снисходительный кардинал счел возможным пожаловаться, следовало принять меры. – Умоляю вас, простите меня. Я не был уверен, что смогу остаться с вами наедине в течение дня, а то и до завтрашнего вечера – вы же знаете, что нам предстоит. Я хочу, чтобы вы поехали в Лангедок и побеседовали с его светлостью.

В дверь поскреблись, и мгновением позже на пороге возник гвардеец с подносом – зрелище столь ошарашивающее, что Ришелье невольно приподнял брови.

– Все слуги разбежались? – полюбопытствовал он.

– Нет, монсеньор, – молодой человек заметно смутился. – Но мы с Лаварденом не видели этого лакея раньше, и у него… он выглядел… мы решили, что он дворянин.

– И?

Ответом было молчание, то ли смущенное, то ли недоуменное.

– Что вы с ним сделали? Убили? Арестовали? Отправили к Шарпантье? Выгнали? Сюда, прошу вас, – Ришелье кивнул на столик, стоявший подле выбранного Лавалеттом кресла, и гвардеец – Моро, припомнил кардинал – с облегчением сгрузил на него свою ношу.

– Там может быть отрава, монсеньор, – предупредил он.

– Может быть. Но что вы с ним сделали?

– Он арестован, – гвардеец явно полагал это самоочевидным.

– Тогда я поговорю с ним чуть позже. Благодарю вас, сударь. Если не затруднит, вы не могли бы распорядиться насчет другого кувшина? – В яд Ришелье не верил, но и испытывать судьбу на друге не хотел. – И не беспокойте капитана, прошу вас. Я сам разберусь. Вы меня поняли?

Гвардеец ответил поклоном – с едва заметной задержкой – и он отпустил его взмахом руки.

– Вы знаете что-нибудь о Кипре? – продолжил кардинал, обращаясь уже к Лавалетту.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Ришелье покачал головой.

– Оставьте, ему полезно будет побыть одному. Никто не запугает человека лучше, чем он сам. Я разберусь с ним позже, сейчас мне важнее Кипр. Мне сообщили на днях, что там случилось очередное восстание – наши братья-христиане изнывают под властью турок. Я говорил уже с отцом Жозефом, и он согласен, – тут он обозначил улыбку: истовая приверженность капуцина к идее крестового похода была общеизвестна, – что поддерживать христианскую веру где бы то ни было – прямая обязанность его величества. Пусть даже киприоты и не католики. Но тут, вы понимаете, мы сходимся или можем сойтись во мнении с нашими соотечественниками-гугенотами. Герцог де Роган, как мне дали знать недавно, размышляет о создании на Кипре гугенотской общины – если возможно будет выкупить этот остров у турок. Вы еще следите за ходом моей мысли, друг мой?

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Ришелье улыбнулся, от души наслаждаясь недоумением своего младшего друга. Говоря честно, он позволял себе иногда развлечься, облекая свои предложения и умозаключения в такую форму, которая затруднила бы Лавалетту их понимание — чего, разумеется, никогда не позволил бы себе с его величеством.

- Вы как всегда зрите в корень, дорогой друг, - отозвался он. - Это действительно будет непомерно дорого. Слишком дорого для королевской казны или какого-либо частного лица... за исключением, конечно, флорентийских банкиров и франкфуртских ростовщиков. Но господин герцог де Роган, как мне стало известно, обдумывает такую возможность.

Теперь он был предельно серьезен, и Лавалетт должен был это уловить, а затем и понять, почему его друг говорил о Лангедоке.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

Ришелье мог бы ответить своему другу, что, если бы он не считал его способным убедить Рогана, он вообще не стал бы к нему обращаться, но сложно было не угадать за вопросом Лавалетта невинное желание получить из уст первого министра его величества новое подтверждение того, сколь высоко тот его ставит. И поэтому Ришелье вздохнул и задумчиво уставился в лежавшие перед ним бумаги.

- Это будет непросто, - согласился он, когда гвардеец покинул кабинет. - Если вообще возможно. Но я не знаю никого, кто бы справился с этой задачей лучше вас. Герцог пожелает, вероятно, подтверждений лично от его величества, что подобное начинание встретит его поддержку. Хотя вы выступите в роли моего посланца, такое подтверждение будет, пусть и не сразу. Или вы желаете получить его немедленно? Что еще, по вашему, может убедить его светлость и при этом оставить для нас путь к отступлению? Потому что, дорогой друг, вы же понимаете, у нас есть еще Мантуя и все средства и возможности, которыми мы сейчас располагаем, должны быть направлены на нее.

Ароматы корицы и кардамона, исходящие из кувшина, принесенного для Лавалетта, были столь упоительны, что Ришелье, отпив новый глоток своего отвара, невольно поморщился и поискал глазами второй бокал.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

– Вы так прямолинейны, друг мой, – шутливо пожаловался Ришелье и потянулся за бокалом. – Разумеется, я не считаю сколько-нибудь важной задачей создание протестанской колонии в Средиземном море, хватит и того, что они заполонили Новый свет. К тому же, от них слишком много пользы здесь. Нет, это лишь способ отвлечь господина герцога от Лангедока, утишить немного господ протестантов и, по мере возможности, перенаправить средства и силы обоих к цели, которая не будет идти вразрез с нашими.

Его пальцы коснулись уже холодного стекла, когда, передумав, он взялся за колокольчик и, прерываясь в своем объяснении, позвонил.

– Окажите любезность, Дебурне, – попросил он вошедшего камердинера, – позаботьтесь о завтраке. На двоих – вы ведь разделите его со мной, друг мой?

Правила игры требовали, чтобы, обозначив предельно четко стоявшую перед другом задачу, кардинал дал бы тому возможность отказать: прямо или косвенно, спросив его согласия или заставив себя уговаривать, однако Ришелье не лукавил, когда сказал, что считает Лавалетта способным выполнить это задание, и в эту способность входила также необходимая гибкость мышления.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.

– Пожалуй, – Ришелье оставил теперь и шутливый тон, и излишнее красноречие, и словесную шелуху, за которой скрывал зачастую не только свои мысли, но и свои чувства. Лавалетт был всей душой предан ему, и ему кардинал не опасался уже показывать ту сторону самого себя, о которой многие могли лишь догадываться. Что, однако, не мешало ему снова взвешивать на весах рассудка уже сделанный выбор. Если бы его послу предстояли настоящие переговоры, он, возможно, предпочел бы Лавалетту кого-то другого – но речь шла о том, чтобы солгать и продолжать лгать. Здесь нужно было иное.

И поэтому он помолчал с минуту, выстраивая в уме предстоящий разговор, а затем ждал еще несколько минут, пока вернувшийся Дебурне устраивал на заваленной бумагами столешнице блюда, судки, соусник, тарелки и столовые приборы, и даже поманил его обратно, чтобы тот наполнил ему бокал.

– Начнем со стратегии, – сказал он, когда дверь кабинета снова закрылась. – Вы понимаете, как поймет и Роган, что никакие финансовые договоренности не станут возможными до того, как мы достигнем соглашения по политическим вопросам. Поэтому вашей первоначальной целью будут в первую очередь именно они. Во-первых, кипрская колония будет, разумеется, французской территорией, из-за чего, если рассчитывать также на Соединенные провинции, встанет вопрос вассалитета. Во-вторых, веротерпимость: мы будем настаивать на том, чтобы на острове принимали равно католиков и гугенотов. На практике, конечно, это будет не так – это еще одна тема для обсуждений, потому что естественно со стороны его величества будет пожелать, чтобы равенство обеих религий было не только заявлено, но и поддерживалось. Вы знаете мою позицию, и у вас будут полномочия обсуждать оба эти вопроса, но одновременно вы будете писать мне, и получать сведения о моих переговорах в Антверпене и Франкфурте – я позабочусь о том, чтобы нужные слухи достигли господина герцога и по другим каналам. В конце концов, если наши переговоры потерпят неудачу из-за упрямства его светлости, никто нас не будет в этом винить. Вы возьмете с собой Мореля – он позаботится о той части вашей переписки, которую мы не позволим перехватывать.

Ришелье сделал паузу, чтобы наполнить тарелку.

Подпись автора

Qui a la force a souvent la raison.