Выполняя указания командира, Жуфрен позаботился о слежке, даже прежде чем занялся его и своей раной. Из них троих он единственный мог бы отправиться за посланцем Мирабеля сам, но это вряд ли осталось бы незамеченным, да и не требовалось от него такого геройства. Как всегда, дуэль собрала кучу зевак - подозвать к себе пару мальчишек и отдать нужные распоряжения было делом пары минут. Перевязать рану Массино Жуффрен не рискнул, но, предполагая, что ему предстоит долгое ожидание, приказал Фотару заняться своей. Фортуна, однако, оказалась непредсказуемо милосердна: не прошло и пяти минут, как один из посланных им мальчишек возвратился, тяжело дыша после быстрого бега.

- В «Спелый колос» они пошли, - зачастил он, - и горячее вино заказали.

Массино поднял голову.

- Подкрепление, - искаженным от боли голосом предложил он. - Где же... этот мерзавец?

Жуфрен сперва растерялся, но потом понял — лекарь действительно заставлял себя ждать. Вытащив еще горсть монет, он щедро оделил им мальчишку.

- Я останусь здесь. Найди еще кого-нибудь... твой дружок, он же с ними остался? Отлично! Беги... - он на мгновение задумался. Отправлять мальчишку в Пале-Кардиналь было бесполезно, но ведь была же еще эта гостиница...

Мальчишка убрался. Через минуту появился лекарь, а еще через полчаса пришел Завье с двумя подручными и почти одновременно еще один мальчишка, незнакомый, от которого стало известно, что посланец Мирабель, расставшись со своим помощником, отправился прямиком в особняк Монморанси. Жуффрен переглянулся с Завье и, шепотом кратко объяснив суть дела, отправил всех четверых на улицу Сент-Авуа. Самому ему предстоял еще путь в Пале-Кардиналь и беседа, от которой он не ждал ничего хорошего.

К мальчишке, показавшему им дорогу, Завье по прибытии добавил еще двоих, но даже с их помощью они едва успели собраться вовремя, а потом чуть не потеряли из виду свою добычу на людных улицах. Судьба, однако, продолжала баловать кардиналистов, и посланец Мирабеля снова заглянул в трактир — где, едва он успел присесть, к нему присоединился немолодой наемник ничем не примечательного вида.

-  Приветствую, – сказал он - по-испански, но на манер, выдававший в нем уроженца Сицилии, – мы не встречались? Вы во Фландрии не служили, сударь?

Отредактировано Провидение (2018-04-11 02:21:39)

Испанец был настоящим - из тех, кто продает свою шпагу любому, кто платит, и Завье отправил его к посланцу Мирабеля с уверенностью, что соотечественника тех, кто ему платит, тот встретит приветливее. И даже если нет - что может быть естественнее, чем обнищавший вояка, хватающийся за любой шанс пожрать за чужой счет?

- А я вот уверен, что встречались, - наемник бесцеремонно плюхнулся напротив. - Гарсиа я - подзабыли, небось? Вижу, ваши дела на лад пошли? Тогда в Неаполе - а? Что в Париже делаете? Неужто по делам его милости?

Милостей для любого, кто служит другому, хватало всегда, и Франсо Менендес Гарсиа снова почти не рисковал - да и запретить ему сесть за стол в трактире молокосос не мог, а это было главное.

Испанец хохотнул, ничуть, казалось, не задетый явным пренебрежением собеседника, и перегнулся через стол.

- Что, баба не дала? - сочувственно спросил он. - Сама своего счастья не знает, вот точно. Был у меня один приятель…

Молоть языком Менендес умел ничуть не хуже, чем управляться со своей шпагой - и порой с не менее смертельными последствиями, но сейчас он просто болтал что попало, не ставя себе целью ни оскорбить молокососа, ни насторожить его, и поглядывал время от времени по сторонам, словно высматривая более благосклонную фортуну. Насторожился он лишь раз - когда из кухни появился Завье с объеденной куриной ножкой в волосатой лапе, но сообщник всего лишь уселся за соседний стол напротив Мирона, прихватившего с собой кувшин.

Почти в тот же миг в зале снова появилась молоденькая служанка - дочь трактирщика, с которой Завье успел уже убедительно доказать на кухне, что людям его высокопреосвященства платят щедро и вовремя, и те эту полезную привычку охотно усваивают и сами. Одарив молодого человека застенчивой улыбкой, она поставила на стол перед ним кружку и кувшин, над которым поднимался ароматный пар: третий из их компании, Мирон, всегда носил с собой склянку с лауданумом, а щедрая порция гвоздики, перца и корицы должна была уничтожить даже намек на то, что в горячем вине, которое заказал посланец Мирабеля, появились примеси, о которых тот не просил.

Безмолвие вынужденного собеседника Менендеса ничуть не смутило, а кружка скверного монтрейского, которую принесла та же служанка в обмен на мелкую монету, предоставила испанцу новую благодатную тему для болтовни. Сперва он щедро предложил посланцу Мирабеля глоточек, потом похвалил его за осмотрительность и подробно расписал сходство своего вина с таким набором омерзительных жидкостей, что соседи принялись подозрительно принюхиваться к своим кружкам. Затем, отметив краем глаза, что молодой человек начинает клевать носом, он призвал в свидетели этого непотребства терпеливо поджидавших Завье с Мироном, которые с удовольствием поддержали разговор и предложили испанцу оценить букет своего пойла, в результате чего, пересев за его стол, сперва опрокинули его кружку - по счастью, уже пустую - а потом громко обнаружили, что его собутыльник заснул, и, охотно вызвавшись помочь испанцу довести до дома загулявшего друга, подхватили молодого человека с двух сторон и выволокли на улицу, где к ним тут же подскочил один из помогавших им маленьких оборванцев.

- Тама вон, - оживленно проговорил он, тыча грязным пальцем куда-то в глубины Сен-Жерменского предместья, - как два поворота пройдете, тама и будет. Не то чтобы совсем на отшибе...

- Показывай, - перебил Мирон. И несколько минут спустя все они оказались в полуразвалившейся лачуге, которая не защищала ни от дождя, ни от  снега, но вполне успешно скрыла всех от посторонних глаз. После прогулки на свежем воздухе пленник начал проявлять какие-то признаки сознания, но это нисколько не помешало Менендесу обыскать его - сперва на скорую руку, а потом уже куда более тщательно.

- Нет ни черта, - вынужденно признал он.

- Раздеть, - предложил Завье.

- И связать, - мрачно поддержал Мирон, всю дорогу сокрушавшийся, что незачем было выливать полную склянку, хватило бы и половины.

Десять минут спустя, общупав и тщательно осмотрев камзол молодого человека, его плащ, шляпу и сапоги, трое кардиналистов снова сошлись над его телом.

- Куда же он его дел? - Мирон раздраженно пнул пленника в лодыжку, крепко прихваченную его же собственной перевязью.

- В доме оставил, - край шарфа, который они затолкали, насколько могли, в рот молодому человеку, закрывал ему лицо, и Завье отодвинул его, чтобы лучше видеть его глаза. - У них там назначено было, а мы проворонили.

Менендес проверил, крепко ли держит шнурок, которым они привязали кляп.

- Того его?

- Сообщить надо, - буркнул Завье. - И вообще. Может, выйдет того, другого перехватить. Кому письмо отдал, с-с-с-сударь?!

И он, позабыв, казалось, что пленник никак не может ему ответить, наступил грязным сапогом на его связанные ремнем запястья.

- Молчит, - зачем-то констатировал очевидное Завье.

- И хорошо, - Менендес вытащил трубку и принялся неторопливо ее набивать. - Если бы он умел с кляпом во рту разговаривать, он бы уже орал нам на все предместье.

- Холодно, господа, - пожаловался Мирон. - Может, того его, и пойдем?

- Что нам нужно? - спросил Менендес. - Письмо или он?

Завье непритворно задумался.

- Пожалуй что письмо, - решил он наконец. - Но не можем же мы его просто потерять. Минуту, господа.

Подойдя к висевшей на одной петле двери, в которой не хватало, к тому же, доброй половины досок, он поманил к себе терпеливо ждавшего маленького оборванца.

- Читать умеешь?

Мальчишка чрезвычайно выразительно уставился на него, и Завье, уже почти выказав свое удовлетворение, вспомнил, что писать ему нечем и не на чем.

- Помнишь, где мы его подобрали? А где со мной встретился? Помнишь там лысого такого? Пойдешь к нему.

Закончив объяснять мальчишке, что именно тот должен передать, Завье вернулся в лачугу.

- Узнаем, кому он отдал письмо, - сказал он сообщникам - и за ним. А этого наши заберут. Ну что, сударь, по-хорошему расскажете или отрезать от вас что-нибудь?

Менендес, вооружившийся к тому времени огнивом, хотел что-то сказать, но сдержался.

Отредактировано Провидение (2018-04-16 00:06:06)

- Не хочет рассказывать, - хмыкнул Мирон. - Воображения не хватает.

У него самого воображение было небогатое, но опыта хватало, и он принялся расписывать пленнику, как неудобно жить даже без большого пальца, что уж говорить о более важных для всякого мужчины органах, перемежая рассказы пинками и кромсая одновременно свой потрепанный плащ, который заменил отобранным у пленника. Пока он болтал, Менендес и Завье успели принести в лачугу достаточно валежника для небольшого костерка, в который они и сунули испанский клинок молодого человека, когда слабенькое пламя, пожрав обрывки плаща, набросилось на дерево.

- Связали, оставили у огня, - пояснил Завье, перебивая приятеля, - кто же знал, что он в него вмажется?

- Носом, - предложил Мирон.

- Боком, - возразил Завье. - Равновесие потерял.

- Неинтересно, - пожаловался Мирон. - Зачем тебе вообще понадобилось о нем сообщать?

- А что ты предлагаешь? «Вы его упустили? А откуда знали, за кем гоняться?»

- Слабый огонь, - буркнул Мирон. - Если б докрасна…

Он бесцеремонно перевернул пленника лицом вниз, задрал рукав его рубашки и выпрямился вновь, чтобы вытащить шпагу из костра. Плюнув на раскалившийся клинок, он примерился и прижал стальное лезвие к внутренней стороне его предплечья.

- Эй! - спохватился Завье, отвлекшийся было на похабный рисунок, которым Менендес украшал дверь.

Как бы быстро ни смог повернуться пленник, Мирон отпрянул быстрее, врезался при этом в подбежавшего Завье и грязно выругался. Ожидая, что при первом же прикосновении раскаленного железа посланец Мирабеля забьется в своих путах и издаст хоть слабый стон, он был совершенно не готов к спартанской выдержке молодого человека, растерялся и оттого отдернул шпагу с некоторой задержкой,  оставив легкий надрез на ремне, связывавшем его руки, и тотчас набухшую алым полоску у него на предплечье. Не позаботься они обмотать ремень несколько раз, у пленника появился бы какой-то шанс, но выдубленная кожа была отличной и держала крепко.

- Болван! - возмутился Завье. - По-твоему, так можно случайно обжечься?

- Какая, к черту, разница? - буркнул раздраженный Мирон.

- Даже не пискнул, - заметил Менендес, вытирая об штаны выпачканные углем пальцы. - Кончай пугать, времени мало.

- Подержите, - потребовал Мирон и снова сунул почерневший от копоти клинок в огонь. - Мало ли, пытался ремень пережечь.

- Как надоест, сударь, - Завье снова перевернул пленника на живот и наступил коленом ему на плечи, - кивни, что ли.

Менендес, еще раз затянувшись, передвинул трубку в уголок рта и перехватил ноги пленника, а Мирон, заняв удобную позицию между ними, извлек из огня успевшую нагреться дагу и повторил экзекуцию. На этот раз в стылом воздухе отчетливо запахло паленым.

Отредактировано Провидение (2018-04-17 01:38:58)

Первым перемену в состоянии пленника заметил Завье.

- Готов, - сообщил он. - И что ты себе думаешь? По-твоему, нам сойдет такое с рук, если мы ни черта не узнаем?

Мирон грязно выругался.

- Кто же знал, что он такой упрямый окажется? Выпить есть?

- А если бы и было? Пары оплеух хватит.

Менендес, молча вышедший меж тем наружу, вернулся с горстью мокрого снега и обтер лицо пленника, а затем присел рядом.

- Заткнитесь на минуту, господа. Вы храбрый человек, сударь, только это вам не поможет. Он еще даже не начал по-настоящему, а вы все равно заговорите. Есть вещи, которые никто не выдержит. А хуже всего, что вы же потом жить будете, и в таком виде, что и врагу не пожелаешь. Человек - живучее существо, знаете ли. Без глаз живет, без ушей, без носа, без языка. И без много другого… да, вы о том подумали, - он смолк на миг, не отводя от пленника холодного взгляда угольно-черных глаз. - Вы отважно держались, но вы лучше подумайте о том, как вы будете жить потом. Кивните, если готовы говорить.

Отредактировано Провидение (2018-04-20 11:27:42)

Продумав все возможное для безопасности брата, граф де Люз сообразил, что ему бы тоже стоило поостеречься, только когда подошел к оседланной лошади. Что-то сложное придумывать было некогда, и он только сбросил заметный, нарядный казакин, велел слуге принести кожаный колет, темный плащ и шляпу попроще, без плюмажа. Тот догадался принести еще и ленту, чтобы господин граф мог связать свои длинные, слишком приметные локоны и спрятать под шляпу. Ленту он взял с туалетного столика Эмили, и Бутвилю словно стало теплее от прикосновения к этой полоске шелка. На эти спешные меры ушло лишь несколько минут, и вскоре граф уже был на улице.
      Но едва он успел выехать на улицу Сен-Мартен, раздумывая, какой путь лучше избрать, как его внимание привлек человек, бегущий навстречу так, будто за ним гнались - каким-то чудом он никого из прохожих не сбил с ног и не попал под колеса встречной повозки. Луи-Франсуа насторожился: он узнал Перрена - слугу, которому было поручено доставить брату лошадь. Тот чуть было не проскочил мимо, видимо, не узнав графа в непривычной одежде; но  Бутвиль, слегка нагнувшись с седла, ухватил Перрена за откидной рукав куртки.
      - Пустите! - дернулся слуга, но,  увидев, кто его задержал, тут же понизил голос и поспешно затараторил: - Ох, ваша светлость, хорошо, что я вас застал, там с шевалье де Корнильоном такая беда... я как увидел, бегом сюда, потому как не знаю, что делать... думаю, лучше вам доложить...
      От этих слов Бутвилю стало так зябко, словно зимний день сразу похолодел втрое. Стиснув зубы, он заставил себя собраться с мыслями.  Проверить, не следят ли за ним, было сейчас невозможно, но в любом  случае не стоило привлекать внимание уличных ротозеев. Граф спрыгнул наземь, бросил слуге поводья и произнес сквозь зубы:
      - Здесь слишком людно. Пойдем вон туда!
      Они вошли в малолюдный боковой переулок - господин впереди, за ним слуга с лошадью. Не дожидаясь вопросов, Перрен выложил  всё, что знал и видел. Через три минуты Бутвиль уже понял, что предосторожности не помогли, и младшего брата нужно даже не выручать, а прямо спасать. И поскорее. Но, бездумно ринувшись вперед, он рисковал сам угодить в ловушку и окончательно погубить Никола...   "Думай, голова, думай! Сколько их? Трое? Судя по описанию, не дворяне, видимо, городская сволочь - значит, способны на все и непредсказуемы. Моей шпаги, даже с дагой,  мало будет на троих... Вернуться, созвать слуг? Но толпа лакеев с палками будет слишком заметна, да и что им объяснять? И сколько времени на это уйдет? А время дорого..." 
      - Где он теперь? - враз охрипшим голосом спросил граф. - Где он, говори! Ты знаешь? 
      - Я как раз подходил с лошадью-то, - ответил Перрен, - увидел, что тащат этого шевалье, и издали за ними прошел, а потом сразу к вам бегом. Там развалюха есть нежилая, от трактира неподалеку. Думаю, они там ещё...
       - Шевалье де Корнильон мой друг и боевой товарищ, - сказал Луи-Франсуа, уже примерно представляя, как поступить. - Я  должен его вытащить, а потом увезти. Будет нелегко. Ты покажешь мне дорогу, заберешь  ту лошадь и останешься их сторожить, чтобы мы могли сразу уехать. 
        - Прошу прощения, - смело возразил Перрен, - я, сударь, вас с теми ублюдками один на один не оставлю.  Я у господина герцога под началом воевал, он меня своими заботами и потом не оставил, я за него в огонь и в воду, а вы - брат его. Буду служить вам! У меня вот и клинок есть... - и слуга показал заткнутый за пояс кинжал.
      - Хорошо, - коротко ответил Бутвиль. То, что лакей оказался бывалым солдатом, он воспринял как первую удачу в этом жутком деле. - Сможешь бежать у стремени или сядешь за моей спиной?
       - Мне уж лучше на своих двоих. Ежели ваша светлость не будет гнать во весь опор, не отстану!
       Луи-Франсуа и  рад бы пуститься рысью, но в  сети узких извилистых улиц пришлось ехать шагом. К счастью,  Перрен, хорошо знакомый с этими кварталами,  указывал ему самый короткий путь. Выиграв на этом некоторое время, граф решил выехать из города не прямо по улице Сен-Жермен, а в объезд через несколько кварталов, к ближним воротам Бюси; оттуда, свернув налево, можно было проехать к трактиру вдоль городской стены – тогда никто из увидевших его не мог бы сказать, из города ли едет этот всадник или наоборот. 
       На углу, под вывеской трактира, торчавшей из стены как флаг, Луи-Франсуа спешился.
       - Показывай, куда дальше!  - приказал он Перрену. - Я пойду вперед, а ты пристрой  лошадей где-нибудь поближе к той лачуге, и догоняй меня.
       - Уж пристрою, не извольте беспокоиться!  Тут ветхих домишек, на снос, достаточно.
       Судя по всему, бывшему солдату приключение было по душе. Он толково объяснил Бутвилю, куда идти, проследил за ним взглядом, потом, убедившись,  что господин граф его указания понял, с показной неторопливостью  отвязал от коновязи лошадь, которую совсем недавно сам привел, и так же неспешно провел обоих животных мимо трактира, а когда его уже никто не мог увидеть из окон, резко свернул в проулок между обшарпанными, необитаемыми домами.  Там, отыскав укромный угол за дряхлой каменной оградой, он привязал лошадей к первому попавшемуся столбу и пустился бегом по закоулкам к месту  встречи.
          Завидев Бутвиля, прильнувшего к щели в дощатой стенке, он с  облегчением вздохнул, но когда граф обернулся на звук его шагов, Перрену стало страшно: так бледен был Бутвиль.   
         - Как ты долго! – прошептал Луи-Франсуа. - Шевалье там,  я слышал голос, но не смог увидеть - наверно, лежит... Подонки – мои, а ты его вытащишь. Ясно?