Выражение, появившееся на лице священника, Гастон видел раньше и не раз на физиономии маршала д’Орнано, и говорил тот обычно что-то вроде: «Вы, верно, считаете себя очень умным после этого, ваше высочество?»

- Вы не можете быть настолько глупы, сын мой, чтобы верить в то, что сказали, - сурово ответил священник, и Гастон чуть не воскликнул: «Вот, так я и думал!» - Но даже если бы я предположил, что вы говорите всерьез, я возразил бы вам - а достойно ли смущать умы, менее изворотливые чем ваш?

- А чья в том вина, что они смущаются? - внезапно возразил Де Клейн. - Если вы видите что-то дурное в обнаженном человеческом теле, то отчего? Мы созданы по образу и подобию божьему, и…

- Я не хочу слушать богословские споры, - резко перебил Гастон. - Святой отец, давайте мы пожертвуем, ну, скажем, десяток пистолей на благотворительность, а вы не будете мешать нам веселиться? Вы сделаете кучу добрых дел, а мы даже одно плохое никак закончить не можем!

Про трактирщика он уже напрочь забыл, но случайный взгляд, обнаруживший на лавке плащ д’Эннемеца, пробудил в принце такую бурю чувств, что он поспешил отвернуться, чтобы не уронить свое достоинство хихиканьем.

Гастон неудержимо расхохотался, сводя на нет все усилия Верлена - хотя, если судить по кислой роже священника, его усилия и без того пропали втуне.

- Не-ет, - еле выговорил он, - они не при-при-приобщаться… они… при-при-… о господи, совокупить… при-…

Де Клейн заржал так, что даже выронил уголь, которым рисовал, и Брион кивнул с таким важным видом, что принц зашелся в новом приступе веселья.

- Да ваши ж милости! - взмолился трактирщик, который благоразумно отступил, но бежать за вином не спешил. - Этакое похабство, а ко мне ж приличные люди ходят!

- Знач-чит, они не при-при… - закончить Гастон не смог, и это сделал за него Де Клейн: - Не станут портить мои произведения?

- Да ведь все стены ж испакостят! - возопил трактирщик, и молодые люди снова начали смеяться.

Гастон швырнул на стол несколько золотых и подобрал свой плащ. Священник с его причитаниями основательно испортил ему развлечение, и украшать шедевр Де Клейна ему резко расхотелось - да и вообще, что это за занятие для принца?

- Догонит, - равнодушно бросил он. - Позовите его, Брион!

Граф де Брион ухмыльнулся, сунул в рот два пальца и издал такой великолепный разбойничий свист, что трактирщик даже голову в плечи втянул.

- Дети мои… - неодобрительно начал священник, но тут уже терпение у Гастона лопнуло.

- Что еще за дети, святой отец! - возмутился он. - Меня, слава Богу, еще никто в незаконности не подозревал, а к вам в сыновья я и вовсе не напрашивался! Если вы в юности и согрешили, то мы тут ни при чем!

Поскольку при этих словах он наполовину вытащил шпагу из ножен, священник посерел и благоразумно промолчал, а Гастон, наградив его холодным взглядом, первым вышел на припорошенную снежком улицу. На черном небе над головой ярко горели звезды, и молодой человек с таким удовольствием вдохнул ледяной воздух, что после трактирного чада у него даже слегка закружилась голова.

- Замечательная ночь для прогулок! Давайте навестим кого-нибудь?

- Фи, господа, - возмутился Гастон, - что это за гадости вы говорите! Да еще об отсутствующих!

- Я присутствую, мой принц, - возразил д’Эннемец с крыльца. - Слышал каждое слово и из любви к вам готов обсудить с господином де Верленом, что он имел в виду.

- О, под окнами господина кардинала! - воскликнул Брион. - Вот кого мы можем навестить!

- Нет-нет, - живо возразил Гастон. - Никаких драк среди моих друзей! Извольте извиниться, Верлен! И его все равно нет в Париже, никакой забавы.

Де Клейн, повинуясь, похоже, неслышно окликнувшей его Музе, отошел к стене и споро, в несколько штрихов, запечатлел на ней профиль принца, а позади него силуэт лошади - той самой, которую подвели в этот момент его высочеству.

Поездка через заледеневший ночной Париж под мерцающими на высоком небе звездами доставляла его высочеству удовольствие ровно до той минуты, пока у него не замерзли уши - после чего изначальный план, половить на живца воров на Новом мосту, пришлось отменить.

- И вообще, - сказал Гастон, оглядывая своих присных одного за другим, - какой вор полезет на улицу в такую погоду?

- Глупый, - радостно поддержал Брион. - А зачем нам нужны глупые воры?

- Давайте навестим д’Эффиа, - загорелся Гастон. - Черт знает что, опять у меня ни гроша!

Пусть это и было художественным преувеличением, новая цель пришлась свите его высочества по душе, и небольшая кавалькада опять изменила направление, сворачивая к Люксембургскому дворцу.

- А почему мы едем к господину д’Эффиа? - шепотом спросил у Монтрезора Де Клейн, которому, как чужестранцу, было простительно не знать всех министров его величества по именам.

- Серенаду! - воскликнул Гастон, мгновенно забывая о д’Эффиа. - В самом деле, господа, а не спеть ли нам серенаду?.. Ах, черт!

- Увы, - деланно посочувствовал прочитавший мысли принца Брион, - и ворота, верно, давно закрыты.

- Вы полагаете, - ледяным тоном возразил Гастон, - кто-то посмеет задержать Сына Франции? Наследника престола?

- Не кто-то, но что-то, ваше высочество, - неожиданно подал голос голландец. - И то один только здравый смысл.

- Вы скучны, Де Клейн, - засмеялся Гастон, всецело захваченный новой затеей. -  Но вам нужна лютня, Сели!

Жестом одновременно торжественным и торжествующим он указал на вывеску на противоположной стороне улицы, которую его острый взор сумел выхватить из темноты.

- Давайте я сыграю, - предложил граф де Брион. - На охотничьем роге.

- Какие таланты, граф! - вскричал д’Эннемец. - Как же это вы не в фаворе у его величества?

- Быть может, это оттого, что я предпочитаю быть в фаворе у его высочества?

- Не ссорьтесь, господа, - вмешался Гастон. - Друзья не должны ссориться. На лютне буду играть я - должен же я хоть что-то сделать для моей дамы?

- Тогда, может, лучше не играть? - тотчас же съехидничал д’Эннемец, и Гастон шутливо замахнулся на него поводьями.

- Я сыграю последнюю песенку Мулинье, ее-то я знаю, - уверенно сказал он. - А вы придумаете слова, а то петь даме про бокалы как-то странно.

- Верлен, не злитесь! - перебил Гастон. - Если Монтрезор предпочитает вирши де Бло, то это лишь свидетельствует о его недостатке вкуса… или о недостатке его вкуса? Начинайте сочинять, или мы всю ночь проторчим перед этой лавкой!

- Если ваше высочество потревожит покой ее высочества, - внезапно сказал Де Клейн, - об этом узнают и в Люксембургском дворце, и ее величество останется недовольна.

Гастон, уже повернувший лошадь к вывеске, изумленно уставился на него.

- И что?

- Ее величество может приказать вам удалиться из Парижа.

Гастон невольно задумался, но почти сразу нашел ответ:

- Тогда мы приедем тайком, как герцогиня де Шеврез. Или поднимем мятеж. Ее величество вряд ли захочет, чтобы мы подняли мятеж. А вы, Монтрезор? Вы как считаете?

В соседнем с лавкой доме растворилось окно второго этажа, и чья-то рука выплеснула на улицу ночной горшок, явно избрав своей целью виконта. Не удержавшись от хохота, Гастон огляделся в поисках подходящего метательного снаряда, чтобы вернуть долг, но увы, в седле не нашлось ни камней, ни мусора.

- Какова наглость! - вскричал граф де Брион, соскакивая на землю. - Мерзавцы-лавочники совершенно стыд потеряли!

- Не-ет, - простонал все еще смеясь Гастон, - вы-вы-выплеснули.

Брион, однако, уже ломился в дом неосторожного обывателя. Дверь, сделанная из дуба и окованная железом, с честью выдержала его напор, когда д’Эннемец, также спешившийся, присоединился к товарищу.