Г-жа де Кавуа проснулась задолго до рассвета. Бывает, что, открыв глаза посреди глухой ночи, вдруг понимаешь, что уснуть больше не выйдет. Так было и на этот раз, и чувство, царапавшее душу все эти дни, никак не способствовало крепкому сну. Кажется, это была… досада? Обида? Тревога? Все вместе?
Кавуа шел на поправку. Неведомое снадобье выветрилось, как и предсказывал мэтр Дарлю, на второй день, раны заживали быстро, и даже опухшие, непослушные пальцы наконец начали нормально гнуться. Первые дни Франсуаза почти не отходила от мужа – поила, растирала руки, стерегла сон – вначале тяжелый и дурнотный, затем наконец просто крепкий… Кавуа рассказал о случившемся. Скупо и неохотно. И она, поняв, что муж не желает вдаваться в подробности, спросила лишь – все ли позади?

«У меня много врагов».
Добиваться другого ответа она не стала. Казалось, все наконец хорошо. Но… Франсуаза не ждала благодарности, но и гневного выговора, учиненного капитаном, она не ждала тоже. И теперь этот гнев царапал, царапал… Как ни уговаривала себя молодая женщина, что Кавуа вспылил из страха за нее, заноза никуда не исчезала. За что? За спасение? Или ей только показалось и все прекрасно обошлось бы без нее?

Дом спал беспробудным сном. Мадам де Кавуа выскользнула из своей комнаты, накинув меховой плащ, очень осторожно заглянула в спальню мужа – там было темно и тихо, из-за полога доносилось ровное дыхание -  постояла с минуту, прислушиваясь, и пошла дальше.

Ноги привели ее на конюшню, совсем как в детстве, когда она уходила к лошадям поделиться своими детскими горестями. Конюх безмятежно дрых у себя в закутке, и Франсуаза тихонько пошла между стойлами. Ее появления не заметил не только конюх, но и спящие лошади, и только вороной андалузец капитана негромко фыркнул и высунул морду над перегородкой. В блестящем продолговатом глазу плавало отражение масляного светильничка.

- Ревенант… - Мадам де Кавуа протянула руку, почесывая коню лоб. – Реванант… Если бы ты умел говорить…

Жеребец снова фыркнул, обдав ее сладким запахом сена.

- Но зато ты умеешь слушать, - шепнула Франсуаза, бесшумно отодвигая задвижку. Конюх, между прочим, предпочитал лишний раз не входить в стойло к жеребцу, утверждая, что характер у него такой же черный, как шкура – слушался Ревенант как следует одного только капитана. А с Франсуазой – просто ладил.

Андалузец переступил с ноги на ногу, ткнулся лбом в ее плечо. Молодая женщина вздохнула и обняла коня за теплую шею.

- За что он так? Я понимаю, я все понимаю… Он не хотел ничего рассказывать, ладно… И сам ничего не спрашивал… Разве я в чем-то провинилась? Мне страшно, Ревенант, понимаешь. Что, если еще не все закончилось? И мэтр Барнье пропал…

Она снова вздохнула, прижимаясь к лоснящемуся плечу жеребца. 

- Я люблю твоего хозяина. А он рассердился, будто я его, наоборот, предала…

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

Франсуаза тем временем продолжала что-то тихо говорить коню; прислушавшись, можно было даже различить, что. Жеребец услышанное, похоже, не одобрял, потому что всхрапнул и ухватил ее за рукав.

- Ты тоже считаешь, что я сделала глупость? – Мадам де Кавуа легонько щелкнула андалузца по уху и вздохнула. - Может быть… Только… что сталось бы с Франсуа, если бы я ее не сделала? Мы же едва успели, лекарь сказал, что он мог… остаться калекой...

Еще вздох, на этот раз судорожный.

- Если бы эта дрянь не замучила его до смерти! Я бы убила ее еще раз. А мне ведь не верили…

Щенок – это существо, которое трудно не заметить и еще труднее игнорировать. Особенно щенок овчарки. Услышав повизгивание и ощутив, как в ноги ткнулось что-то теплое и мохнатое, Франсуаза опустила глаза… и тихонько ахнула. А щенок, усердно крутя хвостиком, завертелся вокруг молодой женщины. Деловито присел, напустил лужу, вскочил, с пристрастием обнюхал копыта жеребца. Тявкнул, когда жеребец с любопытством опустил к нему морду, и вновь вскинул лапки на колено мадам де Кавуа.

- Откуда ты взялся?! – Франсуаза подхватила тяжеленькую пушистую тушку на руки, и малыш, радостно повизгивая, тут же облизал ей все лицо. На самом деле она знала – откуда, потому что это была пикардийская овчарка. Сделать такой подарок женщине мог только Кавуа: никто другой не знал, как она влюбилась в этих собак, никто другой вообще не понял бы ее желания. Но он ведь был против! Значит…

Прижимая щенка к груди, как самый дорогой дар, она огляделась, ведь не с неба же он свалился, но в полутемной конюшне как будто  никого не было.

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

Франсуаза вздрогнула от неожиданности.

- Бог ты мой, где вы прятались?!

Глаза у нее так и сияли. Потеревшись щекой о мохнатый бок, она неохотно спустила щенка на пол.

- Ни за что не захочу, - сказала она. – Бедный Эжен, когда же он успел? Но вы… Если бы вы только знали, как я об этом мечтала!

Она шагнула вперед и ласково коснулась плеча мужа.

- Спасибо… Как сегодня руки? Болят?

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

Франсуаза задержала руку пикардийца, потерлась щекой о ладонь и вздохнула.

- Это было глупо, наверное… - тихонько созналась она. – Но…

Деревянная перегородка между ею и мужем мешала, в затылок жарко и щекотно дышал жеребец, теребил воротник плаща, но под ногами возился щенок, и она опасалась двинуться с места, чтобы в потемках не наступить малышу на хвост или на лапу.

- Я была у его высокопреосвященства, и мне показалось, что он считает, будто я зря беспокоюсь. – Г-жа де Кавуа беспомощно пожала плечами. - А я вспомнила про мадам де Мейсен… понимаете, если бы я стала кому-то объяснять, что искать надо эту женщину – что бы подумали обо мне, о вас? Что вы задержалась у любовницы, а я пытаюсь вас выследить. Над вами стали бы смеяться... Поэтому я никому, кроме мэтра Барнье, не могла довериться. А потом мадам де Майсен подтвердила, что вы в опасности, что вас пыталась заманить какая-то блондинка… с моим выговором… 

Облекать в слова все то, что она думала и чувствовала той ночью, было отчаянно трудно, Франсуаза сама понимала, что выходит на редкость неубедительно, сумбурно, глупо, пыталась подобрать слова и вновь терялась. Ей так хотелось, чтобы Кавуа понял, что не каприз, не строптивость привели ее в Сен-Манде, и к гвардии она не обратилась не потому, что не сообразила!

- Вот тогда я испугалась по-настоящему. Мне казалось, что мы вот-вот опоздаем. А ехать за л'Арсо, пытаться ему что-то объяснить… мы бы потеряли время, а вдруг бы мне не поверили снова? Я ведь просто испуганная женщина, ревнует, наверное… и надо ведь было еще узнать, где именно, а кто там бы стал разговаривать с гвардией посреди ночи? Поднялся бы шум, и вас могли просто убить! Я обещала Барнье слушаться. Я расспрашивала священника, он – какого-то наемного кучера, а потом уже… этот дом был вот он, а возвращаться в Париж, кого-то будить, объяснять? За это время вы могли бы…

Она снова запнулась, поглаживая пальцы Кавуа у своей щеки, и наконец совсем уже тихо выговорила:

- Ох, это был такой ужас… вы были без сознания, в крови, и эта мерзавка со спицей…

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

- А что было бы, если бы мы не успели! – Это сорвалось с губ Франсуазы помимо воли, и это был не вопрос, нет, утверждение, в котором прозвучало эхо того страха, который владел ею те три дня. Она тысячу раз уговаривала себя, теми же самыми словами, и все уговоры разбивались об одно: а если они опоздают? Г-жа де Кавуа содрогнулась, заново вспомнив подвал, запах крови и горелой кожи и безумные глаза белокурой женщины.

- Я понимаю. Правда. И обещаю, что если что – положусь на друзей. Я чуть не сошла с ума тогда, я так боялась опоздать… мы и так чуть не опоздали. Эта сумасшедшая… Она бы вас убила. Я видела ее взгляд.

Франсуаза сжала пальцы мужа.

- Мне все равно, что было бы со мной, если бы ты… если бы тебя… Что она придумала бы через минуту – выколоть тебе глаз или воткнуть эту проклятую шпильку в горло?!

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

Франсуаза слушала молча, не перебивая, хотя ей и было что возразить. Господи, он еще считал, что в чем-то виновен…

- Я обещала, - просто сказала она наконец, не добавляя «потому что вы просите», хотя для нее это и значило куда больше запрета. -  Я не нарушаю обещания. И моя жизнь похожа на сказку, что бы вы не думали об этом – потому что вы со мной.  Я поняла, кого полюбила, еще там, на родине… когда мне привезли завещание. Я не перестаю молиться за вас. Ну а что до этой женщины…

В карих глазах г-жи де Кавуа внезапно замелькали желтые кошачьи огоньки, верхняя губа дрогнула, добавляя сходства с взъярившейся кошкой, и она вскинула голову.

- Мне все равно, права она была или нет, справедлива или нет – я защищала свое! Потому что люблю вас. Я убила бы ее снова. Но вас… Вас я не ослушаюсь.

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

- Простите, что вам пришлось за меня испугаться, - эхом отозвалась Франсуаза.

Непокорная вспышка угасла, уступив место отчаянной, щемящей нежности. Легко устоять, когда ты гнешься, как ивовый прутик, и знаешь – тебе всегда есть на кого опереться. Но, во имя всего святого, как же может быть страшно за тех, кто не имеет права уступить, кто должен быть в ответе всегда и за все и принимать на себя любой ураган! Не находя слов, чтобы выразить эту нежность, Франсуаза свободной рукой погладила мужа по плечу, по побелевшему уже давно шраму, прижалась щекой… Проклятая загородка уперлась в грудь, напоминая, что они стоят по обе стороны от нее. Однако мохнатый комок в ногах как раз угомонился: судя по устойчивому теплу у лодыжки, устроился поспать, и Франсуаза смогла шагнуть в сторону, не отнимая руки и не сводя глаз, обогнула загородку и оказалась наконец рядом с пикардийцем. Привстала на цыпочки, обхватила за шею, уткнулась в грудь и замерла. Меховой плащ распахнулся от этого движения, и сквозь тонкую сорочку Франсуаза чувствовала, какой он холодный: в конюшне от дыхания поднимался легкий парок, а Кавуа вышел из дому даже без рубашки, но это лишь заставило ее прижаться потеснее.

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

- Вы подслушивали?! – Шутливое негодование, прозвучавшее в тихом восклицании Франсуазы, показывало, что она окончательно пришла в себя; г-жа де Кавуа откинула голову, заглядывая мужу в глаза. - Подслушивали, да? Как не стыдно! А Ревенант хорош, даже не заметил хозяина! И что же вы успели узнать?

Захолодившие спину руки заставили ее поежиться, но не отстраниться, а заодно почувствовать, как мерзнут в домашних туфельках ноги – теперь, когда их больше не согревал щенок, она отчетливо ощущала гуляющий по полу сквозняк. Должно быть, дверь в конюшню была приоткрыта.

- Идемте скорее, - заключила она, с чисто женской непоследовательностью не дожидаясь ответа – впрочем, зная Кавуа, можно было предположить, что ответа или не будет, или будет, но такой, который ни о чем не скажет. Да она и не ожидала. – Только… Пообещайте мне, - она внезапно стала почти серьезной, - вот здесь, при свидетелях… Пообещайте мне, что никогда не забудете – я без вас не смогу. Когда будете снова рисковать… просто помните об этом. А я обещаю, что если вдруг вы снова пропадете, я не буду делать глупости… но подниму на ноги всех, кого сумею!

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны

В первое мгновение Франсуаза, подозревая, что ее нарочно лишают возможности говорить – как-никак она была замужем за этим человеком уже больше года – даже попыталась увернуться, но уже в следующее ей расхотелось и говорить, и уворачиваться. Год замужества, рождение ребенка, проведенные вместе последние месяцы – и все равно каждый раз его поцелуи действовали на нее именно так. Словно в первый раз. Голова шла кругом, тело становилось невесомым, пропадало ощущение, где верх, где низ, она забывала обо всем, кроме его рук и губ, и теперь, даже не вспоминая, что они, скорее всего, не одни, что их может видеть и слышать конюх – обняла, прильнула, опустив ресницы и отвечая на поцелуй тоже словно в первый раз.

- Это… счастье… - выговорила она наконец, слегка задыхаясь. И, осознав, что муж все еще держит ее на весу, добавила: - Но чтобы идти, мне надо… встать на ноги!

Подпись автора

Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны