Спустя четыре дня после эпизода Не мудрость предков учит нас Место действия - особняк Кавуа.
- Подпись автора
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Французский роман плаща и шпаги |
18 января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 18 лет.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Между строк нет опечаток. 1 февраля 1629 года, перед рассветом.
Спустя четыре дня после эпизода Не мудрость предков учит нас Место действия - особняк Кавуа.
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
- Об этом вы тоже ему рассказали, - понял Кавуа. И тут же представил, что мог бы подумать Ришелье. Но пенять жене за это не стал - чувство радости от смерти врага было пикардийцу слишком хорошо знакомо.
- Монсеньор отпустил вам грехи? - чуть улыбнувшись, спросил он, подавляя желание еще раз попросить у нее прощения. - Потому что вашему духовнику этого, пожалуй, лучше не слышать...
- Надеюсь, - в тон мужу ответила Франсуаза. – Моему духовнику лучше вообще ничего не слышать, и я, наверное, и впрямь попрошу монсеньора принять у меня исповедь… Потом.
Она тоже улыбнулась, едва заметно, уголками губ: куда больше мнения духовника ее беспокоило, что о ней после такого признания подумает собственный супруг, и теперь на душе ощутимо полегчало.
Кавуа, у которого каждый отчет Ришелье превращался в исповедь и наоборот, усмехнулся углом губ. Как он иногда утешал лейтенантов: "Радуйтесь, что отчитали - могли и отпеть".
- Потом, - согласился он и открыл дверь. Холод уже крепко хватал за плечи.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Проскользнув в дом, Франсуаза машинально потянулась к завязкам плаща, но тут же спохватилась, вспомнив, что под плащом у нее только тонкая ночная сорочка.
- Надо одеться, хотя бы к завтраку, - запахиваясь, смущенно сказала она и коснулась руки мужа. – Вам помочь с крючками?
Кавуа в самом деле соглашался принять от нее помощь с одеждой, пока негнущиеся пальцы не могли справиться с застежками, и г-жа де Кавуа подозревала, что именно поэтому он выбрался на двор полураздетым – помощь лакея ему не нравилась.
Кавуа молча покачал головой, обнимая жену за талию и увлекая в спальню. Это не он был скудно одет, это на ней было сейчас слишком много вещей. Куда больше, чем ему хотелось.
- Так почему вы пошли не сюда, а к моей лошади? - поддразнил он жену, закрывая за ними дверь. - Я тоже умею слушать молча...
Пикардиец потянул завязки ее плаща. Тяжелая, подбитая мехом ткань упала на пол.
- В самом деле? – Глаза молодой женщины озорно блеснули, и она отступила на шаг назад. – Зато Ревенант не умеет закрывать мне рот и всегда позволяет договорить до конца!
Кто-то из слуг за время отсутствия хозяина успел растопить почти угасший за ночь камин, и теперь спальню освещало, помимо канделябра на три свечи, весело пляшущее пламя. В полутемной комнате и отблесках этого пламени Кавуа, весь в шрамах, выглядел сущим диким варваром, не хватало лишь скрамасакса и плаща из медвежьей шкуры.
- Вы похожи на дикаря, - сообщила Франсуаза с улыбкой, одновременно нежной и насмешливой.
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Кавуа наметил улыбку, уже думая о том, что завязки ее ночной рубашки слишком тонки сейчас для его пальцев.
- Всегда, - шепотом сказал он, ощущая, как мгновенно пересохло в горле. В тенях она сама казалась видением, земным и ощутимым.
Он шагнул за Франсуазой, нетерпеливо привлек ее к себе и расправился с завязками под жалобный треск ткани, тут же припадая губами к открывшейся коже.
Ее вкус и запах делал его куда большим дикарем, чем ей казалось.
С женой он всегда бывал нежен и нетороплив, если ей не хотелось обратного, но сейчас теплое женское тело под руками напоминало ему о том, как близок он был к смерти - в очередной раз, и как хороша жизнь. Она была самой жизнью, он прижимал ее к себе, может быть, слишком сильно, и целовал так, что каждый поцелуй оставлял след на коже, и не мог сейчас иначе.
Ее рубашка, разорванная, улетела в угол. Кавуа туда не смотрел.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Франсуаза едва слышно ахнула от неожиданности, когда батист с треском разошелся: Кавуа никогда еще не был с ней таким. Яростным, неистовым, нетерпеливым - и это нетерпение и ярость захлестнули ее с головой, отозвались такой же внезапной вспышкой. Его руки и плечи были все еще холодны, но обжигали, он сжимал ее в объятиях с такой силой, что, казалось, вот-вот хрустнут ребра, целовал до боли, до солоноватого привкуса на губах, будто преодолевая сопротивление – и она отвечала с таким же напором и таким же нетерпением, словно их вот-вот должны были разлучить. Что-то мешало, что-то между ними, и она не сразу поняла что.
- Подожди… - часто и тяжело дыша, прошептала она и, не удержавшись, прикусила его за плечо. – Сейчас… подожди…
К пальцам капитана еще не вернулась былая гибкость, ему было не совладать со шнуровкой на поясе, а ей, чтобы туда добраться, пришлось бы отстраниться, хоть на миг, и это казалось невозможным, но она справилась.
- Сядь…
Сдерживая нетерпение, опустилась на колени, чтобы помочь разуться. Глядя снизу вверх в глаза мужа, стянула сапог, потом второй. Гибко выпрямилась и… толкнула его на постель, чтобы через мгновение оказаться там же, уперевшись ладонями ему в плечи.
- Вот теперь ты… никуда… от меня… не денешься, - хрипловато выдохнула она и наклонилась, скользя губами по испещренной шрамами груди пикардийца, все ниже и ниже.
Отредактировано Франсуаза (2018-08-25 23:42:59)
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Он и не собирался, только глянул на нее чуть удивленно, не помня за женой такой смелости, а потом мягко опустил ладонь на темный затылок. Шелк ее волос не мог сравниться с шелком ее губ и Кавуа закрыл глаза, позволяя ей уводить его из жарко натопленной спальни туда, где не было ничего, кроме ее дразнящих прикосновений, горячего дыхания и желания, от которого сводило все мышцы.
И только когда стало совсем нестерпимо и горячо, когда он ощутил вкус крови из прокушенной губы, потому что предел выдержки должен был вот-вот наступить, он хрипло окликнул ее:
- Франсуаза...
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Франсуаза и впрямь никогда доселе не позволяла себе столь беззастенчивые ласки, но теперь, казалось, привычные границы стыдливости слетели с нее, разорванные вместе с рубашкой. Оперевшись коленом о постель, она подалась вперед, встряхнула головой, обрушив на них обоих водопад совсем распустившихся кос, выгнулась, дразняще коснувшись грудью и приблизив разгоревшееся лицо к лицу пикардийца.
- Гвардия просит пощады? – так же хрипло прошептала она, глядя ему в глаза. Разметавшиеся волосы делали ее похожей на ведьму.
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Кавуа не стал тратить время на слова. Он положил ладонь на талию жены, обманчиво-нежно проследил рукой изгиб до нижней его части. Вторая рука легла ей на плечи.
Одним движением пикардиец прижал Франсуазу к себе, перекатился вместе с ней, оказываясь сверху, вминая женское тело в перину.
Пощады он не хотел. Он хотел ее.
Кавуа нашел запястья жены, прижал к кровати за ее головой, удерживая изящные руки одной ладонью, а другой упираясь в одеяло, чтобы не обрушиваться на женщину всем весом. А потом склонил голову и нашел губами ее грудь.
Боли в запястье он сейчас почти не ощущал. Только жар, трепет ее тела и вкус ее кожи на губах и кончике языка.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Франсуаза покорилась с радостью, мгновенно превращаясь из беззастенчивой ведьмы в мягкую, нежную, опьяненную страстью женщину – запрокинув голову, выгибаясь навстречу поцелуям, бессвязно шепча ласковые слова, упиваясь его желанием, его напором, его властью, разгораясь его пламенем.
- Люблю тебя… люблю…
Вспышки света под закрытыми веками, жаркое дыхание, жаркие губы - и биение пульса то ли ее, то ли его, не различить. Дрожь, пробегающая по всему телу от его прикосновений. Тихий стон.
- Еще… еще… - Умоляющий, нетерпеливый шепот. – Да… Только… ты…
Даже если весь мир будет против моего мужа, я буду молча стоять у него за спиной и подавать патроны
Он, чуткий к чужому шепоту, шорохам и звуку шагов, не слышал этих слов. Для него остались только дыхание, стоны, почему-то скрип кровати, аромат ее разгоряченного тела, смешанный с тонким запахом духов, и легкая примесь посторонних мыслей - никогда еще она не была с ним такой, откуда...
И миг без мыслей и без слов, и губы, прижатые к губам, и приглушенный поцелуем стон, и ее сладкая дрожь, которую он чувствовал всем телом - квинтэссенция и жизни, и победы, все сейчас было в его руках, и весь мир сошелся в одной точке...
* * *
Он укрыл ее, утомленную и спящую в его постели, прикоснулся губами к виску.
В который раз у него было все, кроме времени...
- Умываться - в кабинет, - шепотом велел он слуге, выйдя из комнаты и притворив за собой дверь. - И свежее платье. Кто-то уже явился?
- Шевалье л'Арсо только, сказал, не беспокоить вас, в кабинете и дожидается...
- Отлично. Завтрак на двоих, и пока меня ни для кого нет.
Гасконец, не будучи лейтенантом роты формально, на практике играл именно эту роль, и должен был как привезти последние новости, так и получить несколько просьб, непременно подлежащих выполнению.
Эпизод завершен
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Между строк нет опечаток. 1 февраля 1629 года, перед рассветом.