- Благодарю, друг мой. – Атос перехватил взгляд гасконца. – О, не обращайте внимания. Небольшое недоразумение, благодаря которому я убедился, что уже могу вернуться в строй.

На самом деле все обстояло ровно наоборот: недоразумение, увы, отодвинуло такую возможность еще на недельку, потому что едва зажившая рана вновь открылась. Хромать сильнее Атос не стал, но любой лекарь, услышав, что пациент намерен отправиться на позиции, схватился бы за голову и принялся грозить лихорадкой и антоновым огнем.

Д’Артаньян, доверявший Атосу как себе, а стало быть, в роли лейтенанта - ни на грош, приподнял брови и, вспомнив отчего-то Тревиля, едва не спросил у друга, готов ли тот немедленно отправиться с ним в Гренобль. Остановило его только подозрение, что Атос окажется даже менее благоразумен чем он сам.

- Я надеюсь, ваш противник жив, - сказал он вместо этого, принимая беспечный вид, - пари держу, господин кардинал с радостью ухватится за любой предлог, чтобы ослабить роту, даже перед походом. Какого черта - почему вы не позвали меня в секунданты?

Это сказал уже друг - и друг, немало задетый.

- Я был с Портосом, - пояснил Атос. – Собственно, все кончилось ничем – обменялись царапинами, только и всего. Портосу оцарапали руку, мой противник унес отметину на физиономии. От гвардейского патруля мы благополучно скрылись, так что у господина кардинала нет никаких шансов... Вина?

Д’Артаньяну – другу он сознался бы, что несколько переоценил свои возможности и теперь находится не в лучшей форме, но д'Артаньяну-лейтенанту – ни в коем случае. Только не сейчас, не перед походом. Впрочем, еще пара дней…

- Охотно, - д’Артаньян занял обычное свое место, пристально глядя на друга. - А Портос - что с его противником?

- Жив и здоров, - пожал плечами мушкетер, разливая вино. – Послушайте, д'Артаньян, если вы твердо решили взять на себя обязанности де Тревиля и устроить нам выволочку, то надо пригласить Портоса.

Гасконец возмущенно вскинул голову.

- Вы сошли с ума, дорогой Атос? Я спрашиваю, чтобы знать, чего не говорить и что сказать, если до короля дойдут какие-нибудь слухи об этом деле. Вы знаете, кстати о слухах, что вам приписывают дружбу с Кавуа?

Рука Атоса с бутылкой замерла в воздухе на долю мгновения – почти незаметно, но именно почти. Впрочем, лицо его осталось таким же спокойным, и мушкетер наполнил бокал до краев. Он ждал этого вопроса. Рано или поздно, но ждал. Был уверен, что гасконец узнает об этом одним из первых - они с Кавуа не скрывали своей дружбы, хотя и не афишировали ее.

- Простите, мой милый, это была неудачная шутка, - внимательно глядя на д'Артаньяна, сказал он. – Что же до Кавуа, то, должен признать, в кои-то веки парижские сплетни соответствуют истине. Да, он мой друг.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

- Я имею в виду именно то, что сказал - что он мой друг. - Атос отставил бутылку и со своим бокалом в руке уселся в кресло, глядя на гасконца выжидающе и самую чуточку иронично. - Никаких двусмысленностей и двойных толкований.

Он не собирался ничего доказывать, не хотел спорить, но и заявить д'Артаньяну - знаете, дорогой мой, это не ваше дело! - разумеется, не мог. И поэтому предпочитал предоставить первое слово ему.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

- Ну, если можно считать намеком высказанное вслух сожаление, что я все равно не соглашусь перейти к нему в полк – то можете считать, что намеки были, - кивнул Атос. – Кавуа прекрасно это понимает и жалеет об этом, но не более того… Я понимаю, что вы хотите сказать, д'Артаньян. Но я не настолько привлекательный рекрут, чтобы пытаться переманить меня в другой полк таким замысловатым способом.

Д’Артаньян подумал, что Атос, с его происхождением, не говоря уже о его уме и способностях, заслуживал много большего, чем место простого солдата - и что гвардия кардинала была еще менее достойна его, чем мушкетерская рота - но в этом рассуждении была и своя оборотная сторона. Заполучить на службу такого человека было бы немалым преимуществом для кардинала - и ведь наверняка и у него были задания, которые мог выполнять человек чести! Мало кто годился в агенты, обычные и тем более двойные, меньше чем Атос, но вряд ли кардиналу были нужны только они!

- Кавуа - интриган, как все на службе кардинала, - возразил д’Артаньян. - И если бы он не считал, что вы ему полезны, он не тратил бы на вас время. И если он не звал вас к себе под начало прямо, то потому что вы бы отказались так же прямо. Но ваше благородство, друг мой, можно использовать. Вы можете поручиться, к примеру, что ни разу не сказали или не сделали ничего, что не пошло на пользу господину кардиналу?

Атос вздохнул. Хитроумие гасконца, которым так восхищались друзья, имело обратную сторону: д'Артаньяна было весьма сложно обмануть, но зато он временами умудрялся обмануть самого себя, заподозрив подвох там, где его не было.

- А вы, д'Артаньян? – мягко спросил он. – Когда мы с вами осаждали Ларошель, шло ли это на пользу господину кардиналу? Помнится, на остров Рэ мы с вами поплыли для того, чтобы выяснить – действительно ли готовится нападение на ставку Ришелье. Кавуа не пытался использовать меня как осведомителя, если вы об этом. За это я ручаюсь.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

- Вот не знал, что миледи служит в гвардии, - саркастически заметил Атос. Он чуть было не напомнил д'Артаньяну, что тот в свое время не постеснялся перехватить и прочитать другое письмо, и как будто не испытывал по этому поводу угрызений совести – как и по поводу дальнейшей своей эскапады – но сдержался. Пожалуй, и рассказывать гасконцу, что Кавуа отнюдь не друг миледи, тоже не стоило. Что-то подсказывало мушкетеру, что тот попросту не поверит.

– Знаете, дорогой мой, я, пожалуй, не буду вам ничего доказывать, - заметил он все еще спокойно. – Но позволю себе вам напомнить, что друзей я выбираю сам. И надеюсь, что вы по крайней мере при мне воздержитесь от резких эпитетов в их адрес.

Гасконец так резко отодвинул недопитый бокал, что вино едва не расплескалось на стол.

- Вы уже выбрали, похоже, - холодно отозвался он. - Когда подставили Тревиля, сказав ему, что поединок между дю Броном и де Траном был несчастным случаем. Вы ведь не знали, что играете на руку кардиналу, Атос? Вы всего лишь оказывали услугу своему другу.

Лицо Атоса закаменело. Тревилю он сказал совершенно иное и теперь силился понять, что же случилось – капитан ли умудрился понять его неправильно, д'Артаньян ли был введен в заблуждение… Так или иначе, гасконец недвусмысленно обвинил его во лжи. Будь на его месте кто-нибудь другой, разговор на этом и закончился бы – вернее, они продолжили бы в другом месте и на другом языке, но… д'Артаньян?

- Хорошо же вы обо мне думаете, - сухо проговорил он. – Я поручился перед Тревилем, что это не было убийством - и только. Я не утверждал, что это был несчастный случай. Выводы капитан мог сделать сам. Должен был сделать. И кто бы ни оказался на месте этих двоих, доносить на дворянина за то, что он дрался за свою честь, я не собирался и не собираюсь. Лгать, оказывая кому бы то ни было услугу – тоже.

- Вы поручились, - кивнул д’Артаньян, скрывая злость в этот раз намного лучше Атоса. - А это было убийство - тот гвардеец убил де Трана, чтобы тот не раскрыл их общую тайну.

- Иначе говоря, вы утверждаете, что я солгал? – Странно, но гнева все еще не было. Атос внимательно смотрел на гасконца, и только в глубине глаз его едва тлело печальное удивление. Как мало ему, оказывается, понадобилось, чтобы обвинить друга во всех грехах.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

- Кто же меня ввел в заблуждение, позвольте спросить? - осведомился Атос. - Шпага де Трана? Или, может быть, шпага дю Брона? Кто-то из них отвел мне глаза, будучи на самом деле рапирой или вовсе тросточкой? Или, быть может, я не отличу царапину от колотой раны?

Комментировать слова о совпадении он не счел нужным. Бывают и совпадения.

Чем больше раздражался Атос, тем спокойнее делался д’Артаньян - по крайней мере, внешне.

- Вы осмотрели оружие обоих и убедились своими глазами, что клинок де Трана не был затуплен? - спросил он - как человек, знающий уже ответ на заданный им вопрос. - Вы можете поручиться, что он не вступал в поединок, полагая, что это лишь тренировка - на своем оружии? Он вам сам это сказал, быть может? Как вообще получилось, что вы там оказались, Атос? Хозяин зала клянется, что никогда прежде никого из вас там не видел…

- Обоих – нет, - лаконично ответил Атос. – Только гвардейца, тут вы правы. Но зато я видел его рану. И как его шатало от потери крови уже минут через десять после случившегося. Тренировочной рапирой такую рану не нанести, а де Тран, конечно, прекратил бы поединок, если бы ранил своего противника ненамеренно. Что же касается этого зала…  Кавуа попросил меня о встрече именно там, чтобы предупредить – миледи явилась к нему с просьбой избавить ее от моего преследования.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

Несколько длинных мгновений Атос молча, с сожалением смотрел на друга. Д’Артаньян, казалось, слышал только то, что желал услышать, или, может быть, намеренно сыпал обвинениями, рассчитывая вывести его из себя.

- Вы собираетесь мне указывать, с кем дружить и с кем драться? – уточнил он наконец. – Признаться, не пойму, что вы хотите от меня услышать.

- Я хочу, чтобы вы услышали самого себя, Атос, - д’Артаньян смотрел, казалось, только на нетронутый бокал. - Вы сводите дружбу с врагом, вы деретесь на его стороне, вы поддерживаете его против Тревиля и теперь вы рассказываете мне, что миледи обратилась к этому скопищу всех добродетелей за защитой от вас и он сам пришел поведать вам об этом! Черт возьми! Он же не бретер, он капитан кардинальской гвардии! Он привел на эшафот Бутвиля, если вы забыли! Милый мой, я всегда знал, что вы благороднее Галахада, но не будьте же еще и наивнее Парсифаля! Он вас использовал и будет использовать впредь!

- Довольно, д’Артаньян, - жестко сказал Атос. – Я вас понял. Могу лишь повторить вам: я сделал все, чтобы Тревиль догадался об истинном положении вещей, сообщив ему только факты, в которых не сомневался сам. И я сделал бы то же самое, будь на месте гвардейца любой другой дворянин. Равно как и дрался бы на стороне дворянина, если силы не равны. Бутвиля привели на эшафот собственная безрассудная храбрость и презрение к эдиктам, как это ни печально. Что до Кавуа, то, как бы вы к нему ни относились, он был и остается человеком чести, и я не собираюсь отчитываться перед вами в своих симпатиях и антипатиях.

Если бы перед ним сидел кто-нибудь другой, Атос больше не сказал бы ни слова, но это был д'Артаньян, и поэтому он сделал еще одну попытку достучаться.

- Миледи рассуждала так же как вы, д'Артаньян. Она прекрасно осведомлена, что у нас с Кавуа были старые счеты, и рассчитывала, что он согласится их свести.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

- Нет, - спокойно ответил Атос. Доказывать д'Артаньяну, что Кавуа на самом деле не имел отношения к казни Бутвиля, он и не пытался – так думал не только гасконец. – Охранный лист выпросил у меня Арамис. Полагаю, что для своей белошвейки. Полагаю, вам не надо напоминать, что натворила под Ларошелью ее приятельница?

Д’Артаньян ответил не сразу, глядя на Атоса, и его потрясение ясно читалось на его лице. Арамис ушел в монастырь - из-за этой бумаги? Невозможно было не услышать в ответе Атоса глубокое чувство, а ведь он отдал ему бумагу…
- Кавуа вообще не говорил об этом? - спросил д’Артаньян, цепляясь за остатки понимания.

- Мы сошлись на том, что безопаснее будет ее уничтожить… когда предоставится такая возможность, - пожал плечами Атос. – Поймите, д'Артаньян, эта бумага – оружие обоюдоострое, и воспользоваться ею дело рискованное… для большинства из нас. Я отнял ее у леди Винтер, чтобы лишить ее этого оружия, и я жалею, что поддался на уговоры Арамиса. Не потому, что мне жаль упущенных возможностей, Боже сохрани. Но Арамис опрометчиво пообещал вернуть мне эту бумагу, даже не подумав, что его белошвейка, раз завладев ею, ни за что с ней не расстанется. Боюсь, это сыграло не последнюю роль в его решении уйти от света…

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

- Что за вздор вы несете, д'Артаньян? – не выдержал наконец Атос. – Черт побери, ни от кого другого я не стал бы выслушивать обвинения в доносительстве! Если сказать правду означает свидетельствовать в пользу кардинала, то какого дьявола, по-вашему, я должен был сделать – солгать? Любой дворянин имеет право драться за свою честь, и не кардиналу лишать его этого права, и вы как будто согласны с этим – но, вот тебе раз, отчего-то вините меня чуть ли не в измене оттого, что я не пожелал дать его высокопреосвященству возможность в очередной раз к этому придраться! Кому и о чем я рассказал? В какую ложь поверил? Давайте начистоту, черт возьми!

- Начистоту, - в голосе д’Артаньяна вновь звучала грусть. - Причем тут придирки кардинала? Какие, к черту, придирки? Его человек убил нашего однополчанина - при обстоятельствах, которые кажутся странными всем кроме вас - пусть. И что делаете вы? Вы спешите к Тревилю, чтобы заверить его, что это была не дуэль - зная, что иначе он пошел бы к королю, начал бы разбираться, что убитый был бы отомщен! Хоть как-то, я не верю, что кардинал отправил бы своего гвардейца на эшафот, но хоть как-то! Что по этим унизительным эдиктам был бы нанесен удар - что не получилось бы, черт побери, так, что сам король ставит на вид капитану мушкетеров, что его солдат был убит, а капитан об этом ни сном ни духом! Ради чего? Чтобы оказать пустяковую услугу вашему замечательному новому другу, этому идеальному человеку чести!

Он поднялся так резко, что толкнул стол, расплескивая нетронутое вино.

- Я пошел к Тревилю, чтобы заверить его, что это не было убийство, - отрезал Атос, окончательно теряя терпение. - Вы оглохли, дорогой мой, или просто не желаете меня слышать? С каких это пор вы полагаете, что уцелевшему участнику поединка следует мстить? Только потому, что это человек кардинала? Черт бы вас взял, он прежде всего такой же дворянин, как и мы с вами!

Неужели де Тревиль его не понял? Если бы дю Брону не угрожало обвинение в убийстве, Атос вовсе бы не стал ничего никому объяснять, но промолчать – значило поддержать это обвинение, а сообщить Тревилю обо всем полностью – донести на дуэлянтов, и Атос приложил все усилия, чтобы капитан догадался сам, и сам же решил, как быть дальше. Тревиль всегда славился умением улавливать намеки, особенно когда собеседник настойчиво подчеркивает, что не может сказать большего, что помешало ему на этот раз? Могло ли выйти так, что до короля известие дошло раньше и из других рук? Возможно…

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)

На несколько мгновений комнату затопила тяжелая тишина. Атос молчал. Д'Артаньян упорно продолжал называть смерть де Трана убийством – стало быть, он не поверил ни единому слову. Тот д'Артаньян, которого он знал, никогда не заподозрил бы его в корыстных побуждениях. И не настаивал бы на том, чтобы дворянина, пусть даже и служащего кардиналу, отправили на эшафот за честный поединок. И не встал бы на сторону ложного обвинения. Или… он его не знал?

- Вот даже как, - сквозь зубы проговорил он наконец. – Пока, говорите вы? Ну что ж, вам не придется долго ждать повода. Если ради того, чтобы вы не посчитали меня изменником и пособником врага, требуется поступиться честью, то я предпочту, чтобы вы считали меня изменником. Моя честь – не флюгер, чтобы указывать направление ветра.

Подпись автора

Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)