– Шевалье прав, - кивнул гвардеец. - Я уже подумывал о том, чтобы рассказать обо всём его преосвященству. У него, конечно, много дел, но подобная история его вмиг заинтересует. Ересь - в двух шагах от особы короля, практически в его доме.

Армана охватил злой азарт. С одной стороны, ему было жаль несчастную, которая, подобно его сестре, также попалась в тенета мошенника, и тот планомерно сводил её в могилу; с другой же, ему хотелось выговориться, потому что, когда он встретится с самим Лесентом, ему будет не до бесед.

– Я знаю, он не слишком благосклонен к тем, кто хулит святую веру и отрицает таинства. Одно дело - гугеноты, потерянные для царствия небесного, другое же - смрад колдовства в доме Господнем, старшей дочери матери нашей Церкви.

Южанин заметил, как мадам Лам судорожно сглотнула, вновь утратив аппетит, но на сей раз из неподдельного страха. Сомнительная победа, но иного языка, кроме угроз, поклонница мерзавца-проповедника не понимала.

— Мадам, - устало выдохнул гвардеец. - Поверьте, вам не стать мученицей. Сперва за вами явится стража, затем вас отведут в Шатле, где умеют творить с человеческой плотью такое, что вы признаетесь даже в том, что прибивали к распятию Спасителя, не то что в богопротивной ереси. Самые крепкие мужчины ломались на дыбе, а испанский сапог - вовсе не та обувь, которую следует примерять женщине любого сословия.

Он говорил равнодушно, словно о вещах само собой разумеющихся. Приказал бы кардинал сотворить всё это с мадам Лам? Арман не мог ответить. Но сейчас ему хотелось без зловещих инструментов истязания добиться от малоумной признаний, полившихся бы из неё в сырых застенках.

— Если это не возымеет действия, всегда есть кнут, раскалённые щипцы, свинец и олово. Помните, что сделали с Равальяком? Поверьте, в сонм блаженномученников он не отправился. Он оскорбил помазанника Божиего, а вы, в своей ереси, самого Вседержителя, - южанин выдержал паузу. - Так где сейчас Лесент?