Гастон проснулся с рассветом и тут же подбежал к окну, оттолкнув кинувшегося навстречу камердинера. Небо было омерзительно пасмурным, и его высочество, испустив душераздирающий стон, рухнул обратно в кровать и натянул одеяло на голову. Разочарование было огромным, и он всей душой предался меланхолии - пока неожиданно не заснул, чтобы проснуться в полдень, когда яркий солнечный луч, проскользнув между шторами, неплотно задвинутыми (а может, и тихонько раздвинутыми) все тем же Ла Рошем, перебрался с подушки на его лицо.

Гастон приподнялся на локте, уныло поглядел на сверкающий в солнечных лучах серебряный кувшин и, вдруг вспомнив, отшвырнул одеяло. Прогулка!

- Марвиль! - заорал он, скатываясь с постели. - Монтрезор!

Появился на эти крики один только верный Ла Рош, сообщивший, что друзья его высочества приходили поутру, но затем удалились, попросив передать…

- Да знаю, знаю, - буркнул Гастон, стягивая сорочку. - Умываться, скорее!

Разумеется, туалет принцев занимает не одну минуту, даже когда они спешат и то и дело подгоняют лакеев, но к счастью, опаздывать особы королевской крови не умеют, и в особняке г-жи герцогини де Лонгвиль его высочество появился бы пунктуально, с последним, вторым ударом часов Самаритянки - если бы их было слышно в этом квартале. Г-н д’Эннемец, сопровождавший его высочество с еще несколькими дворянами, попытался привлечь его внимание к бою, донесшемуся с его пояса, за несколько кварталов до особняка, но получил за свои труды лишь мрачный взгляд.

- Мои часы спешат, - отрезал принц, однако швырять медяками в корчившего с крыши рожи уличного мальчишку перестал и проехал дальше, чтобы пять минут спустя склониться перед дамой своего сердца, извиняясь за опоздание.

Восхищение, пробужденное в сердце принца новым нарядом ее высочества, при этом простом выводе поднялось до доселе недосягаемых высот. Ну, конечно, не мог же он взять ее на прогулку при такой сомнительной погоде! А если бы пошел дождь? Да еще с градом?

- Вы не только прекрасны, как сама Афродита, ваше высочество, - заверил он ее с полнейшей искренностью, - но и умны как Мин-… как Афина!

Вот за каким чертом, спрашивается, римляне эти всех богов переименовали? Не для того же, чтоб ему в них путаться! И ведь не дай же Бог… или боги, ха, чтоб им всем… не дай Бог обмолвиться и нечаянно Одиссея в любимцы Минервы записать, а Энея в сыновья к Афродите!

- Но умоляю вас, - бодро продолжил он, - поспешим же ныне к объятиям наяд… - Или дриад? Нет, точно наяд, но как-то оно странно вышло… - И постараемся при том не попасть в них, а то они очень мокрые и ваша шляпа наверняка пострадает. А, кстати! Такая красивая шляпа и так вам идет!

Делать дамам комплименты про их одежду Гастон то и дело забывал, но теорию знал - главное не принять старую шляпу за новую, а в остальном - если дама это надела, она хочет услышать, что она выбрала идеально.

Отредактировано Месье (2019-05-04 00:58:10)

Гастон ответил учтивым поклоном и в ответ заверил свою возлюбленную, что тот, кто покорен красотой Артемиды, не претендует на лавры Аполлона. Оборот этот вызвал восхищенный шепот в его свите, нашедшей, что его высочество сегодня необыкновенно остроумен. Другой, может, и обиделся бы, задавшись вопросом о своем уме во все остальные дни, но поскольку Гастон слышал это мнение, хоть и с некоторыми вариациями, практически ежедневно, ни малейшие сомнения не омрачили его удовольствия от комплимента, и он с уверенностью, порожденной чистой совестью и прекрасной погодой, предложил ее высочеству отправиться в путь сию же минуту. Если кто-то и задался в этот миг вопросом, как повлияет на их планы его опоздание, то это был не принц, и получасом позже, когда голубая гладь Сены против Арсенала открылась их взорам, уверенность его высочества получила немедленное и ожидаемое подтверждение: у пристани покачивалась в терпеливом ожидании очаровательная барка, столь щедро украшенная флагами и укрытая коврами, что впору было предположить, что она предназначалась для самой королевы.

Двое молодых людей, Марвиль и Брион, дожидавшихся своего покровителя еще с полудня, поспешили навстречу с таким почтительным видом, что трудно было поверить, что они не поносили его только что последними словами.

- Как тучи расходятся с появлением солнца, - произнес Марвиль куртуазно, хоть и неточно, после всех положенных приветствий, - так и мы отступим в тень, дабы не преграждать путь вашим высочествам.

Гастон, от которого не ускользнуло это словесное объединение его с королевой его сердца, благосклонно кивнул, но вовремя спохватился:

- А грести кто будет?

Двое дюжих лодочников, до сих пор скромно державшихся в стороне, поспешно выбили свои трубки и в свою очередь поклонились, благоразумно держа языки за зубами. Облаченные, дабы не оскорблять благородные взоры, в новехонькие холщовые куртки и такие же штаны, они выглядели бы почти прилично, если бы от обоих не несло табаком и чесноком.

- Мы братья Понтье будем, ваше высочество, - проговорил старший, глядя куда-то между принцем и принцессой. - Прокатим куда… это… в лучшем виде, как… это… того… условлено.

Гастон, чуть запоздало, но уверенно не уступив никому честь помочь своей даме спешиться, не упустил возможность сперва нежно пожать, а потом и поцеловать ее надушенные ручки.

Братья Понтье выразительно переглянулись, без единого слова выразив на своих рябых физиономиях то глубокое и справедливое возмущение, которое надлежит выказывать парижскому лодочнику при любом сомнении в пригодности - его ли самого, его ли суденышка. Однако если некоторым их собратьям и доводилось в пылу спора заявлять, что они и через Ламанш ходили, и даже до Новой Франции доплывали, то братьев на столь сомнительные утверждения не тянуло, и старший из них, щегольнув ученостью, ограничился куда более скромным обещанием:

- Не извольте сомлеть, ваша ученость, доставим не хуже Хирона!

Гастон, приоткрыв уже рот, чтобы поправить эту вопиющую нелепость, внезапно осознал, что подобный демарш будет ошибкой и стратегической, и тактической, и оттого ограничился снисходительным взглядом, не присоединяясь к смешкам своей свиты, и первым ступил в лодку. К счастью для его достоинства, младший кентавр тут же поддержал его под локоть, позволяя ему, в свою очередь, подать руку принцессе.

- На нос извольте, ваша милость, - заговорщицким тоном предложил лодочник, - тамочки поуютственнее будет.

Отредактировано Месье (2019-05-14 11:00:01)

Бессвязные вопли горничной настолько ошарашили и лодочников, и дворян, что в первые мгновения никто не нашелся, что сказать - только таращились, так что привлеченные суматохой солдаты Арсенала и случайные прохожие, которые не замедлили бы иначе вызваться помочь хорошенькой девушке, тоже уставились на нее, не спеша вмешаться.

- Блаженненькая никак? - сочувственно проговорил старший Понтье, пялясь на бедняжку с ярко выраженной смесью сочувствия и отвращения. - Это ж какое ж с вашей стороны, мадам, великое великодушие, ежели можно этак выразиться! А вот же давеча перевозили мы тоже вот молоденькую совсем дамочку с девицей, горничной тоже, так они ж вот так же вот вспомоществование обсуждали, и тоже книжки, стало быть, читать собирались.

- Так то сиротинушкам, - внес свою лепту младший Понтье, - и небось не всякую муть безбожную.

- Ну, почему же безбожную? - возразил его высочество, напрочь забывая, кому он оказывает честь своим возражением. - Даже наоборот, богов в этой му-… то есть в этой мифологии более чем достаточно.

- Куда ни плюнь, - поддержал г-н де Марвиль, выказывая в свою очередь какое-никакое знакомство если не с классической литературой, то с ее пересказами.

Братья Понтье благочестиво перекрестились и выжидающе поглядели на свиту его высочества, очевидно гадая, кто еще присоединится к их грузу.

Воистину беспредельно могущество любви, если его высочество, совладав кое-как с желанием немедленно свернуть шею гусыне, поставившей под угрозу всю его роскошную задумку, смог не только выдавить из себя улыбку, но и возвысить голос, убеждая не только свою умную и ученую принцессу, но и невежественную и глупую толпу:

- В жизни не слыхал большей нелепости! Да уж, конечно, лодочники, которых для нас нашли мои люди, окажутся столь безмозглы и ненадежны, что нападут на нас даже несмотря на то, что нас видели с ними не только все эти добрые люди, - он обрисовал поистине королевским жестом мрачную и ничуть не благожелательно настроенную толпу, - но и вся моя свита, а также награда, ждущая их… - На этом месте у Гастона возникло смутное ощущение, что французский язык повинуется ему не так беспрекословно, как ее высочеству, - намного превосходит плоды, то есть возможные и крайне горькие плоды преступления, которого, разумеется, не случится.

Братья Понтье переглянулись.

- Это что, - осторожно проговорил старший, обращаясь, похоже, к наядам, столь упорно он таращился при этом на речную гладь, - эта деваха, она нас за кого-то приняла?

Младший Понтье оказался красноречивее и вылил на голову горничной добрый ушат словесных помоев, от которых покраснело бы само небо, если бы час был более поздним.

Гастон, никак не ожидавший, что с классической мифологией окажутся знакомы не только лодочники, но и горничные, прервал диатрибы недо-Харона сильным пинком в голень, едва не усадившим его самого на застеленную ковром банку, и обратил на ее высочество взгляд, преисполненный искреннего восхищения.

- Мне кажется, - признался он, - что мы с вами переместились уже в блаженную Аркадию, где не только пастухи, но и простые… даже простонародье сравнивает перевозчика с Хароном и трепещет перед гневом Афродиты. О, это, несомненно, ваше благотворное влияние!

Афродиту он ввернул, разумеется, только ради красного словца, но, почти сразу сообразив, что тем самым рискует лишь больше запутать и без того смущенные излишней ученостью мозги, предпринял мужественную попытку исправить свое упущение:

- Не в том смысле, что вы их подучили, конечно, - поспешно пояснил он, - вы бы и не смогли, конечно, но в том, что вы словно фея преображаете мир вокруг себя в волшебную страну.

Ничуть не пасторальные солдаты Арсенала и простое… простонародье славного города Парижа, наблюдавшее за этой сценой с неугасимым любопытством, и тут не отступили от вечных законов демократии, живо принявшись обсуждать, перед чьим гневом кто трепещет или наоборот, а старший Понтье, добавив в Сену свою каплю влаги, осведомился, не пора ли отчаливать.

Сопровождающие его высочество молодые люди с откровенной тоской в глазах пронаблюдали за тем, как их покровитель занимает место рядом с принцессой - всем им было категорически запрещено ступать на лодку, так что впору было бы заподозрить у Гастона дурные намерения, и то, что о намерениях его высочества все они были в той или иной степени осведомлены, не умаляло их глубочайшего неделания даже на миг выпускать его из виду. Право, лучшим свидетельством их преданности можно было считать то, что каждый из них предпочел бы уступить общество его высочества своим товарищам нежели отпускать его так, вовсе без сопровождения.

Самый опрометчивый, Марвиль, высказал общие чувства, воскликнув:

- Ваше высочество, если даже простым смертным дозволено следовать за вами, то мы…

- Вы, стало быть, полубог, Марвиль? - деланно изумился Гастон. Виновный втянул голову в плечи, однако принц, не снисходя более до придворного, махнул рукой, подавая лодочникам знак к отправлению и обернулся к принцессе. - Клянусь, эта непрестанная опека так меня донимает, что я почти горю желанием и горничную эту вашу выбросить за борт, чтобы она нам не докучала.

Гастон расхохотался на всю Сену и поднес к губам нежную ручку ее высочества.

- Моя прекрасная Астрея, - с жаром отозвался он, - но ведь я как раз затем и не хочу, чтобы нас не сопровождали эти Силены и фавны! Они будут болтать всякую ерунду… а я хочу нести всякую ерунду сам, а вы иногда будете мне говорить, что это ерунда, а они наоборот будут восхищаться моей мудростью и ученостью, в то время как я отлично знаю, что я нисколько не учен и слишком молод, чтобы быть мудрым. Правда, это очень мудро с моей стороны?

Лодочники, сумевшие без единого слова отвести лодку от пристани и направить ее вниз по течению, обменялись загадочным взглядом, истолковать который не смог бы и сам Хирон, а потом старший кашлянул в кулак и обратился к сидевшей на корме горничной:

- А вы, стало быть, тоже ученая будете, милая барышня?