Герцог д'Юзес, стоявший в нескольких шагах от входа в палатку, что позволяло ему держать в еще большем отдалении прочую свиту и наблюдать за тем, чтобы не приблизились посторонние, переждал мгновения королевского раздумья с видимым безразличием, однако, подавая руку ее величеству, чтобы проводить ее в ложу, не удержался от пристального взгляда, в котором мешались упрек и недоумение. Их окружили тут же, и он тут же отвел глаза от королевы и ответил успокаивающим кивком своему лейтенанту, который нес на время турнира всю ответственность за ее безопасность. Надо было оставаться на поле и наблюдать за тем, как меняли стрелковые мишени - как будто это не могли сделать без его участия - надо было оставить племяннику все заботы, и не пришлось бы тогда…

Герцог невольно ускорил шаг, чувствуя на них множество любопытных взглядов. Еще бы, сама королева - оставила ложу, прошла через все поле… сколь многие поняли, к кому она пошла? Устраивая для нее эту встречу, он приказал держать испанца в самой большой палатке - той, что поставили для судей и герольдов у сарайчика, где накануне турнира сложили всяческий скарб - мишени, чучела и копья, запасную вертушку, какой-то плотницкий инструмент… Поначалу д'Юзес собирался запереть там же и испанца, но передумал - пойди королева туда, это увидели бы все. Увидели бы и поняли бы.

"Интересы Франции, ваше величество?"

Он пообещал ей, что к палатке никто не приблизится, но по иронии судьбы сам оказался слишком близко - достаточно, чтобы услышать не голоса, а несколько слов. "Вы обретете свободу - это говорю вам я, сестра вашего короля". Слова - пустое, но вот тон, которым они были сказаны… Невозможно было не услышать ласку в голосе королевы, и д'Юзес, оторопев, шагнул не прочь, а ближе и оттого услышал и продолжение. И кем он был на самом деле, сеньор де Варгас? Чему на самом деле послужило совершенное им убийство? И чему, уступив просьбе своей повелительницы, послужил он сам, герцог д'Юзес?

- Я надеюсь, ваше величество, - с отменной учтивостью и без малейшего тепла в голосе проговорил он, - передышка доставила вам удовольствие.

Это тоже была его идея - сообщить всем, что королеве нужен краткий отдых от окружавших ее толп, несколько минут одиночества и молитвы.

Д'Юзес не сумел сдержать ироничной улыбки, но тон его, когда он ответил, был все таким же прохладным:

- Ваше величество не ошибается, разумеется. Позволено ли вашему покорному слуге полюбопытствовать, что ваше величество узнало при допросе? Господа… - он обвел взглядом свиту королевы - слева, справа и спереди, слишком близко для любого разговора, - и дамы, разумеется, соблаговолите разойтись немного и оставить ее величеству место для следующего шага.

Мрачный этот сарказм, холодный и тяжелый как пушечное ядро, вызвал, однако, желаемый результат - свита королевы раздалась в разные стороны, освобождая место и создавая некоторую иллюзию частной беседы.

Странным образом чело герцога внезапно разгладилось, словно именно этих простодушных слов недоставало ему, чтобы вновь увидеть за обманувшей его доверие молодой женщиной свою королеву и повелительницу - увидеть такой, какой он ее знал. Анна Австрийская пробуждала в сердцах своих людей самые разные чувства, от почти рабского преклонения до безнадежности, но главным среди них неизменно была преданность. Герцог д'Юзес служил ее величеству далеко не первый год и исключением не был.

- Заговор, - с безотчетной грустью повторил он, окидывая тоскливым взглядом окружавшие их разряженные в шелк фигуры, почти совершенно скрывавшие от очей ее величества толпившихся у ограды парижан, пытавшихся хоть краешком глаза взглянуть на проходившую так близко королеву. - Господин де Варгас был осведомлен об этом заговоре, стало быть? Как один из участников, быть может? И не нашел возможным помешать иначе как совершив то, что совершил?

Сейчас тон д'Юзеса был лишен даже намека на сарказм - все же обращался он уже не к свите королевы, а к ней самой - и однако, как опытный царедворец, он подпустил в него нотку сомнения, причины которого не могли не быть очевидны любому. О да, королеве испанец и в самом деле сказал больше чем Бельгарду - но заговор? Взглянув на королеву, д'Юзес словно услышал вновь те же нежные оттенки в ее голосе - и в глазах его мелькнула боль. Королева поверила - тому, кого знала очень хорошо и любила - кому-то из ее прошлого.

И все же он не мог не попытаться:

- Ваше величество, - он понизил голос почти до шепота, - сообщить о заговоре может только его участник.

Едва произнеся эти слова, впрочем, он сразу увидел свою ошибку.

- О, ваше величество! Вам? - вскричал д'Юзес тоном человека, уязвленного до глубины души. Мгновением позже он опомнился и склонил голову, не слишком убедительно делая вид, что не замечает сосредоточенных на нем любопытных взглядов. Продолжил он уже полушепотом: - Всем сердцем, но…

Извечная беда тех, кто служит - самая искренняя тревога и забота должны быть облачены в надлежащую форму, и даже многолетний опыт не всегда приходит на помощь. И однако герцог был чересчур задет тем, что ему повезло - или не повезло - услышать, чтобы подбирать слова так тщательно, как он это обычно делал:

- Этот человек вам дорог, - продолжил он. Тепло, вновь прозвучавшее в голосе ее величества, указывало на это, и выводы, к которым быстро приходил герцог, его не радовали. - Вы помните его по Испании, не так ли?

Об этом он думал еще раньше, когда ее величество настаивала на беседе tête-à-tête, но она заговорила об интересах Франции, и он запретил себе подобные сомнения. Сейчас же… Конечно, она ему поверила, если он был ей дорог, но он сказал "заговор"… Испанец, сообщивший королеве о неком заговоре - который не мог изобличить раньше? Д'Юзес никогда не был интриганом, но сейчас ясно видел интригу - и свою госпожу в ее путах.

- Подданному испанской короны, действующему в интересах оной, может быть очень полезно внушить королеве Франции, что тут против нее строят заговоры, ваше величество. Это - не в интересах Франции.

Слова эти мимовольно сорвались с его уст, выдавая его собственную боль. Ее величество могла бы сказать ему правду! И если она уже сомневалась раньше, то теперь будет сомневаться стократ.

Услышав из уст королевы такое недвусмысленное подтверждение даже самых тайных своих сомнений, герцог заметно побледнел, и даже вновь сделавшийся приветливым тон ее величества не согнал мрачную тень с его чела. Королева, его королева, оправдывалась - перед ним!

- В воле вашего величества ничего не рассказывать своему покорному слуге, - с отменной сдержанностью произнес он. - Но мне кажется, ваше величество, в интересах Франции, - голосом он подчеркнул эти слова, - будет поведать о том, что вам сказал этот человек, либо его величеству, либо ее величеству.

Взглядом он указал на пустующую ложу королевы-матери и, наклоняясь ближе к уху своей повелительницы, добавил уже едва слышно:

- Будет чрезвычайно прискорбно, если ваш венценосный супруг узнает из иных уст, что в свите его брата присутствует человек, столь давно и близко знакомый с вашим величеством.

Про возможный заговор герцог не сказал ни слова, но сомнения свои не забыл и, обдумывая предстоящий ему разговор с сеньором де Варгасом, намеревался досконально разобраться в этом вопросе - хотя бы для того, чтобы убедиться в том, что его повелительница не солгала ему снова и в самом деле не знала ни о чем. Заговор - и Месье, который любил заговоры.

Д'Юзес остановился одновременно с королевой, но, глядя только на нее, всем существом чувствовал множество сосредоточенных на них взглядов, как если бы не только свита ее величества, но вся собравшаяся на праздненство парижская толпа сейчас пожирала их глазами. Сколь многие в ней пытались сейчас по движением губ и выражениям лиц угадать, о чем они говорят?

- Вам стоит лишь приказать, ваше величество, - отозвался он с тем холодком. Просьба эта… "все, что известно о сеньоре де Варгасе"… Так всеобъемлюще это прозвучало, что герцога никак не оставляло ощущение, что королева считает, что он подслушивал их разговор - не оставляло и жгло как стрекалом. Чтобы его повелительница так дурно о нем думала! - Любому, кто задаст мне вопрос, я отвечу, что обещал вашему величеству молчать, однако…

Обида, боролась в его душе с преданностью, и вторая победила:

- Однако, - продолжил он, ненавязчиво увлекая Анну Австрийскую дальше, - если мне позволено будет советовать, я посоветовал бы вашему величеству вспомнить, что и друзьям детства свойственно меняться. Я был на поле и… насколько я могу вспомнить, покойный господин де Мериньи целился поверх трибун.

"Проверял прицел", - сказал герцог де Бельгард, но у д'Юзеса все же не было полной уверенности. Направление, кажется, было тем - в сторону королевской ложи - и если бы Мериньи опустил прицел ниже… Но птицы - над ристалищем пролетали птицы, конечно, он и сам, пока ждал у палатки, заметил в небе пару ястребов…

- Я прошу ваше величество назначить другого разбираться с этим делом, - твердо закончил он. Разумеется, необходимости в такой просьбе не было - нельзя вести такое расследование и молчать о г-не де Варгасе - но д'Юзес чувствовал себя задетым.

Глубоко тронутый, д'Юзес некоторое время продолжал свой путь в молчании, не подбирая слова, но лишь справляясь с овладевшими им чувствами. Королева назвала его другом - разве мог он теперь быть для нее чем-то меньшим?

Опыт, как придворный, так и военный, настойчиво твердил, что эти слова не следует принимать за чистую монету - что ее величество не сочла возможным довериться ему перед встречей с испанцем и что сказано это было, возможно, лишь для того, чтобы он не просто взял на себя расследование этого происшествия, но и привел его к тому итогу, который устроил бы ее величество. Друг ее детства был задержан после того, как убил одного из участников турнира - чего стоила бы дружба - любого человека и тем паче монарха - если бы друзья не пытались помочь друг другу?

Громче сомнений, однако, звучал иной голос - голос преданности. Это его королева, напоминал этот голос, она желает, чтобы ее друг был освобожден и оправдан, и его долг как слуги - добиться этого. Ей было бы достаточно приказать - но она просила.

- Я целиком к услугам вашего величества, - произнес герцог, когда вновь овладел собой. - Но если мне позволено будет повториться…

Он не решился выдержать паузу, тем более что калитка, ведущая с поля, была уже совсем близко, а там свита ее величества окажется вновь рядом.

- Господин де Мериньи - дворянин, - напомнил он. - Если дворянин и решился бы покушаться мало того что на венценосную особу - на королеву, возможно ли, чтобы таких нашлось несколько? Негодяев, столь лишенных дворянской чести, чтобы поднять руку на вас? Для того, чтобы можно было говорить о заговоре, их должно было быть хотя бы двое - начальник и подчиненный, и этот последний должен был быть готов умереть на эшафоте, выполняя свой омерзительный приказ - и умереть… страшно. Это должен был быть безумец, ваше величество, а безумцы… Вернее всего, он был один. Франция любит вас, ваше величество.

Даже произнося эти слова, герцог прикидывал про себя, что может сделать, чтобы вторая попытка не увенчалась успехом. О, это было невозможно - даже если кто-то использовал этого безумца в своих гнусных целях, такие Клеманы и Равальяки на дороге не валяются и под каждым кустом не растут - но что-то иное… Был же тот тайный ход в Лувр? Такое же маловероятное совпадение, но если это были звенья одной цепи, если был кто-то, готовый ждать и планировать…

Герцог мотнул головой, как лошадь, измученная слепнями. Ерунда, одно слово - ерунда. Стрелять в королеву на турнире, с поля - надо было быть смертником. А если он был не один, смертниками. Но ее величество хотела, чтобы ее друг был освобожден - и обещала ему, что он будет освобожден, что означало, что у него, ее слуги, выбора не было.