Около кареты ее величества Гастон появился менее по собственному желанию, нежели из лени, и сопровождавшие его дворяне его свиты приложили немалые усилия, чтобы его переубедить. Разумеется, это чрезвычайно досадно, что коня, выбранного его высочеством за редкостную неприметность, снабженного самой обычной сбруей и оставленного вместе с лошадьми его придворных под опекой уличного мальчишки поприличнее, умудрились свести. И совершенно понятно в этом свете нежелание его высочества идти пешком до Люксембургского дворца. Но ведь у его высочества есть преданные слуги, а у этих слуг множество - одна, две… по меньшей мере, пять лошадей! Самая лучшая у графа де Монтрезора, но и все остальные весьма хороши и сочтут за честь - не одни только лошади, но и их владельцы - если наследник престола снизойдет…

- Залезет, - поправил Гастон, которому красноречие Бриона вдруг приелось. - Я не хочу оказывать честь, господа. Я хочу просто не идти пешком.

Д'Эннемец предложил, что кто-нибудь - кто-нибудь другой, разумеется - может съездить за подходящим скакуном, пока его высочество полюбуется турниром - тем более что в нем собирался участвовать виконт де Сели, и он будет счастлив, если друзья его поддержат.

- Что, - удивился Марвиль, - он так плохо держится в седле сам?

Гастон рассмеялся, и они все отправились к Сене ловить рыбу. Обнаруженный на берегу уличный мальчишка за два экю расстался со своей самодельной удочкой и горсточкой червей, и молодые люди по очереди попытали счастья. Не повезло, впрочем, никому - даже принцу, который, подождав десять минут во второй раз, отшвырнул удочку и направился обратно к ристалищу.

Ни сменной лошади, ни Монтрезора поблизости не обнаружилось, зато нашлась карета матушки, которой Гастон немедленно решил завладеть. Сопровождаемый своими друзьями, настойчиво пытавшимися убедить его, что регентша подобную проделку не оценит, он подошел поближе и был тотчас же опознан охранявшими карету гвардейцами, с коими вступил в переговоры, имевшими целью уговорить их посмотреть в другую сторону - минут пять, не больше.

К счастью для всех заинтересованных сторон, у одного из гвардейцев развитое чувство смешного сочеталось с самообладанием, и последовавший разговор не только не привел к новому кровопролитию, но и доставил немалое удовольствие принцу, который, увлекшись, утратил чувство времени и за повторявшимися раз за взрывами гомерического хохота вокруг кареты даже не заметил возвращение ее законной владелицы.

Грозный оклик Марии Медичи положил конец веселью, и его высочество, учтиво сняв шляпу, поспешил ей навстречу. Придворные его свиты, мигом стерев с лиц всякие признаки веселья, поспешили также обнажить головы.

- Если бы я знал, дорогая матушка, что вы будете присутствовать, - заверил его высочество, отталкивая слугу, чтобы подать королеве руку и помочь ей взойти в карету, - я бы непременно так и поступил.

Если бы Гастон не был уверен, что королевы-матери не будет, он бы, пожалуй, не явился вовсе или явился бы в другом виде, но сейчас впору было радоваться, что ее величество не спешит попенять нерадивому сыну еще и за неподобающий облик.

Гастон, не сдержавшись, закатил глаза. Конечно, матушка уже все слышала! Как всегда! Каким-то непостижимым образом матушка обо всем прознавала - но вот так, в тот же день?! Это было несправедливо!

Затем он сообразил, что ее осведомленность играла ему на руку - ему не нужно было ничего ей рассказывать, и она все прослышала наиболее удобным для него образом - на ее величество королеву Анну покушались! А не глупые бельгардовы измышления - как если бы дворянину взбрело бы в голову стрелять ни с того ни с сего в одного из своих соперников по состязанию!

- Я хотел послушать, дорогая матушка, - самым умильным тоном проговорил он, - что на самом деле говорят о нас наши добрые парижане - не то, что нам с вами говорят, что они говорят, ваши добрые советчики, а то, что они говорят, когда их никто не слышит. Будущему правителю надлежит знать истинные умонастроения своих грядущих подданных, а не внимать льстивым речам придворных.

На самом деле, Месье просто хотелось развлечься без помех, которыми грозило обернуться в толпе его чересчур высокое положение - кому-нибудь непременно втемяшилось бы проводить его на трибуны, а то и в королевскую ложу, где дамы были все знакомые, а манеры - самые лучшие. Но Монтрезор высоко оценил его государственный ум, и, надо же, пришлось кстати!

- И таким образом я оказался в самом наилучшем положении, чтобы увидеть все произошедшее, и вы можете теперь обо всем услышать из первых рук, матушка - я был там же, где и подлый убийца, и отважный стрелок, сумевший в последний миг его остановить! И, можете себе представить? Его арестовали!

Тут новая мысль посетила Гастона, и он с надлежащей угрюмостью добавил:

- Я уверен, матушка, сеньор де Варгас помешал самым черным планам - и этого ему не простили!

Выигрывая минуту на раздумье, Гастон выглянул в окно, не увидел ничего кроме грязной стены какого-то доходного дома и с глубоким вздохом снова откинулся на обитую бархатом спинку сидения. Что же, по крайней мере, у этого спектакля не было публики - дамы ее величества набились, надо полагать, в другую карету. Или может, кто-то из его друзей взял их в седло? Все они были грымзы, и только племянница кардинала засуживала какого-никакого внимания!

- Я знаю, что у меня не государственный ум, - покаянно вздохнул Гастон, решив зайти с другой стороны, - так что я, может, и неправильно рассуждаю, матушка, но я же своими глазами видел, что этот Мере - его так звали, видите, я успел и это разузнать, а все благодаря тому, что никто в толпе не узнал во мне принца!

Довод был убийственный, что и говорить, но, любезно улыбаясь матушке, Гастон вспомнил вдруг, что речь шла вовсе не о том, и с необычной для него быстротой ума, вернул разговор к прежней теме:

- Он целился в королевскую ложу, матушка, я уверяю вас. Я видел это сам, - тут он слегка покривил душой, но ведь мои друзья это почти я сам? - И мои друзья, - он повел рукой в сторону окна, едва не задев пышный воротник ее величества, - тоже видели и могут подтвердить, и в толпе мы нашли множество свидетелей. И именно поэтому, - принц подался вперед и драматически округлил глаза, чтобы тем лучше передать свое негодование, - я убежден, что с сеньором де Варгасом сводили счеты! Арестовать его, когда все вопиет о его невиновности! Матушка! Я уверен - среди людей Бельгарда сообщники убийцы!

Обвинить самого Бельгарда он все-таки не решился.

Обсуждать с матушкой ту роль, которую сыграл в его жизни дон Рамон, принц не испытывал ни малейшего желания: воспоминания об очаровательной принцессе де Гонзага скрашивали жизнь ему самому, но вряд ли пришлись бы по сердцу ее величеству.

- Он состоит в моей свите, матушка, - неохотно отозвался Гастон. - То есть…

Черт, а кому он что рассказывал о подробностях своего знакомства с сеньором де Варгасом?

- То есть я считаю его своим другом, он меня как-то выручил… очень выручил. Я, правда, не помню как, потому что я был пьян, но он спас мне жизнь, вот. А, и еще он чрезвычайно любезен и он прекрасно стреляет. Для моего дорогого брата это был бы вполне достаточный повод, чтобы приблизить к себе человека, не правда ли? Вот, мне тоже хочется, чтобы среди моих людей был такой опытный стрелок, я… я оценил мудрость его величества и решил последовать его примеру. Право, матушка! Вы так смотрите, как если бы я стал вас обманывать! Вот зачем бы мне, спрашивается, было бы защищать кого-либо, кто не мой друг?

Довод был, конечно, убийственный, но тут Гастон вспомнил, что король, а он еще непременно таковым будет, должен творить справедливость, и поэтому добавил:

- А еще он спас королеву, и было бы в высшей степени неправильно, если бы его за это не наградили.

Его высочество просиял самой широкой улыбкой по эту сторону Альп - наконец-то, эти волшебные слова! "Чего вы хотите?" В это мгновение Гастон любил свою матушку совершенно искренней сыновьей любовью и, не будь он на полголовы ее выше, несомненно, сделал бы попытку как в детстве обхватить ее за талию - или точнее, за то место, где корсаж переходит в юбки - и обнять покрепче. Как-то раз, кстати, он попробовал, и оказалось, что руки взрослого слишком хорошо ощущают пластинки корсета.

- Во-первых, его надо освободить, конечно, - воскликнул он. - Нужен ваш приказ - представляете, матушка, его отправили в Бастилию! Моего спасителя и одного из моих людей - в Бастилию! Право, Бельгард взял себе такую волю!.. Во-вторых, мне нужно еще одно место в моей свите… моего… мммм… библиотекаря?

Шутка понравилась ему настолько, что он не выдержал и расхохотался сам. О да, именно библиотекаря, и сеньор Варгас говорит и по-испански, и по-французски, так что трактаты по фехтованию и заказать, и расставить сможет - если, конечно, эта должность будет отдана ему! Сам Гастон был вовсе в этом не уверен - у дона Рамона хватило наглости отказаться от его защиты! Положим, Монтрезор прав, и бросить "своего" испанца на произвол судьбы принц не должен, особенно после того, как тот спас жизнь королевы Анны, но приближать его к себе еще больше? И, может, опять услышать отказ? Нет уж, пусть этим королева Анна занимается - ей никто не откажет, она женщина, красавица и инфанта, которую еще и дракон охраняет.

Получив согласие матушки, Гастон немедленно склонился, низко, насколько мог в тесноте кареты, чтобы поцеловать ей руку, и все равно уставился на нее во все глаза, когда она вдруг заговорила о своем человеке в его кругу. О каком-нибудь аббате, надо думать, питомце кардинала де Берюля, который будет таскаться за ними по всему дворцу и нудить о том, что должно его положению!

- Ваше величество! - от негодования он выпрямился так резко, что слегка задел матушку сапогом - хорошо хоть это был не ботфорт! - и перешел на велеречивый язык дворцовых приемов. - Ах, простите, матушка! Я не хотел!

Порывисто подавшись вперед, он схватил королеву за руки. Смотреть, на самом деле, надо было на ее ноги, но задирать даме юбку было бы верхом неприличия, даже если бы эта дама не была королевой-регентшей и его матерью. Испачкал ей туфли наверняка, ох, что сейчас начнется!..

- Я не нарочно! Я… я просто растерялся! Матушка, вы же не хотите навязать мне какого-нибудь… Вы же не думаете, что я не могу о себе позаботиться? Я же уже взрослый! И у меня есть множество друзей, и они отлично меня защищают!

О том, что жизнь ему спас, по его же собственным словам, кто-то посторонний, его высочество в этот момент удобно позабыл.

Поверить в то, что матушка захочет добавить к его свите кого-то, кто сможет его развлечь, Гастон не смог бы, даже если бы завел себе привычку верить в десять невозможных вещей перед завтраком, и оттого сомнение было написано на его лице такими большими буквами, что если бы его друзья не ехали позади кареты, они могли бы прочесть его чувства с другой стороны Нового моста.

- Если какие-нибудь заговорщики решат выбрать меня своей жертвой, матушка, - возразил он, обнаружив несомненный изъян в рассуждениях ее величества, - то вряд ли они посвятят в свои планы человека из моей свиты, ведь правда? Мне кажется, лучше будет наградить этого вашего отважного военного чем-нибудь… чем-то более подходящим - дать ему полк, например! Или роту, у его величества наверняка уже убили хотя бы одну роту, так что новая ему не помешает.

Наклонившись и извернувшись как мог, он снял с подола королевы налипшую на него грязную соломинку, оставившую позади грязный след.