Весь этот день Жюль-Сезар решил провести у себя в комнате. На сей раз все дело было не в самочувствии, а скорее в том, что ему не хотелось сталкиваться с графом де Люз. После их приезда, юноша понял, что не знает, как себя с ним вести. Дело в том, что он испытывал ужасную неловкость перед этим человеком, после всего того, что случилось между ним, графиней и шевалье де Ронэ. И особенно из-за того, что он не имел возможности говорить об этом прямо. Он прекрасно знал, что граф благородный и честный человек. Для Бадремона было бы лучшим решением вести себя открыто, но увы, он не мог решать, не оглядываясь на других. И если де Ронэ ему совершенно было не жаль, то графиню и ее честь подставить юноша не мог. Поэтому он вынужден был молчать. Но это давалось ему с трудом. Бадремону казалось, что весь его вид кричит о том, что он скрывает. И что граф обязательно все поймет, стоит ему лишь взглянуть на него.
Ввиду этого он решил просто не видеться с графом, пока чета Бутвилей не покинет деревню. А судя по тому, что их слуги уже начали собирать вещи, это должно было произойти скоро.
За все утро юноша даже не спустился вниз, ссылаясь на плохое самочувствие. И вот сейчас он старался как мог занять себя и заодно отвлечь от неприятных мыслей. На его несчастье особого разнообразия у досуга в этом месте не было.

Отредактировано Жюль-Сезар де Бадремон (2020-10-08 21:56:11)

Послышался стук в дверь, резко вырвавший Бадремона из потока мыслей. Услышав знакомый голос, юноша слегка вздрогнул - это был граф. Его визита Жюль-Сезар ожидал менее всего. Мысли в голове тут же смешались и превратились в одну сплошную кашу.
- Да, конечно, граф, входите, - ответил он, поднимаясь навстречу гостю. - Я не сплю, лишь слегка задумался. Прошу Вас, - он указал на небольшое кресло.
Поговорить? Последние слова заставили его задуматься. О чем? Неужели, граф желает расспросить о том, о чем он уже дал слово молчать? Или же за это утро успело случиться что-то еще?
Бадремон в ожидании взглянул на графа. Перед этим человеком он явно робел и смущался. И при этом надеялся, что, не смотря на все произошедшее, ему удастся не испортить отношений с мужем прекрасной графини де Люз.

Бадремон насторожился. Как он и предполагал, речь пойдет и графине и их поездке. Вначале юноше даже показалось, что собеседник настроен далеко не благосклонно, но голос его был спокоен.
Он предполагает оставить Жюля-Сезара здесь. Что ж, это даже к лучшему. Все равно юноша не знал как вести себя с четой Бутвилей - скорее всего, ему пришлось бы сгорать от смущения. Поэтому, в чем-то он был даже благодарен графу за это небольшое избавление.
- Что Вы, Ваша Светлость, - проговорил он. - Советы от такого человека, как Вы я высоко ценю, и, конечно же, буду рад их выслушать. Со своей стороны я должен попросить прощения, если мои поступки и слова были неосмотрительны. Поверьте, я никогда бы не стал обижать Вас намеренно.

Юноша задумался. Слова графа лишний раз напомнили о неустроенности его жизни. А ведь и правда, что он будет делать дальше? Сам Бадремон предпочитал об этом не думать. У него не было ни связей, ни денег, а место в полку, которое с таким трудом удалось получить его матери для сына, было теперь потеряно. Но даже если бы и можно было его вернуть, то Жюль-Сезар бы вряд ли этого хотел - он уже осознал свою полную бесполезность на военной службе. А как получить другое место, да и где может найтись это место, он не представлял.
Правда, было еще письмо от де Ронэ. Была смутная надежда, что оно поможет юноше. Во всяком случае, у него будет повод явиться в Люксембургский дворец, а там чем черт не шутит, может ему хоть раз в жизни повезет. Но это были лишь смутные мысли. Пока же про письмо бретера юноша решил не говорить ничего графу, помятуя об их непростых отношениях.
- Право, я не знаю, сударь, - произнес он. - Как видно, моя военная служба окончена. Я предполагаю остаться в Париже и попробовать найти себе другое применение. Хочется верить, что я не окончательно безнадежен.

- Конечно, Ваша Светлость, - ответил юноша. - В ваших словах, несомненно, есть истина. Но тем не менее, Вы хорошо знаете обо всех сделанных мною глупостях. Я бы очень желал быть более осмотрительным, - он чуть было не добавил "как Вы", - но, увы.
Надо сказать, что он сильно смущался. Когда граф заговорил мягким тоном, Бардемон подумал, что это, наверное, хорошо, иметь такого друга, как Бутвиль. Такой рассудительный и опытный человек, наверняка сможет предостеречь от недальновидных поступков. Но в глазах юноши между ними была слишком большая пропасть, чтобы считаться друзьями. Может быть они вообще видятся в последний раз.
- Карты? - Жюль Сезар слегка передернулся когда Бутвиль заговорил об этом. В голове сразу всплыла это ужасная история с долгом. - Разумеется больше нет никакой охоты. Клянусь Вам, никогда даже не притронусь с ним.
Хотя что толку клясться, когда ты уже наломал дров? Как будто это поможет все исправить. А ведь он совершенно забыл про этот долг, думая о том, что есть проблемы посерьезнее. Но вот сейчас опять эта мысль, словно заноза вонзилась в разум.

Бутвиль был прав. Но, Бадремон, приобретя горестный опыт, боялся игры. Теперь после того сокрушительного и крайне позорного проигрыша он при одном упоминании о картах передергивался.
- Я думаю, что мне лучше не играть вовсе. Тем паче, что в игре я не очень искушен и часто проигрываю, а из-за азарта порой мне трудно остановиться.
Что касалось владения собой, то тут дело обстояло еще хуже. Самообладание и хладнокровность - это те науки, которые Бадремону еще только предстояло постигнуть. Если, конечно, он сможет осилить их.
Когда граф заговорил  расписках, юноша весь переменился в лице. Он уже и думать забыл об обещании графа помочь ему. Да и графиня говорила, что Жюлю-Сезару не стоит особо рассчитывать на мужа. Поэтому он был так удивлен словам собеседника.
- Боже правый, откуда они у Вас? Неужели судьба решила сжалиться надо мной?..

В продолжение речи графа де Люза Жюль помалкивал, что стоило ему немалых усилий. Он был обязан ему, этому человеку, говорившему так рассудительно и разумно, дававшему вне всякого сомнения полезные наставления, но как же хотелось прервать этот поток разумных слов, поблагодарить и провалиться куда-нибудь, хоть к черту в ад! Почему граф, такой умудренный жизненным опытом и знающий, как следует и как не следует поступать, допустил, чтобы с его женой, которую всякий нормальный мужчина посчитал бы за благо защищать до последней капли крови, случилось все, что случилось? Что он такого сделал, что ей пришлось убегать? Почему не догнал, не остановил? И как может подпускать к ней этого ужасного де Ронэ? Будь Жюль на его месте (господи, какие опасные мечты), он бы ни за что этого Ронэ…
Сцену в спальне Жюлю не забыть никогда, как ни старайся. Что за мучение – знать и не иметь возможности сказать…
А как ему скажешь? Навредить мадам де Бутвиль – ни за что, лучше умереть!
С другой стороны – он обязан графу до конца своих дней. Расписки у него, значит, он их выкупил? Даже говорить не стал, не хочет, чтобы Жюль мог как-то отдать ему этот долг? Но Бадремон не нищий! Пусть не сразу, но как-нибудь он же сумеет, должен найти способ и расплатиться! Найти службу…
И вот опять – дурные мысли о поступке де Ронэ – а письмо-то Жюль от него взял! И собирается использовать его… Ну почему так сложно оказывается жить? Почему не ткнул это письмо прямо в лицо нахалу? Что это с ним тогда было? Трусость? Неужели Жюль-Сезар де Бадремон – трус? Нет, не может быть, не трус, просто растерялся.
Слова супруга госпожи де Бутвиль едва пробивались сквозь сумбурные мысли Жюля-Сезара, но его последняя фраза задела шевалье за живое.
- Это ничтожно мало по сравнению с тем, что вы для меня сделали, сударь, - возразил Бадремон. – Я все запомнил и сделал выводы, но мне хотелось бы чем-нибудь более существенным доказать вам мою признательность!