Эмили замерла. Умирая от стыда и боясь спугнуть. Боясь дышать и осторожно, судорожно втягивая воздух. Не шевелясь и отдаваясь каждому прикосновению, что отзывалось внутри сладким огнём. Щеки ее пылали, а где-то внутри сжимался огненный комок. С губ сорвался полустон- полушёпот:
- Что…ты… делаешь?..

Мир взорвался восторгом, рассыпался тысячью искр, пропал, чтобы вернуться тем, прошлым, раскатом грома. Или его не было? Эмили, кажется, кричала, а может и нет - она не знала и не поняла, только дыхание никак не желало восстанавливаться, и она, выгнувшись, кусала пересохшие губы, чтобы потом замереть, распахнув полные изумления глаза.
- Ты…

– Я, – согласился бретер. Вытащил руку из-под одеяла, мимоходом погладив бедро молодой женщины. И ехидно улыбнулся. – Позволите мне охранять вас этой ночью, мадам? От наемных убийц, а не то, что вы подумали?

Скрыть прерывистое дыхание ему не удалось. Как и румянец на щеках. И огонь во взгляде.

Эмили неосознанно облизнула губы и тут же вспыхнула от возмущения. Смеется?!
- А что я подумала?
Вот только взгляд Теодора говорил за себя, и… ехидничать она тоже умеет.
- Боюсь, вы не сможете меня уберечь… от наемных убийц.

Дождь был мелким, не причинял особенного неудобства, потому что у Бадремона был довольно плотный плащ, но потихоньку все же донимал. Капельки, собираясь на полях шляпы, то и дело срывались вниз, кругом, куда ни глянь,  было мокро и уныло, даже лошади понурились, только изредка встряхивали головами, от чего с их мокрых грив веером разлетались все те же капли.. Бадремон покорно ждал, осматриваясь и прислушиваясь к небольшому, но эмоциональному разговору. Он знал, что о нем не забудут, но все равно чувствовал себя неуютно.

Казалось, прошло не меньше четверти часа, когда, наконец, показался какой-то человек, открыл ворота и впустил Бадремона. Жюль проследил за тем, как он тщательно снова запирает их и спросил:

- Какой смысл запирать ворота, если у вас дыра в ограде?

- Положено, - буркнул себе под нос человек и, глянув на Бадремона, предложил:

- Давайте, я ваших лошадей в конюшню отведу, сударь!

- Отведите и позаботьтесь о них хорошенько, - Жюль постарался, чтоб его голос звучал уверенно и властно, как у шевалье де Ронэ.

- Конюх позаботится, - отозвался человек, взял поводья трех лошадей и повел их к угадывающейся за пеленой дождя конюшне, успев сказать Жюлю перед уходом, чтоб он шел в замок, где сможет отогреться, обсушиться и подкрепиться.

Оказавшись внутри, Жюль встретил слугу, живо напомнившего ему его собственного слугу в родном замке. Та же предупредительность, то же умеренное почтение, сочетающееся с неявным достоинством, та же деловитость. Плащ, который все же промок, унесли сушить, самого Жюля провели пусть в небольшую и весьма скромную, но зато отдельную комнату, где при нем растопили камин, а потом принесли хлеба с сыром и кувшин, наполовину наполненный вином. Правда, вино оказалось совсем слабым, скорее всего, его разбавили водой, но Жюль был рад и этому.

После еды Жюль почувствовал себя гораздо бодрее и решил побродить по замку. Хотелось найти Теодора де Ронэ, а главное, прекрасную графиню, и обсудить с бретером план дальнейших действий. Обстановка в замке показалась Жюлю донельзя скромной, и он даже представить себе не мог, на что польстились предполагаемые грабители. Ну разве что утащить громоздкие неуклюжие кресла и длинный, массивный, грубый стол из большого зала, или, быть может, изъеденный молью коврик, или подсвечник - простой, без украшений, с наполовину оплывшими свечами, или ветвистые оленьи рога, прибитые к стене у камина... На месте грабителей Бадремон утащил бы служаночку: она была очень миленькой, свеженькой, розовенькой и опрятной. Единственной настоящей ценностью этого позабытого богом замка.

Однако вскоре Жюль сделал потрясающее открытие: все-таки, кое-что ценное здесь было. Когда он встретился с шевалье де Ронэ, который тоже обследовал замок, тот отправил его осмотреть погреб. Жюлю не очень- то хотелось лезть в сырое, холодное помещение, но не возражать же месье де Ронэ. И он пошел, а придя, был приятно удивлен: в подвале, пузатенькие, потемневшие от времени, одинаковые, как горошинки в стручке, стояли бочки, и, судя по слабому, но такому знакомому аромату, хранили в себе вино. Жюль, не долго думая, решил попробовать немного.  То вино, которое он недавно выпил, было настолько слабым, что даже слегка не ударило в голову. Быть не могло, чтобы в этих бочках было такое же.

Жюль отыскал большую деревянную плошку, выдул из нее пыль, подошел к ближайшей бочке и выбил из нее пробку. С непривычки Жюль больше разлил, чем налил в свою плошку, прежде чем изловчился и заткнул пробку обратно. Принюхался - пахло хорошо. Летом, виноградом и солнцем. Жюль сделал пару глотков и неволно скривился. Вино не было разбавленным, но зато было кислым, почти как уксус. Еще несколько глотков - и вино больше не казалось похожим на уксус. Ну да, немного кислое, но зато вино, а не водичка. А в другой бочке такое же? А вон в той? А там?..

Жюль даже не заметил, как выпитое ударило ему в голову. Сначала он просто развеселился. Спел песню  про то, как девицу замуж выдавали, потом про мельника и осла, потом вдруг загрустил, задумался о своей нелегкой и печальной судьбе, снова попробовал вина, рассказал одной из бочек свою историю любви к юной красавице, которая его не замечает, снова выпил, поспорил сам с собой о том, где стоит делать засаду на грабителей. Прошло не так много времени, и Жюль решил поделиться своим открытием с шевалье де Ронэ. Когда он выбирался из погреба, ступени старались выскочить из-под его ног. Жюль погрозил им пальцем, и ступени угомонились. Жюль брел по замку, стараясь держаться как можно ровнее, и ему это почти удавалось, но иногда Бадремона все же шатало, и тогда он хватался за стены. Очень хотелось снова спеть, но Жюль, хоть и был хорошо навеселе, понимал, что делать этого не следует. Он не помнил, кто из слуг подсказал ему, в какой из комнат искать Теодора де Ронэ. Дверь была приглашающе открыта, и Жюль вошел в нее. Хорошо вошел, почти не зацепился за косяк, слегка только прочертил по нему рукоятью шпаги, от чего по комнате разнесся скрипучий неприятный звук.

Теодора де Ронэ он увидел сразу. Бретер, наверное, умывался: его лицо было каким-то непривычно покрасневшим. Лежащую в кровати позади шевалье мадам де Бутвиль Жюль не заметил, так как был почему-то уверен, что она и бретер расположились в разных комнатах.

- Вы что, собираетесь...ик... спать ложиться?! Я, значит, трудился... ик... исследовыва...вавал... ик... погреб, а вы... ик... тут... - возмутился Жюль, на которого напала икота, и, пошатываясь, подошел к кровати, хотел было что-то прибавить, но одна его нога зацепилась за другую, и он со всего размаха свалился, точно сноп, на разобранную кровать. Даже во хмелю Жюль сразу почувствовал что-то неладное: под ним было нечто живое и теплое. И шевелилось. Бадремон снова икнул, глянул - и чуть не протрезвел.

- Вы?! Здесь?! - в его восклицании смешались негодование, недоумение, возмущение и отчаяние. - Зачем вы здесь?!

Отредактировано Жюль-Сезар де Бадремон (2022-08-08 02:02:09)

- Ме-ме-место… - передразнила Эмили, садясь в постели.. - Не валяйте дурака, Жюль-Сезар. Я охотно верю, что вы не хотели мешать мне спать. Где это вам удалось так набраться?
Она увидела руку Теодора на эфесе и поморщилась от досады. Не хватало им подраться, и из-за чего?.. Хотя это и дракой то не будет…
- Надеюсь, вас не стошнит. Господин де Ронэ, вы ведь послали уже кого-то ко мне домой? Вообще-то я уже согрелась и могу одеться, если вещи высохли, но ещё чувствую себя не очень…
Чувствовала она себя уже вполне хорошо, даже очень хорошо, но спать все ещё хотелось, да и предлог дождаться ночи и грабителей был прекрасный.

Слова, точно горошины, отскакивали от головы Жюля, не касаясь его сознания. Эти двое могли говорить что угодно, ничего уже больше не имело значения. Идеал развенчан, смысл жизни потерян, кто-то очень злобный зачем-то все время раскручивает пол, и поэтому приходится держаться за спинку кровати. Кровати, в которой...она. И в которую он помешал залезть Теодору де Ронэ. Кстати, а почему бретер еще его не вызвал? На его месте Жюль бы уже давно проткнул обидчика шпагой. Правда, Жюль не специально помешал, может, поэтому Теодор де Ронэ медлит? Ну зачем так раскачивать комнату, во имя господа?

Внезапно Жюль ощутил, как выпитое вдруг решительно запросилось наружу.

- Ой, мама... - успел выговорить Жюль, выпустил спинку кровати и бросился со всех ног туда, где он недавно заметил таз для умывания. То есть, ему показалось, что бросился. На самом деле он только чудом добрался до цели: его ноги заплетались просто фантастическим образом.

- Мама... - повторил Жюль, склоняясь над тазом и извергая туда добрую половину выпитого. Мучение продолжалось с полминуты, а потом вдруг немного полегчало. По крайней мере, пол больше не раскачивался. Зато в голове загудел колокол, отвратительный, мерзкий колокол, он стукался изнутри о череп и причинял невыносимые страдания.

- Убейте меня, пожалуйста, - прошептал он, сползая на пол рядом с оскверненным тазом.

- У господина де Ронэ такие шутки, - пояснила Эмили, не сумев скрыть обиду в голосе и оттого ещё больше разозлившись. - Это ничего, что смешными они кажутся только ему одному.
Ну что за невозможный человек! Вот только что… При мысли о том, что было «только что» мадам де Бутвиль густо покраснела… И пожалуйста - жаль ему, что у неё ноги не сломаны!
- Никто не звал вас ехать  за моей простудой. Я прекрасно бы обошлась. Но, как вы наконец-то изволили заметить, я плохо себя чувствую. Так что вы можете идти…. - Эмили посмотрела на несчастного Бадремона. - Оба.
Интересно, говорила ли она когда-нибудь Теодору, что никогда не простужается?..

Жюль страдал - и от похмелья, и от того, что фактически застал свою навсегда утраченную и поруганную любовь в объятиях другого. Немного, совсем немного, но все же утешал тот факт, что этим другим был Теодор де Ронэ. Все же бретер был весьма сильным противником, что в драке, что в любви. Достойнейшим противником. Так что к страданию примешивалась какая-то странная нотка удовлетворенного самолюбия. Или это просто в нем еще бродили винные пары?

По крайней мере Жюль понял главное: нужно прямо сейчас уйти из спальни мадам, поскольку она, во-первых, раздета и явно хочет спать, во-вторых, присутствие в ее комнате сразу двух мужчин в неурочное время очень сильно ее компрометирует, ну а в-третьих, оставаться после того беспорядка, который он здесь натворил, совершенно не хотелось. И в-четвертых, об этом ему недвусмысленно сказал шевалье де Ронэ.

Жюль схватился за протянутую руку бретера и не без труда поднялся. Забиться бы сейчас в какую-нибудь теплую норку и поспать... ради всего святого, поспать...

Насморк мадам, сломанные ноги, грабители и платок - все это смешалось у Жюля в голове, и он готов был принести мадам целую охапку платков - но потом, когда проспится.

- Идемте, сударь, - Жюль очень старался, чтобы его голос звучал твердо, но он сам слышал, как язык заплетается и цепляется за зубы, совсем так же, как недавно заплетались ноги. Из-за этого слова получались немного невнятными.

- Я прошу прощения у мадам за свое неум..местное вторжение и за... и за...

Жюль не решился выговорить, что ему очень жаль испорченного таза.

Руку бретера он так и не выпустил, опасаясь без поддержки рухнуть по дороге к двери.

Отредактировано Жюль-Сезар де Бадремон (2022-10-02 22:45:31)