Проникнуть в Лувр оказалось не сложнее, чем обычно. Арамис мог бы сделать это и накануне вечером, но не успел. Точнее, не захотел - если бы он был откровенен сам с собой, он признал бы это еще вчера, когда помощник полкового врача - сам мэтр Дарлю уехал вместе с полком - сказал, что некоторая надежда имеется. Говорил он, не глядя в глаза и с явной неохотой, как если бы злился на Лаваля, что тот остался в живых - или как если бы не хотел подавать ложных надежд. Да, Лавалю несказанно повезло. Да, надежда есть. Милостью Господней. А потом его вдруг прорвало, и он наговорил Арамису дерзостей - как о том, что подобает или не подобает служителю божьему, так и о том, что однополчане должны друг другу. Сперва Арамис пробовал возражать, потом замолчал. Тем более, что его возражения были ложью, и эту ложь он признавал в сердце своем: убить Лаваля он хотел. Не с самого начала, и потому лишь, что ошибся  - преступно ошибся - в том, чего тот хотел сам, но желание было. А значит, его ровесник с неровными бровями и скошенным набок носом был прав в своих упреках.

- Выговорились? - спросил Арамис, когда хирург замолчал, и, осененный внезапной мыслью, добавил: - Боитесь, что не справитесь?

- Вы… - молодой человек посмотрел на него почти с ненавистью. - Я не мэтр Дарлю, сударь. И эта смерть будет на вашей совести!

- Будет, - чем больше злился врач, тем спокойнее становился Арамис. - Но вы будете знать меру вашей вины, а Господь спрашивает со всех нас.

Он мог бы поспешить в Лувр сразу же после этого разговора, но не стал. Все же уже стемнело, и он скомпрометировал бы м-ль де Сент-Уэр, явившись к ней в неурочный час. Лаваль умрет или выживет, но у его невесты была своя жизнь, и негоже было бы подставить под удар еще и ее.

Утром все показалось проще. И ему повезло - когда он спросил у мальчишки-пажа, которые фрейлины дежурят сегодня, первое названное им имя оказалось верным. И Арамис, расставшись со второй монеткой, попросил его позвать м-ль де Сент-Уэр.

Паж убежал. Арамис оперся спиной на каменные перила балкона и снова вытащил письмо Лаваля.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

М-ль де Сент-Уэр оказалась сущим ребенком - белокурая, с трогательным голоском певчей птички и прелестным румянцем, и от одной мысли, что ему предстоит ранить это очаровательное существо в самое сердце, у Арамиса встал комок в горле. Но он не был бы самим собой, если бы не подумал в тот же миг, что узнать всю подоплеку дела у этого дитяти не составит труда. Вот только достойно ли это?

Он почти не спал этой ночью, вновь и вновь воскрешая в памяти злополучную дуэль и снова и снова пересматривая свои выводы. Лаваль пошел на смерть, чтобы м-ль де Сент-Уэр узнала имя г-жи де Буа-Траси? Чтобы беззащитная, по его собственным словам, девушка лишилась единственного защитника, но узнала имя? Что бы это ни было, поверить в рассказанную ему историю Арамис не мог. Пусть м-ль де Сент-Уэр могла отправиться с этим именем к королеве… почему она не сделала это с самого начала? "Потому что анонимное письмо это шепот во мраке, - возражал он самому себе. - А имя - это уже свеча там, откуда звучит шепот". "Но Лаваль называл м-ль де Сент-Уэр беззащитной!" - спорил он, и сам же усмехался: - "Фигура речи!"

Сейчас, глядя на нее, он и сам назвал бы ее беззащитной. Значит, правда?

- Мадемуазель, - с трудом проговорил он, склоняясь к ее руке. - Мадемуазель, я… я пришел к вам по просьбе вашего жениха.

Не мог он начать разговор с тех известий, которые принес ей на самом деле! А если бы начал, ничего бы уже не узнал.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Арамис, не спускавший глаз с девушки, в это мгновение окончательно уверился, что ни в каких заговорах это очаровательное существо участвовать не могло. Надо было быть совершеннейшим исчадием ада, чтобы суметь не только вызвать на щеки столь красноречивую бледность, но и придать голосу нервную дрожь, а глазами выразить неизреченный ужас. Значит, ошибившись в одном, он не ошибся в другом: Лаваля и эту девушку действительно связывали тайные любовные узы. Но это же значило, что у Камиллы было чем ее пугать и, возможно, что требовать. А сама м-ль де Сент-Уэр не могла ни у кого просить защиты… Что же он натворил!

- Господин де Лаваль тяжело ранен, - с усилием проговорил он. - И я с глубочайшим сожалением должен сказать - мной. Он попросил меня передать вам имя женщины, которая писала вам… те письма. Это графиня де Буа-Траси. Мадемуазель, я прошу вас… умоляю вас: пока ваш жених не выздоровеет, окажите мне честь видеть во мне не менее самоотверженного защитника ваших интересов и вашей чести. Клянусь…

Он смешался, тщетно ища подходящие слова. "Я просто боялся за своего кузена!" - хотел крикнуть он, и внутренний голос - голос, говоривший с интонациями первого его исповедника, о котором он не вспоминал уже давно и который, уйдя из жизни, навсегда остался для него голосом совести - сказал ему то, что он сам признал бы, задай м-ль де Сент-Уэр правильный вопрос: "Но сперва мне было любопытно".

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Арамис снова поклонился, проклиная свою невольную неуклюжесть. Бедная девочка - видно было, что она лжет и лжет неумело, а ведь он хотел ей помочь, а не ставить в столь сомнительное положение!

- Меня зовут Арамис, мадемуазель, - привычное имя само соскользнуло с языка, как если бы он все еще был мушкетером. Это было к лучшему, если она и впрямь пойдет к королеве, это имя та узнает… или нет? Знает ли ее величество кого-либо из них или одного д'Артаньяна? Забавно, как это он раньше об этом и не задумывался… - Я был мушкетером… однополчанином господина де Лаваля. Клянусь вам, менее всего на свете я хотел бы причинить вам какой-либо вред или даже напугать вас. Ваше слово - закон, разумеется, я никому не повторю то, что сказал вам. Однако позвольте мне заверить вас, мадемуазель: такой очаровательной девушке не нужно приданое, она сама - сокровище, обладать которым было бы привилегией.

Завладев ее безвольной рукой, он запечатлел на ней поцелуй. Привычные любезные слова - однако он чувствовал себя столь же глупо, как если бы вздумал поухаживать за мраморной статуей. К счастью, он мог легко сменить тему:

- За нами наблюдают, - глазами он указал на застывшую по ту сторону балконной двери полную даму. - Это ваша подруга?

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

К счастью или к сожалению, Арамис давно утратил способность краснеть от стыда и оттого смог сейчас не выдать владевшие им чувства даже невольно. Кем надо быть, чтобы ухаживать за девушкой, жениха которой ты убил? И пусть Арамис, и отпуская свой комплимент, и целуя ей руку, действовал скорее машинально, нежели и впрямь желая приволокнуться за хорошенькой фрейлиной, от укола некстати проснувшейся совести это его не спасло.

Девушка, однако, как будто не обиделась… или просто не заметила? Это было почти обидно - к откровенному пренебрежению Арамис не привык - но от мук уязвленного самолюбия его избавил здравый смысл: м-ль де Сент-Уэр была влюблена. Хуже того - она ему не верила. И про адрес своего возлюбленного она спросила, верно, чтобы проверить, действительно ли имеет дело с его однополчанином…

- Мост Сен-Мишель, пятый дом, - поддаваясь порыву, Арамис повернулся спиной к балконной двери, прежде чем ответить - только вчера в миссии обсуждали умение читать по губам. - Мадемуазель… Я повторю еще раз: я всецело к вашим услугам. И на время болезни господина де Лаваля и потом. И я знаком с графиней. Позвольте мне хотя бы устранить нависшую над вами угрозу!

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

- Ее величеством? - беззвучно повторил Арамис. Как первый луч нового дня, пронзая завесу облаков, озаряет башни собора Нотр-Дам, выхватывая их из ночного мрака, так все, что было до сих пор загадочным для него в истории Лаваля и м-ль де Сент-Уэр, внезапно сделалось кристально ясным, и возглас отчаяния, сорвавшийся с его губ, выражал не столько сожаление о том, чего он больше не мог изменить, сколько боль уязвленного самолюбия. Он мог бы догадаться! Он должен был догадаться! Как он мог?.. А еще считал себя опытным интриганом!

К чести его, он забыл о себе, едва увидев блеснувшие на ресницах девушки слезы.

- Мадемуазель, клянусь вам!.. - машинально он отшагнул в сторону, прикрывая ее от откровенно любопытствующей дамы по ту сторону балконной двери. - Вам нечего от меня страшиться, вы можете довериться мне всецело… или не доверять вовсе. Если честно, - он попытался заглянуть ей в глаза, - я бы на вашем месте мне не доверял, я для вас совершеннейший незнакомец. Но если вы назовете ее величеству мое имя… Нет, лучше спросите герцогиню де Шеврез, если ее величество что-то и вспомнит, то только моего друга д'Артаньяна. Как мне убедить вас?.. Когда я настолько… Клянусь честью, мадемуазель, я не желаю вам зла, я буду счастлив, если я смогу хоть как-то искупить свою вину перед вами и перед шевалье де Лавалем, но… нет, я не доверял бы себе, на вашем месте. Скажите только, как я могу вам помочь?

Арамис не был бы самим собой, если бы не воздержался от обещания молчать, но в этот миг он и в самом деле искренне желал лишь одного и честно сказал чего.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс

Арамис ответил не сразу, борясь с порывом немедленно от всего откреститься. Что ей взбрело в голову? Воистину, душа женщины - потемки! Мгновение тому назад он не сомневался в искренности и наивности юной м-ль де Сент-Уэр, а теперь за долю секунды напридумывал себе множество ожидающих его в будущем катастроф. Что она может потребовать? Да чего угодно!

Но в Лавале он сомневался куда больше, а тот оказался одним из благороднейших людей, каких он только знал.

И они оба защищали королеву, это было главное.

Могла ли г-жа де Буа-Траси угрожать королеве?

Еще на заре он бы рассмеялся самому предположению. Но сейчас…

Лаваль пожертвовал жизнью ради того, чтобы узнать ее имя. Чем пожертвует м-ль де Сент-Уэр? И хотел ли он получить ответ на этот вопрос?

Арамис стиснул на миг зубы, а потом поднял на девушку уверенный взгляд:

- У дворянина нет иных слов, мадемуазель.

Одному Создателю было ведомо, чего ему стоило не добавить ничего больше. Ни о своей чести, ни о здравом смысле, ни о милосердии… ничего. Атос бы понял… если бы не смог прочитать его мысли.

Подпись автора

Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс