Теодор опустил клинок.

– Вы выйдете в дверь, синьор. Или я выброшу вас в окно. – Он перешел на французский. – Мадам?

Его взгляд, оценив состояние ее платья, сделался откровенно недобрым. Она ушла с ним сама, но позвала. Или он ошибся, то был голос страсти? Но, выполняла ли она поручение кардинала, как он вдруг заподозрил, или, невесть почему, увлеклась этим молокососом, спускать подобное он не собирался.

- Какого черта?! - взвизгнула миледи, осознав, что всем ее планам грозит крах. Если Пьетро сбежит, его потом уже никак нельзя будет обольстить снова. А значит, задание кардинала Ришелье можно считать проваленным. Вернуться в Париж ни с чем, предстать перед монсеньором после того, как с такой убежденностью уверила его в успешном исходе дела?
Черты миледи исказила злоба. Она попадет в немилость к кардиналу, и все из-за Теодора и его странных принципов.
Однако, времени сходить с ума от бешенства и ругаться с Теодором у нее не было. Пьетро следовало задержать в комнате любой ценой. Понимая, что еще несколько секунд - и сеньор Состеньо беспрепятственно покинет место действия, Анна бросилась к нему. Вцепилась в плечи Пьетро мертвой хваткой и воскликнула:

- Не двигайтесь, сеньор, он сумасшедший, он убьет Вас!

И затем, обращаясь уже к Теодору:

- Умоляю Вас, не трогайте этого несчастного! Он виноват, но не настолько, чтобы поплатиться за это жизнью!

Анна прислушалась к приближающемуся шуму и прибавила вполголоса:

- Ради всего святого, Теодор, предоставьте мне сейчас самой объяснить всем, что здесь произошло.

Отредактировано Миледи (2016-05-17 15:41:15)

Чуть было все не испортил! Проклятый сеньор Состеньо оказался на редкость юрким и вырвался из ее рук. И, сделай он это хотя бы несколькими секундами раньше, он сумел бы скрыться.
Но не успел.
Едва завидев в дверях мужской силуэт и услышав вопрос, заданный властным тоном, миледи всхлипнула и сделала по направлению к вошедшему несколько неуверенных шагов. Ее руки взметнулись в умоляющем жесте, а из глаз полились слезы.

- Это... это было ужасно! Этот сеньор, - она опасливо посмотрела на Пьетро и вздрогнула всем телом. - Ему сказали проводить меня... он провел... а затем...

Анна сделала маленькую паузу, будто бы справляясь с рыданиями, а на самом деле - чтоб как можно больше гостей могло собраться и услышать, что она скажет.

- Он набросился на меня, словно дикарь! Я пыталась сопротивляться, но я слишком слабая... если бы не мой слуга... он услышал мой крик и поспешил на помощь... я не пережила бы такого бесчестья!

Решив, что сказано достаточно, она снова залилась слезами, предоставляя вошедшим воздать должное представшей перед ними картине и додумать то, что здесь якобы происходило.

Пианези, осведомленный, как видно, о поручении миледи, издал при этих словах жирный смешок.

– Вы столь жестоки к даме, сеньор, – отозвался он по-испански, – что впору заподозрить в вас женоненавистника. Однако некое обстоятельство позволяет мне с уверенностью утверждать, что вы неправы.

Аббат покосился при этих словах на бретера. И получил в ответ мрачный взгляд.

– Я могу только молчать, – сквозь зубы сказал Теодор на том же языке.

Анне, прекрасно расслышавшей слова сеньора Фачио, с трудом удалось сдержаться и не метнуть в наглеца свирепый взгляд. Но не отреагировать на этот выпад, оставить последнее слово за секретарем патриарха было невозможно.
- Что? - вскричала миледи, поворачиваясь к Фачио и одаривая его взглядом оскорбленной в своих лучших чувствах невинности. - Правильно ли я расслышала Ваши слова, сеньор? Вы полагаете, это я набросилась на Вашего друга?!

Вопрос был задан, разумеется, не для того, чтобы получить ответ.  Слова аббата и ответ Пьетро подсказали Анне, как вести себя дальше.

- Боже мой! - воскликнула она, делая вид, что ее осенила внезапная догадка. - Какая же я глупая! Разумеется, во всем буду виновата я! Я сама расцарапала себе щеку! Сама на себя напала! Сама утащила с праздника сеньора Состеньо и силой привела в эту комнату! Ведь племянник самого патриарха выше подобных действий...

Анна закрыла руками лицо и, трагически всхлипывая, договорила:

- Говорите, что хотите, делайте меня виноватой во всем, мне уже все равно!

Изображая горькие рыдания, она вновь принялась незаметно следить за присутствующими. Больше всего ее беспокоило сейчас поведение Теодора. Но шевалье, хоть и казался мрачным, как ночь, молчал. Неприятно, разумеется, оказаться втянутым в скандал, но Анна не понимала, почему Теодор выглядит так, будто случилось что-то ужасное. Ну что она, в сущности, сделала такого страшного? Подумаешь - всего лишь слегка наклеветала на знатного венецианца... А Теодор, вместо того, чтобы помочь, едва все не испортил...

Но представление все же удалось, а сейчас нужно было уходить. Все, что могла, она сделала.

- Теодор, - слабым голосом позвала Анна, - Пойдемте отсюда.