Продолжение эпизода Стихи, написанные кровью. 10 мая 1625 г
Отредактировано Миледи (2016-09-05 22:13:43)
Французский роман плаща и шпаги |
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Части целого: От пролога к эпилогу » Бархатные лапки, а в лапках - царапки. 10 мая 1625 года
Продолжение эпизода Стихи, написанные кровью. 10 мая 1625 г
Отредактировано Миледи (2016-09-05 22:13:43)
Приникнув к окошку, Теодор следил за каждым движением кучера. Пока не удостоверился, что тот ушел слишком далеко, чтобы их слышать.
– Это он следит за вами, мадам. Никто иной. Он знал, что вы рассказали мне. Он сам же нас сюда и отвез, помните? – Кое-какие уроки прошлого напомнили о себе, и он добавил: – Не увольняйте его. Чтоб не появился другой. Но в следующий раз мы поедем вдвоем.
В том, что в следующий раз будет выбрано другое место, у бретера сомнений не было. И придется быть очень осторожным.
Он открыл наконец глаза и улыбнулся любовнице. Хотя улыбка вышла кривоватой.
Миледи едва не рассмеялась, услышав предположение Теодора. Все, что бедняга кучер мог запомнить - это место, куда следовало отвезти хозяйку. На большее его слабая голова была просто не способна. Представить этого безобидного дурачка в роли коварного шпиона и наушника мог только тот, кто совершенно его не знал. Но Анна не стала разуверять шевалье.
- Вы полагаете? - задумчиво проговорила она, старательно сдерживая неуместное хихиканье. - Я никогда не подумала бы...
"В следующий раз" - это ей очень не понравилось. То есть, этот раз ничему его не научил?!
- В какой следующий раз? - воскликнула Анна. - Пообещайте мне, что не будете больше пытаться проделать что-либо подобное! Вы что, не понимаете, что это было предупреждение?! Монсеньор дважды предупреждать не станет!
Отредактировано Миледи (2016-09-18 19:42:18)
– Понимаю. – Теодор вновь прикрыл глаза. Как будто в темноте легче было найти слова. – Но, мадам. Ваш сын растет. И он тоже дворянин.
Ему снова становилось скверно. Не только от головной боли. И не потому лишь, что дело было не в ее сыне. Он говорил правду. И мог представить себе чувства того, ради кого приносили такую жертву. Но дело было не только в этом.
- Пообещайте мне, - твердо повторила миледи. - Ничего больше не предпринимать. Вы должны мне это пообещать. Да, он растет, но времени еще много. Я придумаю обязательно что-нибудь. Сама. Я не хочу больше переживать то, что пережила сегодня. Обещаете, Теодор?
Анна внимательно всматривалась в побледневшее лицо любовника. Ему, похоже, становилось хуже. И раны вовсе не были такими пустяковыми, как он утверждал. Миледи в самом деле забеспокоилась. Что, если Теодор умрет? Этого бы ей хотелось меньше всего.
Бретер медлил с ответом. Так бесконечно просто было бы дать ей обещание, о котором она просила. Ему не в чем было бы себя винить – она не хотела сама. И не приходили бы на ум то и дело все те же строки из любимых канто.
Но деверь миледи этим не займется. А больше у нее никого не было.
И монсеньор решит, конечно, что он испугался.
– Нет.
Сказал – и сразу понял, что совершил ошибку. Все, что ей нужно было сделать, чтобы ему помешать, это не рассказывать, когда и где состоится следующее свидание.
И Теодор отвел взгляд.
– Хорошо. Как вы хотите.
Это не было обещанием, но во рту все равно стоял кислый вкус. Вкус лжи.
Вздох облегчения вырвался у миледи, когда она услышала его последние слова. Не придется больше выдумывать и выкручиваться. Теперь бы дождаться кучера и отвезти, наконец, Теодора домой. К нему домой, разумеется.
Анна с ласковой улыбкой прикоснулась рукой ко лбу любовника, затем нежно провела по щеке.
- Вам теперь нужно подумать о себе, Теодор. И несколько дней провести в постели. А я пришлю лекарство, которое поможет Вам скорее поправиться.
На самом деле средство, которым миледи собиралась пичкать Теодора, вызывало непреодолимую тягу ко сну. Разве она делала что-то плохое? Напротив, Анна заботилась о том, чтобы Теодор как следует отлежался. Когда проводишь ночь с любовником, очень важно, чтобы в самый ответственный момент в спальне не появился другой любовник. Такие ситуации хороши лишь на сцене.
Не переставая изображать воплощенную заботу и любовь, Анна время от времени украдкой косилась в окошко. Ожидание всегда давалось ей с трудом, хотя ждать приходилось довольно часто.
Где же этот проклятый кучер?
- Зря мы его отпустили, - не выдержала она в конце концов. - Вам нужно скорее в постель.
"А мне - домой и тоже в постель. Но будь я проклята, если в эту ночь я стану спать..."
Теодор, который все это время просидел с закрытыми глазами, повернул голову.
– В постель? Лекарство? Вы смеетесь. В следующий раз… – он умолк на миг. И снова закрыл глаза. – В следующий раз можно отправить кого-то следом. Узнать, где его держат.
Не надо было, возможно, говорить об этом сейчас. Но сейчас их никто не подслушивал. А врать он никогда не умел. И оттого, что она поверила, ему становилось лишь хуже. Он превращался в то же, что и те, кому он служил.
- В какой следующий раз, Теодор? - воскликнула миледи, забывая о том, что она - заботливая и любящая сиделка. - Никакого другого раза! Вы пообещали!
Рано она поверила его словам. Он по-прежнему был полон решимости продолжать кампанию по освобождению несуществующего пленника. Чем все это закончится, можно было только гадать. Но явно ничем хорошим.
- Вам безразлично, что я буду чувствовать? Вам совершенно безразлична судьба моего сына? Что, если его попросту прирежут, чтобы наказать меня за непослушание?
Миледи устала возиться с упрямцем. Столько усилий потрачено, столько средств и времени. И все зря. Она злилась на себя за неудачную выдумку. Злилась на Теодора за его проклятое благородство. Злилась на кучера, который так долго ходит к мертвецам. Злилась на время за то, что оно так быстро уходит. Злилась на весь мир за то, что ее тщательно продуманный план рушился.
Ее привычная маска дала трещину, и сквозь эту трещину проглядывала истинная ее суть.
- Вы всерьез полагаете, что сумеете справиться с людьми монсеньора в одиночку? - Анна презрительно дернула уголком рта. - Вы храбры и сильны, но они сильнее. И за ними Ришелье. А за Вами, шевалье? За мной? Нам нельзя идти против них. Поймите же это, наконец!
Безразлично ли ему? Ему не было безразлично. Но и принять ее жертву Теодор не мог. Как и поражение.
– Я не буду действовать в одиночку. И не могу не действовать, – он подался ей навстречу, завладел ее руками. – Мадам, я не могу иначе. Это… это как вызов. Нельзя отклонить. Отклонить и жить дальше – без чести? У меня не вышло в этот раз. Потому что нас предали. Но во второй раз этого не случится. И, мадам – что бы ни сталось со мной, вашему сыну ничто не грозит. Монсеньор… он не накажет ребенка за мою вину.
«Как не тронул вас», – мог бы добавить он. Не говорила бы она так, если бы эти двое причинили ей хоть какой-то вред.
- И ради вашей чести вы готовы забыть о безопасности моего сына? - миледи уже не пыталась сдерживать возмущение. Честь, честь, вечно эта его честь! Как приятно было бы иметь с ним дело, не будь у него этой проклятой чести... А это его "не в одиночку"... Он еще кого-то собрался привлекать? Пожалуй, с легкой руки Теодора эта история все-таки дойдет до ушей Ришелье. Миледи почувствовала, как по ее спине пробежал нехороший холодок.
- Да что Вы знаете о монсеньоре?! - выкрикнула Анна, выдернув свои руки из рук любовника. - Помнится, Вы не были готовы поверить в то, что он способен украсть у матери ее ребенка! Спуститесь же на землю, Теодор! Кардинал накажет кого угодно за что угодно, если посчитает это нужным и выгодным! Не смейте больше вмешиваться в мои дела, ясно Вам?! Я не прошу, я требую!
Губы бретера сжались в узкую полоску. Сколь справедливы ни были упреки миледи, никто на свете не смел чего-то от него требовать.
– Приказывать вы будете своим слугам, мадам.
Что? Мало того, что он спутал все ее планы и продолжал мешать, он еще имел наглость указывать ей? Ей?!
Анна задохнулась от возмущения.
- Ваша... ваша наглость переходит все границы, месье! Это мой сын, моя жизнь, и вмешиваться в нее вы не имеете никакого права!
– Право? – изумился Теодор. – Вы говорите мне – о праве? Когда мы… Когда…
Он запнулся. Поднял на миледи мрачный взгляд. И сказал прямо то, что думал:
– Мадам, так дальше не может продолжаться. Вы женщина. И вы могли выбрать тот путь, что выбрали. Но я этот путь выбрать не могу. За вас и за себя. Никогда.
Она опомнилась тут же. Вспышка гнева сыграла в пользу миледи, но с него достаточно. Если Анна собиралась вернуть Теодора в свои объятья, когда – нибудь, то следовало попридержать коней и сменить тон. Без сомнения, она собиралась.
- Да, так дальше не может продолжаться, - голос миледи зазвучал тихо, печально и обреченно.
Она подняла на шевалье глаза, в которых отражалась вся скорбь мира, вздохнула, явно изображая попытку справиться с собой, и твердо произнесла:
- Теодор, нам нужно теперь же расстаться. Я не могу допустить даже мысли, что с Вами может случиться нечто, подобное сегодняшему, а Вы упрямы, и хотите продолжать борьбу с человеком, о силе и могуществе которого даже понятия не имеете. Зато я знаю, на кого вынуждена работать, и какие беды ждут моего несчастного мальчика, Вас, если все это не прекратить немедленно.
В голосе миледи зазвучали слезы, но она продолжала говорить твердо, все более вдохновляясь и видя, что наметился путь, наконец, избавиться от назойливого благородства Ронэ надолго, представ перед ним в белых одеждах.
- Если Вы будете настаивать, я оставлю Вам карету, коня и уйду в Париж пешком, или пусть лучше меня растерзают дикие звери в этом ужасном лесу.
Миледи решительно вышла из кареты и остановилась посреди дороги.
- Вы будете медлить, шевалье, пока вернется этот шпион?
Слышите, что я говорю? Убирайтесь, уйдите, оставьте меня в покое, наконец, забирайте Вашу честь и храните ее для других, но оставьте меня с моими грехами ! Она не нужна мне!
Миледи добавила в последнюю фразу отчаянных нот.
Графиня отнюдь не играла в эту минуту. Во всяком случае «Убирайтесь» сказано было от всей души. Истерики у нее всегда выходили очень натурально.
Щеки Анны пылали, волосы подхватил ветер и откинул назад. Краем глаза женщина заметила силуэт кучера среди деревьев, еще далеко, и возликовала.
Только бы им как-нибудь доехать до Парижа. У нее там свидание, а у него – постель и общество добрых лекарей.
После стоило подумать серьезно, что делать с этим упрямцем. Видит небо, миледи совершенно не хотела ему зла. Не хотела. Лучше бы им расстаться теперь.
граф вылил в пруд ведро мазута
теперь у графа черный пруд
но лилии конечно плохо
цветут ©
Слишком многое ускользало от него, ускользало сквозь пальцы. Сквозь душную муть и головную боль. Но главное Теодор понял. Стиснул зубы. И нашел в себе силы вылезти из кареты. Отвязал лошадь, привязанную кем-то к ее задку.
– Мадам. – Он положил руку на луку седла, медля. И не решаясь стоять без опоры. Он так хотел ей верить. Не мог верить. Не мог не верить. Не мог понять. – Мадам, вы делаете ошибку.
Он не смотрел на миледи. Слишком тяжело было прямо держать голову. И если она ему ответила, не услышал, так у него шумело в ушах. Но когда дурнота чуть отступила, вскочил в седло.
Эпизод завершен
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Части целого: От пролога к эпилогу » Бархатные лапки, а в лапках - царапки. 10 мая 1625 года