Французский роман плаща и шпаги |
|
В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » In multa sapientia multa sit indignatio. 20 ноября 1628 года
Продолжение расследования, продолжающегося в эпизоде По волнам моей памяти. 20 ноября 1628 года.
Отредактировано Арамис (2017-02-04 17:03:36)
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Арамис мрачно молчал, пока унылый пустырь не остался далеко позади, и только останавливался то и дело, чтобы снова и снова попытаться смахнуть с коленей грязь. Вновь наброшенный на плечи голубой плащ скрывал испорченный камзол, царапина под ним уже перестала кровоточить, и однако мушкетер не забывал следить, не встретится ли где по пути лавка цирюльника.
- Я весьма благодарен вам, сударь, за то, что вы пошли со мной, - сказал он наконец. – И я искренне сожалею, что при всех моих стараниях мне удалось узнать весьма немногое. Этот господин де Пеншеро действительно заплатил за убийство Лавардена, но отчего он это сделал, я по-прежнему не знаю, я знаю лишь, что он хотел это скрыть. Но, может, мы могли бы поискать разгадку с другого конца? Спросить вашего однополчанина?
Здравый смысл подсказывал Арамису, что избранный им путь особым благоразумием не отличается. Сейчас о произошедшем знали лишь они трое – вздумай он отправиться к Лавардену, и круг посвященных в тайну возрастет. И вместе с тем, убеждая самого себя, что не одно лишь праздное любопытство двигает им, Арамис напоминал себе, что д'Авейрон запросто может сам пойти к сотоварищу и точно так же выпустить канарейку правды из клетки молчания. А так он, по крайней мере, будет знать, что происходит, и сможет в случае нужды предупредить Клавиля.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Арман всё ещё не мог отойти от недавнего потрясения. Он раз за разом переживал прошедшую дуэль, и до сих пор в его ушах звучали предсмертные слова Пеншеро.
"Абсурд... что за абсурд", - не переставал повторять он про себя. Погружённый в невесёлые мысли, в которых внезапно неприязнь к почившему сменилась сочувствием и сожалением, южанин не сразу расслышал предложение мушкетёра.
- Что? - он словно очнулся ото сна. - Лаварден? Да... да, пожалуй, вы правы. Тем более что у нас не остаётся вообще никаких иных возможностей добраться до истины.... И мне искренне жаль, что с Пеншеро сложилось всё именно так. Господин Арамис, не уверен, если бы я вмешался раньше, смогли бы мы избежать случившегося, так что простите меня.
Заметив в переулке справа раскачивающийся на ржавом крюке тазик для бритья, Арамис удержал гвардейца за рукав и первым повернул в сторону.
– Что вы такое говорите, сударь? Раз уж он решил молчать… Что за извращенная у него была логика! – не сдержался мушкетер. – Заплатить кому-то, чтобы тот убил за него, это допустимо, это по законам чести, а вот рассказать, кто нанял его самого!..
Камзол тоже было жалко, но здесь Арамис надеялся, что в лавке цирюльника найдется кому смыть с ткани кровь, а штопал Базен виртуозно.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Я не понимаю, не понимаю... - помотал головой гвардеец, послушно следуя за своим новым товарищем.
Они почти не разговаривали, пока цирюльник обрабатывал рану Арамиса. Всё это время д'Авейрон предпочёл провести в размышлениях, безотчётно вертя в руках какую-то склянку с остатками мутно-серого порошка. Так же в тишине они проделали путь до жилища Лавардена, и эти несколько кварталов теперь казались южанину мрачными и опасными, навевающими смертельную тоску и желание поскорее покинуть этот негостеприимный город, который он ошибочно посчитал своим. Оказалось, в его чреве зиждились явления, суть которых отвращала и вселяла уныние, тот самый грех, который Арману был чужд.
- Здесь, - нарушил он временный обет молчания, колотя бронзовым кольцом по двери дома своего сослуживца.
Отредактировано Арман д'Авейрон (2017-02-06 01:13:39)
Этот дождливый день Лаварден проводил дома в одиночестве, отослав даже слугу. Причиной его тоски была отнюдь не минувшая дуэль, о, нет - вчера в вечерних сумерках близ трактира "Сыч и сова" он мельком увидал ту, что когда-то владела его сердцем... или похожую на нее. Если бы он был хотя бы уверен, что не обознался... Но он метался в сомнениях от крайности к крайности: вернуться туда и убедиться, что ошибся, принял другую за нее - или, возможно, встретить Мари-Флер собственной персоной. Встретить - и снова потерять покой.
Зачем? Столько лет прошло.
Он сидел у окна, невидящим взглядом буравя стену, бездумно покачивая в руке опустевшую кружку, когда знакомый голос на улице привлек его внимание. Лаварден оперся локтем о подоконник и высунулся в окно как раз в тот момент, когда д'Авейрон постучал в дверь. Рядом с товарищем Лаварден увидел кого-то, кого не смог узнать сразу. Впрочем, достаточно уже того, что приятель д'Авейрона носил голубой мушкетерский плащ.
- Д'Авейрон, - позвал сверху Лаварден, шутливо приподнимая шляпу, что смотрелось и правда довольно смешно, учитывая, что гвардеец в кружевной рубашке и без колета маячил в окне средь занавесок. - Все ли хорошо, друг мой?
В этот момент тяжелая дверь отворилась, и на пороге появилась исполинша, из тех женщин, про кого говорят "поперек себя шире".
- К кому?.. - грубовато пробасила она.
- Это ко мне, мадам Бернье, - крикнул из окна Лаварден. - Пропустите господ, будьте любезны.
Мадам в замешательстве оглянулась назад, затем осмотрелась по сторонам и только потом догадалась взглянуть наверх и убедиться, что голос действительно принадлежит ее жильцу. Явно недовольная визитом вооруженных незнакомцев, она угрюмо посторонилась и пропустила гостей в дом.
Арамис вскинул голову при звуке донесшегося сверху голоса и, отвечая на взгляд Лавардена, в котором, казалось, не было ни грана удивления, учтиво приподнял шляпу, приветствуя его, а затем отвесил хозяйке дома столь церемонный поклон, что ни одна придворная дама не нашла бы, к чему придраться. Мог ли Лаварден знать, что не все было чисто в этой дуэли, и не оттого ли он так спокойно встретил появление королевского мушкетера на своем пороге? Не мог же он решить, что его однополчанин и секундант его противника, покинув место дуэли вдвоем, провели все это время друг с другом, только что поссорились и явились к нему с просьбой оказать им ту же услугу, какой он был обязан им?
Недоумевая, Арамис последовал за гвардейцем в дом, поднялся по уютно поскрипывающей лестнице и, войдя вторым в квартиру Лавардена, приветствовал хозяина изящным поклоном, оставив все переговоры его товарищу.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Дорогой мой друг, рад видеть вас в добром здравии, - Арман приветствовал сослуживца так, словно это он, а не Клавиль, получил ранение и теперь медленно шёл на поправку. - Простите нас за этот визит без предупреждения, но, надеюсь, вы уделите нам некоторое время.
Южанин огляделся по сторонам. Он уже бывал в доме Лавардена, и всё вокруг казалось до привычного знакомым - стены, меблировка, шум за окном, как и сам жилец. Новым было засевшее глубоко внутри чувство катастрофы, к которой они то ли стремительно приближались, то ли, наоборот, удалялись в обратном направлении.
- Вы позволите?.. - он указал бретонцу на стул и табурет, спрашивая дозволения присесть, и, получив его, оставил стул недавно пострадавшему мушкетёру. - С приснопамятной прогулки, которую мы большой компанией предприняли вчера утром, господин Арамис и ваш покорный слуга столкнулись с загадками, которые никто не хочет помочь нам разрешить. И теперь вся надежда на вас. Если вы не пойдёте нам навстречу, боюсь, мы либо умрём от неудовлетворённого любопытства, либо от неведомого клинка, и вовсе не во славу его величества и Франции... Думаю, господин Арамис лучше меня изложит вам суть.
После такого вступления любой сгорал бы от любопытства, да и сам Арамис не стал исключением, впервые задумавшись всерьез о своем новом знакомом. Если до сих пор тот охотно подвизался на вторых ролях, то теперь внезапно дал понять, что либо понял намного больше, чем сам Арамис, либо не хуже мушкетера умел подбирать ключи к незнакомым людям. Впрочем, как Арамис тут же напомнил самому себе, как раз ему-то Лаварден был отлично знаком.
– Насколько смогу, – мушкетер поклонился слегка сперва своему спутнику, а затем повернулся к хозяину дома. Предложенный ему стул он занимать не спешил. – Я просил бы вас, сударь, сохранить в тайне то, о чем я вам расскажу, потому что, сдается мне, мы нечаянно впутались в историю, которая может повредить не только нам самим, но и чести наших полков.
Как он и говорил ранее, ничего особенного в том, чтобы убить за плату достойного противника, он не видел, но хорошо осознавал, что очень многие с ним не согласятся и что, если вся эта грязная история станет общим достоянием, число убитых мушкетеров и гвардейцев резко возрастет. А значит, речь шла не только лишь о чести полка. Как говорил иногда его духовный наставник, ipsa scientia potestas est, и было бы глупо не воспользоваться в своих интересах этим могуществом. Если, конечно, это было вообще возможно.
Отредактировано Арамис (2017-02-11 15:44:36)
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Пока гости поднимались по лестнице на второй этаж, Лаварден выдвинул стол и с досадой смахнул пыль краем занавески. В двух комнатах царил легкий беспорядок, в каморку же слуги лучше было вовсе не входить человеку с тонким душевным складом. За время, проведенное в Париже, Лаварден прогнал уже троих слуг, а четвертый сбежал сам, прихватив кое-что из вещей хозяина. Нынешний, кажется, вовсе непривычен был к работе по дому и явно всю жизнь занимался чем-то другим. Нечему было удивляться - какой только сброд не стекался в большой город в погоне за монетой.
Лаварден мысленно поблагодарил Бога, что отослал Бантьена. Он, наконец, узнал Арамиса, второго секунданта Клавиля, и догадался, что дело серьезное, раз они с д'Авейроном явились вдвоем. Впрочем, на его лице озабоченность никак не отразилась. Он встретил обоих вежливо, пригласил сесть и поставил на стол початую бутыль с вином, а к ней - разномастные стаканы. Слова д'Авейрона заставили его нахмуриться. Ни слова не говоря, он повернул голову к мушкетеру и внимательно, выжидающе вгляделся в красивое лицо холеного брюнета. Когда же Арамис закончил говорить, в комнате ненадолго повисло молчание.
- Это касается нашей с господином Клавилем любви к утренним прогулкам, - утвердительно, а не вопросительно проговорил Лаварден, в глубокой задумчивости переставляя стакан на другое место. - И Вы хотите обязать меня хранить молчание. Странно... Что ж, - Лаварден вновь поднял глаза на Арамиса. - Пусть будет по-Вашему. Я даю Вам слово дворянина - хранить Ваш рассказ в тайне, если только это не затрагивает мой долг перед королем и Его Высокопреосвященством. Этого достаточно?
Ничем не выразив своего облегчения, Арамис учтиво наклонил голову и наконец также уселся.
– Более чем достаточно, сударь, – заверил он гвардейца. – Я не стал бы прибегать к подобной преамбуле и просить вас об этом, всецело положившись на вашу честь, если бы мой добрый друг Клавиль уже не обратился с той же просьбой к г-ну д'Авейрону.
Он потянулся к бутылке и наполнил все три стакана, выигрывая с полминуты на размышления. О молчании д'Авейрона просил не Клавиль, а сам Арамис, но во-первых, это было неважно, а во-вторых, всегда можно было сказать, что просил он за товарища, и вместо, и ради него.
– Начиная сначала, – продолжил мушкетер, – мы все не придали в свое время значения появлению на месте поединка городской стражи, однако не прошло и получаса с того момента, как мы с вами расстались, как эти мужланы сделали вторую попытку нас задержать, признавшись, что они не наткнулись на нас случайно, а исполняли отданный заранее приказ. Поэтому позвольте мне спросить вас, сударь: нет ли у вас врагов, которые желали бы во чтобы то ни стало от вас избавиться?
Это «поэтому» было, разумеется, полнейшим non sequitur, однако Арамис, следуя поданному д'Авейроном примеру, желал сначала вызвать любопытство Лавардена, с тем, чтобы выяснить то, что ему хотелось узнать, прежде чем гвардеец получит разом повод оскорбиться и причину помалкивать.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
Лаварден поднял наполненный Арамисом стакан, но забыл пригубить. Этот разговор настораживал все больше. Мысли снова и снова возвращались ко вчерашней дуэли - бессмысленной и неуместной, как детский каприз. Впрочем, случаев, когда поводом к дуэли служила слепая блажь и ничего кроме блажи, было немало. Тогда это Лавардена нисколько не насторожило. Но сейчас...
Гвардеец вспомнил, наконец, что держит стакан в руке и поднял было его ко рту, но слова Арамиса снова заставили его застыть. "...Исполняли приказ?!". Донос?! Первым, неосмысленным чувством был гнев на Клавиля. И уж после гвардеец возразил себе: Клавиль дрался, глупо и весьма невыгодно доносить на самого себя. Так мог бы поступить трус, но ни мушкетер, ни кто-либо из секундантов трусом не был. Значит, не Клавиль.
Кто еще знал? - и ответ: никто если только...
- Враги? - Лаварден задумчиво потер пальцем переносицу и пожал плечами: - Никого не могу вспомнить. Впрочем, господа, всем нам доводилось убивать, а у убитых нами могли быть родственники. Я могу даже припомнить пару фамилий, но... Нет, господа, я не думаю, что эти люди опустились бы столь низко и боюсь пустить вас по ложному следу.
В голову снова пришла мысль о беспричинной дуэли с Клавилем. Вопрос витал в воздухе, но гвардеец молчал.
Отредактировано Ги де Лаварден (2017-02-13 05:08:14)
Арамис, также не прикоснувшийся к вину, задумчиво пощипывал пальцами свободной руки кончик уса. Выстроенная им гипотеза рушилась на глазах. Не бывает так, чтобы человека кто-то хотел убить, а он бы об этом и не подозревал – нет, мог не ожидать, но тут же угадать, кто стоит за неудавшимся покушением, или хотя бы предположить, если возможностей было больше одной…
Конечно, Лаварден мог также и оказаться хитрецом почище его самого и врать виртуознее одной знакомой Арамису красавицы-комедиантки, но тогда вряд ли он стал бы так уверенно отметать самую возможность покушения.
– Клавиль проиграл, и ставкой оказалась ваша жизнь, – сказал Арамис, так и не придя ни к какому выводу и решив в последний момент слегка смягчить краски, ни прибегая при этом к прямой лжи. – С тем, кто навязал ему этот долг, я расплатился сполна – но мы так и не узнали, что за этим стояло.
И он без обиняков уже и без дальнейших уверток пересказал и Лавардену, и д'Авейрону содержание своей беседы с Пеншеро, вплоть до дуэли, в которой д'Авейрон играл роль секунданта и мог со стороны заметить что-то, избежавшее внимания самого мушкетера. На этом месте он сделал паузу и, берясь наконец за кружку, ободряюще кивнул гвардейцу.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Вот видите! - резко вскинулся Арман, так что табурет с грохотом упал, перевернувшись на бок. Снова, благодаря повествованию мушкетёра, погрузившись в пучину чьей-то злой фантазии, он испытывал смесь отчаянья и злости, и, не в силах усидеть на месте, несколько раз прошёлся до двери и обратно. - Лаварден, это не шутка, это какая-то дьявольская игра. Иного слова я подобрать не могу.
Здесь южанин слегка покривил душой. Подобрать слова он мог, но все они получались настолько непристойными, что его не извиняла даже располагавшая к частому сквернословию военная служба. Всё же присутствовавшие нынче в квартире гвардейца были обученными хорошим манерам дворянами, а один из них даже готовился обрядиться в сутану.
- Может, вы что-то сумеете припомнить? - д'Авейрон был мрачнее тучи и с трудом удержался, чтобы не пнуть несчастный табурет. - Как случился вызов, кто при этом присутствовал и что говорил... Всё, что только можно. Господин Арамис вам всё рассказал, и, как видите, понять, что это за план, нам пока не удалось.
Лаварден опустился было на стул, затем в замешательстве встал, сделал несколько шагов по комнате, затем сел на подоконник. Забытый стакан остался стоять на столе - какое уж тут вино? Лаварден не был трусом, не испугался он и сейчас, но от мысли, что его убийство заказывают проигравшемуся, случайному человеку, ему стало не по себе и... мерзко. Да, мерзко. Вспомнился покойный брат, Гастон, которого неизвестные враги не решились вызвать на честную дуэль, устроив подлое ночное нападение. Что толку, что дуэль с Клавилем со стороны выглядела настоящей? Теперь, когда Лаварден знал, что за этим стояло, он не видел в этом мероприятии ни капли чести - такое же наемное убийство, разве что замаскированное.
"Может быть, род наш действительно проклят?..".
- Мне некого подозревать, - он покачал головой, - и это тревожит меня более всего. Не хотелось бы думать, что один из тех, кого я считаю достойными людьми... Нет, нет, господин Арамис, мне и правда нечего Вам сказать.
Грохот упавшего табурета заставил Лавардена поморщиться. Он любил порядок, а в тяжелые минуты душевного волнения и вовсе нуждался в нем, как в воздухе. С трудом подавив абсурдное желание поднять этот несчастный табурет, Лаварден поднял глаза на товарища. Д'Авейрон злился. Лаварден его понимал.
- Как я вызвал Клавиля? - Лаварден снова потер пальцем переносицу. - Мы не близко знакомы. Чтоб навязать мне ссору, ему пришлось окликнуть меня на улице... Не помню дословно, что он говорил, все это было от начала и до конца лишь попыткой спровоцировать. Свидетели? Покойный Петийоль и... и все.
Лаварден замолчал. Несколько минут молчание в комнате прорывалось только перебранкой торговок с улицы, да заунывным, благо хоть далеким, пением мадам Бернье, убиравшей на лестнице.
- Предсмертные слова этого Пеншеро... - Лаварден прищелкнул пальцами. - Я не могу понять, зачем надо было поминать Бутвиля. Вы... вы оба точно запомнили, что он сказал?
Отредактировано Ги де Лаварден (2017-07-11 00:17:44)
Мушкетер нагнулся, чтобы поднять отброшенный д'Авейроном стул, и поймал себя на мысли, что и Лаварден ему нравится, не меньше чем его однополчанин, и приятельство между Атосом и Кавуа внезапно перестало казаться ему такой уж дикостью.
– «Как Бутвиль, – повторил он, – ради чести и права дворянина, которое мы не уступим даже королю». Я не поручусь, сударь, что запомнил дословно. Но он сказал еще, что мы что-то увидим. Вы полагаете… это была не шутка? Д'Авейрон, как у вас с памятью?
Если поначалу Арамис не принял всерьез предсмертные слова Пеншеро, то теперь, после вопроса Лавардена, они неожиданно предстали перед ним в совсем ином свете. Недаром говорят, что правильный вопрос сам по себе – половина ответа.
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- "Король не лишит нас..." - выпалил южанин слова, отчего-то не меньше прочих запомнившихся ему из предсмертных откровений Пеншеро. - Полагаю, не лишит права сражаться на дуэлях.
Он выглянул в окно, жизнь за которым текла своим чередом. И там отыскивались свои неприятности и подлости, и всё же сейчас Арману казалось, что в простоте жизни горожан было сейчас больше порядка и спокойствия, чем в безднах не понятных ему умопостроений благородных забияк.
- За что умер господин де Бутвиль.
Наконец и его осенило. Он резко развернулся к товарищам и прочитал на их лицах ту же догадку.
- Вы... вы думаете, это... это месть за него? И попытка продолжить то, что он начал?
Все помнили скандальную выходку вельможи, стоившую ему головы. Много негодования вызвала непреклонность королевского правосудия, и только отбытие армии под Ла Рошель вовремя заглушило этот ропот. Эдикт против поединков продолжали нарушать даже под самым носом его величества, однако теперь обиженные и оскорблённые предпочитали делать это в тишине, не привлекая постороннего внимания. А недавняя дуэль, в которую были вовлечены все присутствующие, возможно, стала продолжением злополучного спектакля, поставленного графом у всех на виду.
- Месть за Бутвиля? - переспросил Лаварден. - Месть за Бутвиля... Так.
Он соскользнул с подоконника, сел за стол, положив подбородок на сцепленные в замок пальцы, и снизу вверх посмотрел на собеседников.
- Давайте подумаем, господа. Кого можно обвинить в смерти Бутвиля? Его Величество - по-первых. И, пожалуй, Его Высокопреосвященство - во-вторых. Но людям вроде Пеншеро не под силу отомстить таким особам напрямую, и тогда... Э... Хм...
Лаварден отнял руку от подбородка и отбил пальцами дробь по столешнице. Мысль ускользала.
- Пускай ему было все равно, на самом деле, кто из нас погибнет на этой дуэли. Но цель? Просто смерть любого случайного мушкетера или гвардейца? Господа, это... мелковато. Чего я не вижу? Что я упускаю, д'Авейрон? Господин Арамис?
Отредактировано Ги де Лаварден (2017-02-16 15:19:23)
– В первую очередь, его высокопреосвященство – если не только его, – поправил Арамис, увлеченный не менее прочих, и поставил кружку обратно на стол, так и не пригубив. – И отчего бы такому как Пеншеро за него мстить? Он всего лишь наемник, он должен был выполнять чье-то поручение. Которое, пари держу, дали ему самому – или все же…
Пеншеро не был похож на труса, и Арамис не мог отделаться от мысли, что в словах двух гвардейцев таилось зерно истины. Что если?..
– Он спрашивал Клавиля, кто равен ему по силам, – пробормотал мушкетер. – Я думал, это было для отвода глаз…
Если наемнику было действительно безразлично, кто сразится с Клавилем… Если подумать, на редкость неудачный способ найти убийцу. Сперва выяснив, кто будет ему достойным противником? Смешно! Если бы целью действительно было убить гвардейца, то это был очень странный способ добиться цели. А если дело было не в гвардейце… Подобрать двух равных по силе противников и – что? Если Лаварден не ошибся и если один из них должен был умереть, и неважно кто…
– Он хотел, чтобы у Клавиля было два секунданта. Или больше. Помните?
Если и есть что-либо приятное в жизни — так это заниматься тем, что мы делать не обязаны.
Рональд А. Нокс
- Большей людей, - кивнул Лаварден, покручивая пальцами кончик уса. - Больше смертей. Понятно.
И вдруг он застыл на пару мгновений, а потом в раздражении ударил ладонью по столу:
- Нет, не понятно! Стража, господа!.. Вот оно - стража!
Он, наконец, нашел то, что смущало его, сверлило сознание неуловимой недостоверностью всех рассуждений. Лаварден в крайнем возбуждении вскочил на ноги и прошелся от стало к стене и обратно.
- Стражники, будь они посмелее, могли нас арестовать еще в самом начале дуэли. Тогда никто бы не погиб. То есть... - Лаварден оперся ладонями о столешницу и наклонился вперед, переводя с Арамиса на д'Авейрона горящий взгляд. - Им - кто бы они ни были! - было не просто все равно, кто из нас умрет. Им было все равно, умрем ли мы вообще.
Отредактировано Ги де Лаварден (2017-02-16 23:34:14)
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » In multa sapientia multa sit indignatio. 20 ноября 1628 года
