Французский роман плаща и шпаги |
|
18 января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 18 лет.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Здравствуйте, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » "Да воздастся каждому по делам его". 2 марта 1629 года.
Продолжение эпизодов Крапленые карты человеческих судеб и Круги на воде.
Отредактировано Атос (2018-01-18 22:11:28)
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
- Забрали? – бесцветным голосом переспросил Атос. – Отлично.
Неужели он опоздал? Перепрятали? Или… Мушкетер, чуть пригнувшись под низкой притолокой – будь на его месте Портос, тому пришлось бы изрядно наклониться – шагнул в лачугу, невольно прислушиваясь в надежде услыхать детский плач. И поморщился, ловя себя на мысли, что своего ребенка он бы этой кормилице не доверил. Хотя в крохотной комнатке было, по крайней мере, довольно чисто, но темновато и душновато. И здесь не было ни ребенка, ни колыбельки, по крайней мере на первый взгляд. Разве что угол, отгороженный занавеской, но не слишком ли там тихо?
Он захлопнул за собой дверь, задвинул засов и обернулся.
- Вы сказали – одного? Сколько же их у вас сейчас?
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
- Один, ваша милость, – кормилица заметно встревожилась, неожиданно обнаружив себя в плену. Не то чтобы простенькую деревянную задвижку нельзя было сломать одним рывком, но сам поступок гостя о многом говорил. – Один только…
Спиной-спиной она отступила к очагу, в котором, несмотря на холодный день, горело только два полена, и еще два сиротливо валялись рядом.
- Ну, один это еще полбеды! – У Атоса чуть отлегло от сердца, хотя, конечно, радоваться было еще рано: предстояло еще убедиться, что этот один – та, кого он ищет. Не желая пугать мадам Ласуш раньше времени, мушкетер остался стоять на месте и не сделал пока ни единого движения в ее сторону. Но, черт возьми, где она его прячет? За занавеской была полная тишина – ни писка, ни шороха. И холод - в проклятой каморке было зябко, словно она вся состояла из щелей. Атос мало смыслил в младенцах, но был уверен, что содержание в холоде годится лишь для припасов, а не для детей.
Продолжая разыгрывать из себя не то заботливого отца, не то доверенное лицо, мушкетер вновь окинул сухопарую фигуру женщины оценивающим, полным сомнения взглядом.
- Однако, мадам, хватит ли у вас молока на двоих? И я хотел бы взглянуть, как будет содержаться младенец. – Краткая пауза, и Атос добавил по наитию: - Чтобы убедиться, что вы стоите тех денег, о которых говорила мадам Роже!
- Конечно, сударь, конечно, – мадам Ласуш торопливо отвела рукой потрепанную занавеску, за которой обнаружилась деревянная кровать, а в ее ногах - свисавшая на веревках с потолка люлька. Еще одна стояла прямо под ней. - Вот здесь, извольте взглянуть, при мне же, а ночью я сразу и встать могу, и к себе взять, ежели мужа моего нет, каменщик он в Париже, а молока у меня хватит, не извольте сомневаться, и вот эта девочка, что у меня сейчас осталась, ей уже к году будет, она уже и прикормлена. Да вот же, взгляните.
Привычным жестом она обнажила грудь, чуть сжала - и бледная струйка молока брызнула на земляной пол.
Движение женщины было таким обыденным, словно она демонстрировала достоинства дойной коровы. Впрочем, в каком-то смысле так оно и было. Атос едва взглянул, и то потому лишь, что следовало пока изображать лицо заинтересованное – лично его открывшееся зрелище не привлекало ни под каким видом. Внимание мушкетера было приковано к верхней люльке, в которой виднелся белый кулек, краешек чепчика и кончик крошечного носика. Почти забыв о кормилице, Атос шагнул вперед, приглядываясь к спящему ребенку. Около года, да. Это смахивало на правду.
Маленькое личико было насуплено, словно кроха и во сне была чем-то недовольна. Сдернув перчатку – потому что буйволовая кожа неожиданно показалась мушкетеру чересчур грубой рядом с нежной щечкой малышки – Атос быстро завернул нитяное кружево на краю чепчика. И вздохнул с облегчением. Вот он, шрамик. Возраст, примета… В этот миг туго завернутая в одеяльце девочка пошевелилась, пытаясь выпростать руки, хныкнула сквозь сон, длиннющие ресницы распахнулись, и на Атоса уставились серо-зеленые, удивительно знакомые глаза – глаза капитана де Кавуа.
Миг-другой они молча мерились взглядами.
- Мое почтение, мадемуазель де Кавуа, - тихо произнес наконец Атос. – Рад вас видеть.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Мадам Ласуш, растерянно наблюдавшая за мушкетером, сочла все-таки нужным вмешаться:
- Луизеттой ее звать, сударь, хорошая девочка, - проскользнув мимо своего гостя, она вынула ребенка из люльки, поднося к обнаженной груди. - Это я ее так, в удовольствие, сударь, а как понадобится, так мигом отлучу.
- Луиза, - кивнул Атос. Все сходилось. Черт побери, похитители даже не сочли нужным назвать кормилице другое имя! И, похоже, мадам Ласуш в самом деле ни во что не замешана. Ей принесли ребенка, заплатили, вот и все…
Он вернулся к двери, ненавязчиво преградив выход из дома, и остановился там, скрестив руки на груди и задумчиво наблюдая за причмокивающей девочкой.
- Вас впутали в скверную историю, мадам, - жестко произнес он наконец. – Вам сообщили, чей это ребенок?
Кормилица подняла испуганные глаза на своего гостя, и малышка, словно разделив ее страх, выпустила сосок и заревела.
- Тихо, тихо, - мадам Ласуш, прижимая ребенка к себе, отступила еще на шаг и остановилась, упершись в кровать, - тихо, маленькая. Что… что вы такое говорите, сударь?
Поскольку перед тем как задать вопрос, она снова уткнула ребенка в свою грудь, кричать ей не пришлось, но какое-то мгновение спустя малышка опять ударилась в слезы, и кормилица, не сводя с мушкетера встревоженного взгляда, принялась ходить взад-вперед, бормоча что-то успокаивающее, пока ей не удалось вновь убедить ребенка замолчать.
- Вам сказали, чей это ребенок? - чуть тише повторил Атос.
- Что значит, «чей ребенок»? - как-то деланно удивилась кормилица. - Ребенок и ребенок, из хорошей семьи, а что дочка, так и от девочек тоже польза.
Отредактировано Провидение (2018-02-09 16:57:31)
- Из хорошей семьи, это верно, - с легкой насмешкой подтвердил Атос. – Девочка – дочь капитана гвардии его высокопреосвященства, господина де Кавуа, и украдена из дома родителей неделю тому назад. Мать сходит с ума от горя и тревоги, а отец разыскивает ребенка. Как вы думаете, что с вами станется, если он найдет ее здесь?
Сейчас в его взгляде уже не было ни капли теплоты. Что-то в интонации кормилицы заставляло предположить, что она, быть может, и не знает, чья дочь маленькая Луиза, но точно знает, что дело нечисто. А раз согласилась на подобное дело – пусть отвечает.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Ужас в глазах мадам Ласуш не помешал ей крепче прижать к себе ребенка.
- Простите, ваша милость, только быть такого не может, это вам не то что-то обсказали - как есть не то! Я, с позволения вашей милости, мадам Роже не первый год знаю, и никаких детей она не ворует, и я тоже не ворую, не надобно нам такой славы, я женщина порядочная, и муж у меня каменщик, а ежели вы этакое сказывать станете, - тут ее голос задрожал, - то кто нам детей-то доверит? Хорошая семья и все дела, никакого капитана, ну вы сами скажите, зачем мадам Роже в воровство путаться, когда у ей дело, и рупатация, и все дела? А вы, а если вы… - в ее черных глазах явственно читалось озарение, - а если вы за этим делом сюды приехали, а не дитятку какую пристроить, то я вам и честно скажу: не в браке ее мамка прижила, ну так что же, будто молоко у меня с того хуже станет, или ко второму дитятку что пристанет! Я так считаю: ежели дал Господь дитятку родиться, так людям в его замыслы ничего соваться, а то и не взяла бы, знаю я таких, вот мадам Мартино, она бы и не взяла, коли прижитой, ну так она и побогаче моего живет, а по мне так неча нос задирать выше облака, а Господь ей, дитятке, не враг, да, не враг!
Мадам Ласуш набрала в грудь воздуха, и малютка, которую она привычным жестом поднесла к плечу, срыгнула и снова разрыдалась.
Атос тяжко вздохнул. Наивность и простодушие этой женщины раздражали и трогали одновременно. И, между прочим, указывали на то, что выбор повитухи, или кто она там, был не случайным - другая на месте мадам Ласуш начала бы интересоваться, откуда ребенок, или вовсе отказалась брать к себе дитя, рожденное неизвестно кем и неизвестно от кого…
- У ребенка есть примета, мадам, - почти мягко сказал он. - Шрам на лбу. Взгляните сами. И у нее глаза отца. Быть может, ваша мадам Роже и честная женщина, в таком случае она была обманута, и тем лучше для вас, потому что тот, кто это затеял, уже отравил одного из свидетелей – и следующей будет она, а не вы. Желаете показать девочку человеку, который хорошо знает Луизу де Кавуа? Он ждет неподалеку. Я мог бы пригласить сюда капитана, уж он-то узнает свою дочь, но, боюсь, вам будет очень трудно доказать ему, что вы ни в чем не виноваты! И… Подумайте о ее матери.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Смягчившийся голос мушкетера кормилицу, похоже, ничуть не успокоил.
- Нету у ней никакого шрама! - взвизгнула она, перекрикивая детский плач. - Полоска только, полоска белесенькая, какой же шрам! Ошиблись вы, сударь, спаси Господи, спаси, сохрани и помилуй, сударь, ваша милость, это ж ребеночек невинный, да чей бы он ни был, пожалейте, а только не отдам, не попустит Господь, хоть вы вдвадцатером отнимать станете!
Единственное окошко лачуги выходило на пустырь, и оттого, даже если крики мадам Ласуш были слышны снаружи, вряд ли их кто-либо слышал.
- Опомнитесь! – резко прикрикнул Атос; глаза у него сузились и потемнели. – Вы просите пожалеть вас? Желаете присвоить чужого ребенка? Выбирайте: либо я сейчас ухожу с девочкой, или я ухожу один, и тогда через час вы будете арестованы и отправитесь куда-нибудь в Шатле, или вовсе прямиком на Гревскую площадь, а дитя все равно вернется к родителям. Ну?
От окрика мушкетера кормилица отпрянула, споткнулась о ножку кровати и, чуть не потеряв равновесие, схватилась за поддерживающие люльку веревки, чудом удержавшись на ногах.
- Ваша милость! - взмолилась она, заливаясь слезами. - Так мамкина ж дочка она, мне же ее не подарили, чтоб я отдала вот так, даже ж если и правда капитан этот отец ейный, разве же ж она в том виновата, и мамка ее, разве ж она ваши милости обижала?
- Вы слышите, что я вам говорю? – чеканя слова, спросил Атос; истерика кормилицы ему начинала надоедать. – Вас обманули. У вас на руках дочь капитана де Кавуа. Законная. И у вас есть выбор: вернуть ее отцу с матерью добровольно или отправиться в тюрьму как похитительница.
Мадам Ласуш, съежившаяся в явном ожидании, что мушкетер станет отбирать у нее ребенка, мало-помалу выпрямилась, все еще настороженно глядя на него, но всхлипывая уже тише.
- Обманули? - повторила она. - Мадам Роже? Но, ваша милость… А… а… а почему же он тогда сам не приехал? Сам господин капитан?
Прямо говорить, что подозревает дворянина во лжи, простолюдинка бы, конечно, не стала, но причины для сомнений у нее были: при том, что муж у нее трудился в Париже, вряд ли она не знала о вражде двух полков, и, перепуганная до полусмерти, легко могла навоображать себе всякие ужасы там, где речь шла о доверенном ее попечениям младенце.
- Господин капитан рыщет по Парижу, - устало проговорил Атос, - потому что не знает, где искать. Может быть, оно и к лучшему, что я не застал его дома, так как он навряд ли поверил бы в вашу невиновность. А сообщать матери я поостерегся, чтобы не внушать ложную надежду… Подумайте сами, мадам, каково это.
Необходимость объяснять перепуганной женщине, в какую дрянную интригу ее впутали, мушкетера и утомляла, и раздражала. Но, увы, иного выхода он не видел, да и, в конце концов, похоже, она и впрямь ни в чем не виновата… Ей еще повезло, что первым явился он, а не Кавуа.
- Так уж вышло, что на след напал я, - хмуро дополнил мушкетер. – Поверьте, в этом вам действительно повезло. Кстати… Скажите-ка, девочку принесла ваша мадам Роже? Вы видели женщину, выдающую себя за мать ребенка?
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Кормилица покачала головой, явно поглощенная своими мыслями, и, будь ее худое лицо чуть повыразительнее, Атос не смог бы даже сомневаться - доверять ему она не спешила. Страх, сквозивший во всем ее облике, поутих, но не исчез, а теперь к нему примешивалось уже что-то еще - не то плохо скрытый расчет, не то простодушная хитрость.
- Тогда он за ней затем и приедет, ваша милость? А то ведь вам несподручно, вы-то человек военный, и при шпаге, и в седле…
Ребенок, то ли подуспокоившись вместе с кормилицей, то ли утомившись криком, задремал, выпустив сосок, к которому снова было прильнул.
- Ну, если вы так настаиваете, - равнодушно пожал плечами Атос и принялся нарочито не спеша натягивать снятую перчатку. – Через час-другой капитан будет здесь. С тюремной каретой и конвоем. Я не стану пытаться его убедить, что вы, как мне показалось, ни в чем не замешаны. Зачем ему искать виновного, если виновница – вот она? Капитан горяч в гневе, сударыня, а в гневе он пребывает с того дня, как малышку украли…
Кормилица крепче прижала к себе малышку, и длинные ресницы сонно приподнялись, будто ребенок даже сквозь дрему ощутил ее страх.
- Может, вы лучше поедете с нами, сударыня? - негромко сказал другой голос, из-за двери. - В Париж, к господину капитану? И нам спокойнее будет, и ребенку, и господину капитану, надо думать, без кормилицы не обойтись.
Мадам Ласуш, затравленно дернувшаяся на звук, перевела испуганный взгляд на мушкетера, а затем снова на дверь, когда та дрогнула, не поддаваясь попытавшейся ее отворить руке.
Появление нового действующего лица объяснялось просто. Не проведя лошадей и нескольких шагов вниз по улице, Шере заметил за плетнем с любопытством следившего за ним мальца и не стал колебаться, перепоручил ему лошадей и возвратился к лачуге, пропустив тем самым лишь самое начало беседы.
Никто.
И звать меня никак.
Голос Шере Атос узнал сразу. Кажется, он недооценил своего спутника, тот явно ухитрился подслушать. Но мысль была превосходная, мушкетер даже ощутил досаду на себя – за то, что не сообразил предложить это сам.
- Не пугайтесь, - быстро предупредил он женщину, опасаясь, что та снова впадет в панику и разбудит ребенка, - это тот человек, о котором я говорил, он знает девочку в лицо… В самом деле, отчего бы вам не поехать вместе с малышкой? Мадам де Кавуа не придется срочно разыскивать кормилицу, и девочка к вам, кажется, привыкла, и сами вы будете в большей безопасности…
Он отодвинул засов, впуская месье Шере, и вновь повернулся к мадам Ласуш.
- Где у вас тут неподалеку можно нанять повозку или карету?
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Шере, не на шутку опасавшийся, что г-н мушкетер вспылит при его вмешательстве, вздохнул с облегчением, но, когда дверь отворилась, по его лицу снова было уже не прочитать ничего кроме чуть растерянной доброжелательности.
Кормилица, то ли соблазнившись заброшенной наживкой, то ли окончательно успокоившись при таком практичном вопросе, наморщила лоб.
- У мэтра Беарнэ, может? Если сын евойный на ней не укатил…
- Вы даже не представляете себе, сударыня, как я буду рад, что мне не придется ехать назад верхом, - доверительно сообщил Шере, - если это, конечно, мадемуазель де Кавуа. Я взгляну, с вашего разрешения?..
Мадам Ласуш, все еще настороженная, несмотря на ухмылку, вызванную признанием Шере, помедлив, кивнула и, когда он подошел, сама отодвинула оборку чепчика, показывая шрамик на лбу. Заглянуть посапывающему ребенку в глаза Шере, разумеется, не мог, но нужды в этом и не было.
- Это она, сударь, насколько я могу судить. Сударыня, вы нас чрезвычайно обяжете, - что-то звякнуло в его руке, - если попробуете вспомнить. Вам ничего не показалось странным, когда вы договаривались с мадам Роже или когда забирали девочку или… не показалось?
Кормилица призадумалась, окончательно успокаиваясь - на что и рассчитывал Шере, задавая свой вопрос - но затем удивила его, когда, помотав уже неохотно головой, остановилась.
- Раз в месяц платить подрядились, мадам Роже сказала. Поболе обычного, но раз в месяц, а не как обычно.
- Не за полгода вперед? - уточнил Шере, и мадам Ласуш кивнула, теперь уже покосившись на г-на мушкетера с меньшей опаской и куда большим сомнением, а затем снова посмотрела на ребенка. Шере кивнул и протянул ей четверть экю. - Я поищу повозку, господин Атос?
Кормилица, спрятав монету, осторожно опустила заснувшую малышку в люльку и сдернула с вбитого в стену гвоздя шерстяной платок.
Никто.
И звать меня никак.
Спустя полчаса, убедившись, что кормилица с тепло укутанной девочкой на руках удобно устроилась в повозке, а Шере, привязав лошадь к задку повозки, с неожиданной сноровкой взялся за вожжи, Атос вскочил в седло. Чувствовал он себя как после хорошей драки. И не верилось еще, что поиски увенчались успехом. И благодарить за это следовало неведомую корреспондентку, оказавшуюся так хорошо осведомленной. Означало ли это, что и то, что касалось леди Винтер, тоже правда? Атос не знал, но почти не сомневался. Почти – потому лишь, что, приняв решение, не желал совершить непоправимую ошибку. С этим еще предстояло разобраться, а сейчас – вернуть малышку домой, к матери, и потом только…
Мерин мэтра Беарнэ неспешно трюхал по разбитой мостовой, и Атосу приходилось сдерживать вороного, недовольного столь размеренным аллюром.
- Где она живет, эта мадам Роже? – поглядывая на мирно спящую Луизу, внезапно спросил он, когда повозка свернула наконец на улицу Сент-Оноре и Шере натянул вожжи.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Шере замер, лихорадочно соображая, как г-н Атос догадался и что ему отвечать, когда мадам Ласуш, вертевшая головой с неуемным любопытством провинциалки, впервые оказавшейся в столице, безразлично пожала плечами.
- Не знаю точно, сударь, у Королевской площади где-то, хвасталась она. А где это мы сейчас?
- Улица Сент-Оноре, - ответил за г-на Атоса Шере, вручая ей поводья и соскакивая с тележки. - С вашего разрешения, сударь, меня до темноты назад ждут…
- А… а… а как же я? - испугалась кормилица.
- Тут близехонько осталось, - успокаивающе отозвался Шере, отвязывая свою кобылу, - будто ты править не умеешь?
За время пути она успела ему назваться, и момент перейти на «ты» был подходящий.
- А… а… а?..
- Мушкетеры его величества не кусаются, - самым серьезным тоном заверил ее Шере. - Уж точно не на людной улице.
Мадам Ласуш прыснула и тут же зажала рот рукой.
Никто.
И звать меня никак.
- И уж точно не я… - пробормотал Атос. – Королевская площадь, говорите…
Как видно, леди Винтер была непоколебимо уверена в успехе и в том, что никто не найдет следов – раз уж не удосужилась поискать повитуху где-нибудь подальше. Или просто выбрала ту, услугами которой уже пользовалась? У Атоса брезгливо дрогнули губы – при мысли, что это могли быть за услуги. Гнева он, как ни странно, уже не испытывал, лишь усталость и отвращение – он знал, что собирается сделать, и желал теперь лишь получить от мадам Роже подтверждение того, что дитя пристраивала леди Винтер. Довольно уже было ошибок и сомнений.
- Не беспокойтесь, мадам, я провожу вас и объясню все мадам де Кавуа, - пообещал он. – Благодарю вас, месье Шере, ваша помощь была неоценимой.
Несмотря на приметы, и на то, что Шере как будто уверенно опознал дочь капитана, Атос все же решил зайти с черного хода и для начала показать ребенка кому-нибудь еще в доме. Дверь открыла кухарка.
- Я знаю, что в семье господина капитана случилась беда, - отвечая на изумленный взгляд и предупреждая ее расспросы, быстро сказал Атос. – И не хочу подвергать мадам де Кавуа лишнему испытанию. Кто-нибудь в доме может взглянуть и убедиться, что эта малютка и есть ваша пропажа?
Он подтолкнул вперед жмущуюся за его плечом оробевшую кормилицу.
Аньес ахнула и схватилась за сердце.
- Да вы что… правда, что ли… Да зачем кто-нибудь, неужто я ее не узнаю, красавицу нашу, кровиночку… - Дрожащими руками кухарка отогнула одеяло. – Она это! Луиза! Ох, сударь… вы входите, входите, и и малютку в тепло поскорее, а я… сейчас я, сейчас!
С неожиданной для ее комплекции прытью Аньес подхватила подол и кинулась к лестнице, крича:
- Мадам, мадам! Аннет, мадам зови скорее!
Дом мгновенно наполнился криками, топотом ног, хлопаньем дверей, и Атос со вздохом облегчения опустился на кухонный табурет. Он до последнего опасался ошибки. Очень хотелось уйти теперь же, не дожидаясь благодарностей от г-жи де Кавуа, но он обещал кормилице помочь объясниться…
В кухню вбежала мадам де Кавуа.
- Господин Атос, неужели… - дрожащим голосом начала она и осеклась. – Луиза!!
Мушкетер терпеливо переждал воцарившийся на кухне хаос и бурю слез, ласк и поцелуев, понимая, что обезумевшая от радости мать сейчас его даже не услышит, и, лишь когда мадам де Кавуа, немного придя в себя, наконец обратила на него вопросительный взгляд, счел, что момент подходящий.
- Сударыня, - он крепко взял совершенно уже стушевавшуюся кормилицу за локоть и заставил шагнуть ближе к г-же де Кавуа, - этой доброй женщине, мадам Ласуш, подкинули вашу дочь, и она заботилась о ней, даже не зная, кто ее родители. Я обещал ей вашу признательность. Мое почтение, мадам.
Атос почтительно поклонился растерянной супруге капитана, крепко прижимающей к груди вновь обретенную малышку, и быстро вышел, не дожидаясь ответа.
Никогда будущее не представляется в столь розовом свете, как в те мгновения, когда смотришь на него сквозь бокал шамбертена. (с)
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » "Да воздастся каждому по делам его". 2 марта 1629 года.
