После эпизода На три вещи можно смотреть вечно... Труа, 13 февраля 1629 г
- Подпись автора
Qui a la force a souvent la raison.
Французский роман плаща и шпаги |
18 января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 18 лет.
Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой. |
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды:
Текущие игровые эпизоды: |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Предлоги, поводы, причины. 15 февраля 1629 года
После эпизода На три вещи можно смотреть вечно... Труа, 13 февраля 1629 г
Qui a la force a souvent la raison.
Особняк, служивший кардиналу ставкой и жилищем в Гренобле, был полностью переделан изнутри перед его приездом, и поэтому, хотя его кабинет попахивал еще столярным клеем и краской, потолок сиял девственной белизной, а стены радовали глаз светло-зеленой обивкой в тон мебели, и даже часы, украшавшие каминную полку, отбивали время с военной точностью - за какую-то минуту до того, как из расположившегося за пределами городских стен лагеря доносился звук трубы. Несмотря на некоторую тесноту, в доме оборудовали две приемные, позволявшие его секретарям еще в прихожей решать, кого пропускать и в каком порядке, а из кордегардии наверх вела еще одна лестница, а на улицу - боковой выход, благодаря которым Ришелье мог покидать свой дом незамеченным - или принимать тех, кого никто не должен был видеть. Именно этим путем провели г-на капитана его гвардейцы - не сумевшие полностью скрыть весь спектр чувств, овладевших ими при виде неожиданно явившегося начальства, однако, к чести их, казавшиеся скорее обрадованными нежели раздосадованными.
Г-н аббат Мюло, исполнявший в этот вечер обязанности дежурного секретаря и задержавшийся оттого в пустующей малой приемной, владел собой много хуже - при виде нежданного гостя он ахнул и крепче прижал к груди толстую папку - пустую, как утверждали злые языки, и служившую лишь для того, чтобы придать ему значительности.
- Господин де Кавуа! - воскликнул он. - Господин де Кавуа!
Ришелье, услышав этот возглас из кабинета, не поверил сперва своим ушам и, отбросив перо, собственноручно распахнул дверь в приемную.
- Кавуа! - воскликнул он, оказавшись ничуть не оригинальнее Мюло, но, тут же спохватившись, отступил назад, делая аббату знак в то же время, что и жестом пригласил друга войти. - Вы ужинаете со мной, конечно. Что-то случилось?
Qui a la force a souvent la raison.
Пикардиец, пропыленный насквозь, торопливо подмел пол пером шляпы и выпрямился, не в силах сдержать улыбки.
Он гнал, меняя лошадей на почтовых станциях, так быстро, как только мог - в том числе и потому, что столь же быстро ему предстояло возвращаться, и терять время было нельзя. И за это время вспомнил все неудобства жизни гонца. И оставленный Ронэ кошелек не облегчал жизнь, хотя вовсе без денег Кавуа не остался, заглянув, как и собирался, к первому попавшемуся ювелиру. Но он сам решил не отправлять курьера, и теперь не на что было жаловаться.
А еще он хотел, конечно, лишний раз проверить своих людей. Справиться у лейтенанта, все ли спокойно. И... да просто соскучился.
Новости, однако, были не самыми радужными, поэтому улыбка так же легко сменилась серьезностью:
- Немного новостей.
Большего при Мюло он сказать не мог, но, оказавшись в кабинете, начал с главного:
- Зайдо убит. Документы здесь, - он положил на изящное бюро полученные от Ронэ бумаги - потертый уже и помятый сверток.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
- Зайдо? - повторил Ришелье, механически забирая бумаги. Имя показалось ему лишь смутно знакомым, и, просматривая одно за другим имена на запечатанных письмах, он вспомнил: - А, из Дижона. Убит?
Теперь он был уверен. Старушка-мать, единственный сын. Не из ближнего круга - даже не близко, обычный курьер. И вдруг - убит?
Одно из писем, печать на котором была не сломана даже, а сорвана, мгновенно привлекло его внимание. Он развернул плотный лист, прочитал первые строки и невольно вскинул голову:
- Что это? Что вообще случилось? Почему?.. А! Сядьте, прошу вас.
Бросив всю пачку на стол, Ришелье отошел к поставцу в простенке между двумя дверьми, где стоял поднос с бокалами и графином вина.
Qui a la force a souvent la raison.
Кавуа охотно рухнул в ближайшее кресло, аккуратно пристроив насквозь пропыленный плащ прямо на пол за этим креслом.
- Я нигде не останавливался, - объяснил он, будто извиняясь. - Эти бумаги должен был получить Бутвиль. Зайдо хотел отдать ему доказательства ваших интриг против Монморанси. Но принял за Бутвиля шевалье де Ронэ. Он явился на встречу с курьером вместе с мадам де Бутвиль. Не могу себе представить, как бы он мог узнать об этой встрече, если не от нее.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
- Шевалье де Ронэ, - повторил Ришелье, наполняя бокалы, - и мадам де Бутвиль.
Зайдо заслуживал смерти, тут у него ни малейших сомнений не было, и письмо, которое кардинал держал в руках, могло бы стоить множества жизней - если бы его приняли всерьез. Могли ли? Мог ли граф де Люз, которому Зайдо собирался его отдать? В пачке других писем из канцелярии Пале-Кардиналь - возможно. А еще вероятнее - наверняка. Что бы он сделал потом? Переслал бы г-ну герцогу? Показал бы кому-то из друзей или сослуживцев? Принес бы его величеству как доказательство, что его первый министр его обманывает?
Дижон. Судя по дате - когда сам он как раз покидал Париж. Недурной расчет.
Он отдал Кавуа один из бокалов, снова взял письмо и подошел с ним к свету. На работу Шере это не походило - его почерк Ришелье вообще не мог отличить от своего - но вышло похоже, и в это могли поверить. Ронэ? А Кавуа? Нет, никогда, он все знал точно.
- Вы видели это письмо?
Печати не было, что косвенно указывало на то, что в канцелярии Зайдо никто не помогал. Но образцы почерка у заговорщиков были - не сам же он?..
- Рассказывайте, - поторопил Ришелье. - Все, что знаете.
Qui a la force a souvent la raison.
Кавуа не был уверен, что на вопрос о письме стоит отвечать, он представлялся очевидным. И все же едва заметно кивнул.
- Я знаю немного, - сказал он. - Я встретил Ронэ на дороге в Труа. Он выглядел совершенно больным и я забрал у него эти бумаги. Он, похоже, опять ввязался не в свое дело. Когда он встречался с Зайдо, появились еще какие-то люди, как он их назвал. Собственно, они и убили курьера. Ронэ с ними дрался. По его словам, так сложились обстоятельства. По его же словам, кого-то даже отпустил.
Кавуа хмурился, отлично понимая, что доклад на этот раз вышел очень так себе.
- Боюсь, это все, что я знаю. Простите, монсеньор. А, он уверял меня, что мадам де Бутвиль ему помогала.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Себе Ришелье наливать не стал - солнце еще не село, его ждала еще одна встреча, а он чувствовал уже первые признаки подбирающейся мигрени.
- Какие-то люди, - повторил он. Какие-то люди, которые убили Зайдо и которых Ронэ отпустил - так, что Кавуа сказал об этом. Люди Клейрака, почти наверняка - не Бутийе же? Клейрак будет в бешенстве, а при том, как яростно он возражал против его курьерской службы… Вот уж действительно, правая рука, которая не знает, что делает левая.
Хмурясь, Ришелье сломал печать на первом же попавшемся письме и сразу же увидел дату. Январь?
Он поразмыслил еще несколько мгновений, а потом подошел к двери, ведущей в малую приемную и позвал Мюло.
- Выясните, будьте любезны, - велел он появившемуся канонику, - писал ли мне Клейрак о пропавшем курьере. Или Шарпантье. Или о человеке по имени Зайдо. Или о Дижоне. Или о любых происшествиях с нашими людьми.
Он закрыл дверь и вернулся к капитану, на ходу просматривая письмо. Рутинная депеша, не более - единственное важное уточнение касалось его собственного пребывания в Дижоне, к которому никому не было нужды готовиться. Во втором письме также не нашлось ничего важного, третье вообще оказалось памфлетом - Шарпантье мог предположить, что курьера съели волки, но если Клейрак знал о предательстве…
- Когда вы его видели? Ронэ?
Qui a la force a souvent la raison.
Кавуа попытался вспомнить, сколько времени заняла у него дорога, и, наверное, удивился бы, если бы чуть меньше устал:
- Семь дней назад.
Он привычно щурился в кресле. С гардеробмейстером Кавуа дел почти не водил, они явно не стремились к обществу друг друга. Упоминание имени Клейрака в таком контексте навело капитана на кое-какие мысли. Они не стоили озвучивания, и он глотнул вина, смывая пыль, казалось, даже из горла.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
- Семь?! - изумленно переспросил Ришелье. Не тратя времени на пояснения, он протянул Кавуа распечатанное только что письмо, написанное в конце января. - А Зайдо - когда?..
- Не знаю точно. Ронэ искал вас с этими письмами, когда я встретил его. А мадам де Бутвиль семь дней назад должна была быть в Дижоне. Собиралась к мужу.
Ришелье тоже упоминал Дижон, и Кавуа продолжил:
- Мы встретились на дороге в Труа, стало быть... От Дижона до Труа... Допустим, он был болен... Дней шесть-восемь? Может, чуть дольше. Плюс мой путь сюда.
Неосознанным, но привычным движением Ришелье потер лоб над левой бровью - там, где обычно начинала собираться головная боль.
- Позвольте, - с обманчивой мягкостью сказал он, - я подытожу. Один из наших курьеров - обычных курьеров - попытался передать Бутвилю содержимое своей сумки, куда он подбросил подделку, свидетельствующую о моих черных планах в отношении Монморанси. Госпожа де Бутвиль, однако, поставила в известность об этом своего возлюбленного, и тот благополучно завладел письмом. Ни о том, как это произошло, ни о том, когда, вы не знаете, самого его не расспрашивали и ехали сюда сломя голову, чтобы это мне сообщить? Умоляю вас, скажите, что это так - потому что иначе мне остается лишь считать, что в Париже произошло нечто столь ужасное, что вы боитесь мне об этом сообщить без подготовки.
Qui a la force a souvent la raison.
Кавуа оставалось только промолчать, потому что ничего не произошло. Оставалась только королева. И доклад об этом они тоже отправили ранее.
Не сходилось. Не срасталось.
... Он поднялся из кресла. Подошел к распахнутому окну, в которое врывался леденящий ветер, оперся на подоконник, выглянул. Шумная торговая улочка Дижона жила своей жизнью. Месила тающий снег, выпавший с утра. Торговала деревянной посудой, кухонной утварью, каким-то немыслимым старьем; на углу подковывали лошадей в такой грязи, что Кавуа не повел туда коня, хотя потерял по дороге два ухналя. Ничего, найдется и здесь нормальный кузнец, никуда не денется...
Нужно было возвращаться. Отправить курьера и возвращаться. В Париже оставался Рошфор и множество дел, требующих внимания и, конечно, шевалье де Корнильон. Но Ронэ просил найти мадам де Бутвиль и ее мужа. Справиться, как у них дела.
Кавуа мрачно подумал, что в этот раз Атоса рядом нет. И если Бутвилю вздумается искать ссоры, дело кончится плохо.
Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)
Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1629 год): Жизни на грани » Предлоги, поводы, причины. 15 февраля 1629 года