Эжени, конечно, позволила. Попытка встать на пол обеими ногами вызвала болезненную гримасу, так что мушкетер молча отнес ее обратно на кушетку. И пусть молодой женщине почудилась в этом некая обреченность, сдаваться так просто она не собиралась.

- Перевяжите меня, - попросила она. - Пожалуйста. А я пока подумаю вслух.

Письмо было дурным. Болезненным, как последние письма Катрин. Его писал безумец, не иначе. Графиня не вернулась домой с охоты, клейменая графиня... и граф тоже не вернулся...
Странно и немного боязно было осознавать, что она находится в одной комнате с человеком, убившим женщину, кем бы она ни была и что ни сотворила. Было бы страшно, если бы она не успела уже немного его узнать, и потом, все это время он был очень добр к своей незваной гостье. И сколько вообще в этом письме было правды?..

- Вы верите в совпадения, - тихо сказала южанка. - Лежало неизвестно где, случайно попало к вашему другу, потом случайно появился второй... Пусть, пусть совпадения. Но тогда вы должны верить и в Провидение тоже. Может, это его рука привела меня сюда сегодня, именно в этот час, чтобы сказать вам, что вы слишком торопитесь?..

- Я опьянею, - со смущенной улыбкой призналась она. - И буду делать глупости. Еще больше глупостей. Но... давайте. Я боюсь боли.

Трудно было поверить в такие совпадения, но мушкетер почему-то верил, и Эжени, которая, как многие дамы, умела болтать вовсе не о том, о чем думала, именно в эту минуту подбирала новые слова и аргументы.

- Мне хочется, чтобы вы не сделали того, что невозможно исправить, - тихо добавила она. - Если это все-таки чудовищная ошибка или бред сумасшедшего...

Само сорвалось с языка, но что делать, мадам де Вейро жила в земном мире и верила только в небесных ангелов. Ничего пока не понимая во всей это истории, она думала только о том, что смерть невозможно перечеркнуть или сделать не-бывшей. И что будет жаль.

- Я не могу разубедить вас, я вижу, - с горечью добавила она, искренне сетуя на мужское упрямство и глупость. - Скажите, что случилось бы, если бы вы узнали, что письмо это попало к вашему другу не случайно?

Эжени ошарашенно замолчала, пытаясь осмыслить услышанное. Брат, любовник, священник?.. Он их еще и венчал?!.
"Сплошные ангелы, Матерь Божья". Ей удалось не произнести это вслух, но к бокалу южанка приложилась от души. Нельзя было прерывать Атоса, сейчас нельзя, пусть бы говорил дальше.

- Не верьте, - вдруг сказала она. - Невозможно - значит, не верьте. Вам очень надо застрелиться именно сегодня?

В ореховых глазах южанки появилось упрямство и та решительность, которая в свое время доводила д'Эстри до белого каления одним своим появлением. В такие моменты он сначала отвечал "Нет!", а потом спрашивал, о чем она хотела попросить.
Иногда выходило ужасно смешно, но сейчас было не до смеха. К тому же от вина и вправду шумело в голове.

Мушкетер лишь пожал плечами и вновь взялся за бинт. Откладывать? Осознание собственной вины жгло как каленым железом. Продлевать это мучение?

- Не вижу смысла ждать, - скупо обронил он. – Потерпите, сударыня. Повязка должна быть тугой.

- Терплю... - задумчиво обронила Эжени. Мужскую глупость терпеть ей приходилось часто, но эта, пожалуй, была совершенно образцовой.

- Я предлагаю вам спор, господин мушкетер. Пари. Если через три дня я не докажу вам, что с этим письмом что-то не так, я сама заряжу для вас пистолет.

Это все еще оставляло шанс, что застрелиться ему даже тогда не удастся.

- Но если привезу, вы... Хм. Я даже не знаю, что предложить. Нет, знаю. Выполните одно мое желание. Вы считаете это невозможным, следовательно, опасаться вам нечего. Ну так?

- Значит, вы сомневаетесь, - констатировала Эжени, глядя прямо на мушкетера. - Вы тоже сомневаетесь в этом письме, но боитесь признаться себе в этом. Пусть. Я отвечу:  вы вступились за мое доброе имя, когда встретили самозванца, это одна из причин, по которым я не хочу отступать. Вторую вы знаете, это наш общий друг, который бесконечно к вам привязан. Я знаю вас и ваших друзей куда лучше, чем вы меня, благодаря его рассказам. И третья - я не хочу, чтобы вы умирали. Почему я не могу этого хотеть?

Она перевела дух, чтобы глотнуть вина, решимость была не заемная.

- И что в этом опасного? Судя по письму, самое жуткое, что я могу найти, это могилу раскаявшегося грешника и сущего ангела, - Эжени пожала плечами. Наверное, не стоило так говорить, это было...
...Очень в духе д'Эстри это было, но тот был мужчиной и, когда-то давно, даже военным, а она оставалась хрупкой женщиной. Но ей хотелось увидеть новый проблеск ясного ума после этого, уже не первого за вечер, но впервые такого яркого. Если его нужно было вывести из себя, чтобы заставить думать, нужно было так и сделать.

- И если вы отказываете мне в праве жалеть о вашей жизни, нечего меня беречь! - добавила она. - Признайтесь, вы просто боитесь проиграть.

Эжени выслушала его, честно пытаясь представить, что этот человек, не обидевший ее пока ни словом, ни жестом, мог проделать что-то подобное с собственной женой, а потом призвала себя к осторожности. Все это выглядело правдой, и, наверное, ей следовало бояться. И совершенно не получалось. Когда к ней в гостиницу явился убийца, она боялась. Пробираясь в дом Клейрака, и даже стоя за плечом Ронэ, она боялась.
А сейчас ей больше неудобств доставляло понимание, что завтрашний день придется провести в постели. А может, и послезавтра тоже, потому что падать с лестницы все-таки больно. Но Атос не пробуждал даже тени страха. Правда, его жена могла думать так же... Но ведь невозможно чувствовать угрозу там, где ее нет!

- Налейте еще вина, - задумчиво попросила она, протягивая мушкетеру бокал. - Я не знаю, что я буду делать, сударь, - она улыбнулась почти виновато. - Я только знаю, что мне будет очень жаль. Я не судья, я так не умею. И я вам верю.

Южанка привыкла видеть в мужчинах защитников; Париж научил ее совсем другому. Трагический брак сестры, дурно воспитанные парижане, дорожные приключения... Но ей все равно было странно даже думать о том, чтобы посягнуть на жизнь человека, которому клялась в верности у алтаря. Вопреки слухам, которые змеиными шепотками ползли в кругу дальних родственников господина де Вейро, он скончался без посторонней помощи.
Но супругов убивают, и живой пример сидел перед ней. Подумать только, уже второй живой пример.

- Верю, и мне жаль, - повторила молодая женщина, поправляя халат, чтобы устроиться под ним поуютнее. Нога под повязкой почти перестала болеть, а может, Эжени потихоньку пьянела.

- Вы были очень строгим судьей, и у вас не было защитника, - мягко улыбнулась она. - Это несправедливо.

- У нее тоже не было защитника, - сквозь зубы произнес мушкетер. – А ведь я должен был ее выслушать.

Мадам де Вейро молчала, глядя на незадачливого убийцу, и ждала продолжения. Ей не нравилась вся эта история, особенно письмо, но она так мало знала!..

Дверь снова скрипнула. Гримо, как всегда, оказался на высоте, внеся в комнату даже не поднос, а поднос, пристроенный на табурет, и молча поставив этот импровизированный столик рядом с кушеткой, на которой полулежала гостья. Кроме пузатого графина, отсвечивающего благородным золотом мансанильи, на подносе оказались два чистых бокала и блюдо с нарезанными на четвертинки зимними яблоками. Атос лишь поднял бровь, но Гримо уже вновь исчез за дверью. Мушкетер скупо усмехнулся и молча наполнил бокалы.

- Как ваша нога?

- Лучше. Благодаря вам.

Эжени почти не кривила душой, в неподвижности и под халатом было даже уютно. В камине трещали поленья, от вина становилось еще теплей, и пистолет на столе оставался разряженным; определенно, жаловаться пока было не на что. А потом она попросит Атоса послать за Варгасом... Или отвезти ее в город и там передать телохранителю. Испанец, конечно, не горничная, но сплетен будет меньше, все-таки она никогда не скрывала, что нанимает его для охраны.

- Я сто лет не разговаривала так с мужчиной... - призрачно улыбнулась она над бокалом, и, предвосхищая вопрос "Как?", добавила: - Искренне. В свете так не принято. Обычно говорят иначе...

Она вновь перешла на испанский, цитируя Великого Феникса:

- Приукрашая сотней врак одну сомнительную правду.

Эжени, до крайности смущенная, сдержанно повторила его жест, но к вину едва прикоснулась. Для нее херес был все же слишком крепок.

- Простите меня, сударь, я вовсе не хотела ни в кого стрелять. Но я запомню, что это способ добиться искренности от мужчины, да, - южанка лукаво улыбнулась и вдруг попросила:

- Расскажите мне о ней. Меня никто и никогда так не любил...

Она подумала, что и после смерти ее никто не стал бы писать таких писем. Да и некому. Клейраку?.. О да, этот застрелится...

- Я бы на вашем месте этому только радовался, - с горечью проговорил Атос; по его лицу вновь прошла судорога. – Я не знаю, от кого она получила дар сводить мужчин с ума – от Бога или от дьявола, но, кажется, это оказалось для нее роковым… Не будь его – она не привлекла бы внимание этого своего… братца. И я не полюбил бы ее… и не обнаружил клейма… кто знает…

Он трудно перевел дыхание: чувство вины ударило с новой силой.

- Все эти годы я был уверен, что покарал справедливо. Что ее душа была уже загублена, что ангельским был лишь облик. Теперь я понял, что мне не удалось убить ее тело, но душу я убил, и в том, что воскресло… уже не осталось ничего человеческого. Я не могу себе этого простить. Не могу. Разве вы не стали бы защищаться, увидев, что тот, кто клялся перед Богом любить вас и оберегать, собирается накинуть вам петлю на шею?

Эжени задумчиво покачала в руке бокал, вдыхая аромат согретого теплом ладони хереса.
Представить в этой роли покойного мужа она никак не могла. Он был очень достойным, прекрасно воспитанным пожилым человеком, далеким от каких бы то ни было страстей, и они отлично ладили.

- Я не ангел, я обычная женщина...  И я бы раньше умерла сама, чем позволила своему любовнику венчать меня с будущим мужем, - медленно произнесла она, глядя на пламя камина сквозь бокал. В золоте вина играли отблески.
Разве не пытался ее убить тот, кто клялся любить и оберегать пусть не ее, но ее сестру?..
И защищал ее все это время отнюдь не святой, а наемный убийца, который в один момент просто исчез бесследно, не оставив по себе даже вести.

Эжени глотнула вина, позволив терпкому вкусу хереса медленно таять на языке. История оказалась захватывающей и куда более сложной, чем ей показалось поначалу.

- Выйти замуж - да, - осторожно сказала южанка. - Но, простите, мне очень трудно представить, что во всем вашем графстве нашелся только один священник. Или что она не могла попросить вас отправиться в другую церковь. Даже самого упрямого мужчину можно... убедить. Не обязательно было даже рассказывать. Но вы говорите, она жива?..

Атос лишь кивнул.

- Тогда... Что мешает вам объясниться теперь?

- А вы могли бы простить? – в упор спросил Атос. – И что бы изменилось?

- Если бы любила?.. - Эжени подняла на мушкетера удивленный взгляд. Он действительно об этом спрашивал?..  - Да.

Она чуть помолчала и добавила:

- Вы же читали Великого Феникса, вы должны знать, что любовь ранит сердца, но исцеляет души.

Эжени вдруг стало холодно. Она смотрела в лицо мушкетера, слушала обрывки фраз и боялась себе представить, что стояло сейчас у него перед глазами. Боялась представить все.
Ей легко было поставить себя на место неизвестной пока женщины, и борьба за жизнь была ей близка и понятна, но и обманутого мужа она понимала прекрасно и, будучи сама не без греха (и еще какого!), никогда не обходилась с собственным мужем так, как незнакомка обошлась с Атосом.
И она все еще была жива... И легко было представить ее жажду мести!..

- Мне страшно, - шепотом сказала южанка. - За вас и... теперь уже и за себя. Этот ваш двойник мог получить сведения и о графстве, и о его бывшем владельце и от нее, да? Она должна многое о вас знать...

Эжени и не думала, что жена графа де Ла Фер станет ей грозить (повода решительно не было), но оказаться вдруг частью чужой интриги ей тоже не хотелось. И на вопрос графа она ответить не могла.
Варгас прочел ей целую нотацию об осторожности, и она возражала только для того, чтобы испанец не вздумал совсем запереть ее в четырех стенах или водить под охраной даже на исповедь, но когда Эжени в сердцах ему это сказала, бретер начал смеяться. Вышло обидно.
Только про еретиков рассказывать не стоило, даже Атосу...

- Любви, - лукаво улыбнулась она. - Руки и сердца. Может, он думал, что так произведет большее впечатление, и собирался открыться после, когда любовь сделала бы неважным его настоящее имя?

Она не верила в это даже на ломаный су, и все сказанное было шуткой. Эжени сделала глоток из своего бокала и протянула его мушкетеру вместо разбитого:

- Вам лучше? Давайте еще немного выпьем. За Великого Феникса. А потом вы пошлете слугу за моим телохранителем и он проводит меня домой.

Она не ждала, что строки великого Лопе де Вега придут ей на помощь этой ночью, но чудеса иногда происходят.
Она боялась даже представить, как чувствовал бы себя ее приятель, добродушный гигант Портос, узнав о смерти друга. Особенно о такой смерти. Обречь себя на вечные муки...