Стихи сочинения бретёра были отменные, и ненадолго д’Авейрон забылся, позволяя себе смеяться на остроумными сравнениями и приключениями героини.

Выйдя из дома, где они оставили мадам Лам, он выдохнул с облегчением, как будто покидал склеп. Даже само бурление жизни на улицах, самое обыкновенное и не привлекающее в иные дни ни малейшего внимания, сейчас его радовало - по сравнению с дыханием отвратительной смерти, уготовленной Лесентом своим последовательницам. Будь он впечатлительнее, он бы сказал, что за плечом несчастной, которой хватило не ума, но страха не последовать в мир горний, стояла ныне пребывавшая там Катрин.

– Обязательно добавьте, что наша знакомая пахнет тухлой рыбой, - поморщился гвардеец, когда впереди замаячила вывеска торговца, заставившую улыбку исчезнуть с его лица.

Подойдя к чёрному ходу, Арман ненадолго замер, собираясь с духом. Каким бы бравым он себе ни казался, иметь дело ему предстояло с приспешником самого Нечистого. Наконец, пробормотав про себя старую окситанскую молитву-оберег, он постучал условным стуком.

Ответом была тишина, и сердце южанина было рухнуло от досады, что злодей вышел или вообще решил покинуть своё убежище. Но стоило ему обернуться на Теодора, как за дверью послышались шаги.

Эту встречу Арман представлял совершенно иначе. Он был готов к сопротивлению, отпирательствам, угрозам, но никак не к спокойному приветствию, словно Лесент знал, кем они с де Ронэ являлись, и давно поджидал. Да и благообразная внешность ничуть не вязалась со злодеяниями, омрачивших жизнь детей покойного шевалье д’Авейрона.

«Подозрительно, очень подозрительно, побери дьявол твою душу».

Правая рука, укрытая плащом, покрепче сжала эфес.

Он зашёл в дом, натянутый как струна и готовый к внезапному нападению. Однако ни малейшего признака опасности взгляд южанина выцепить не мог.

Бретер последовал за гвардейцем. В последний момент, когда Лесент отступил уже вглубь дома. И, захоти он поднять крик, его услышали бы только стены. И то недолго. Но кричать Лесент не стал. И свеча, которой он осветил себе путь вниз по возвышавшейся позади него крутой лестнице, горела по-прежнему ровно.

– Не бойтесь, – сказал он гвардейцу, едва удостоив взглядом ворвавшегося в дом бретера. – Вы пришли за ответами. Но для них нужны вопросы.

– Вы господин Лесент? – тут же спросил Теодор. Голос мерзавца завораживал. И потому в ответ хотелось кричать.

– Сейчас меня называют так. Вы задали хороший вопрос. Но прошу, – он указал в сторону лестницы жестом разом величественным и уверенным. – Вы ищете путь.

Путь, который искал гвардеец, вовсе не подразумевал новое учение - или чем этот седовласый проходимец дурил головы слабым женщинам. Ему претили разговоры о Свете и прочие катарские штучки, весьма потрепанные веками, воспоминания о которых полнили россказни крестьян в Лангедоке. Арман не хотел слушать, внимать и понимать. Всё его естество жаждало мести, а глаза видели на руках Лесента кровь сестры и осиротевший особняк Клейраков. Ему не было дела до мадам Лам, но сколько таких несчастных этот старик довёл до могилы?..

– Лишь Господь милосердный и есть свет.

Приколотый к поясу кинжал выскользнул из ножен, скрытых плотным плащом. Лесент не успел открыть рта, чтобы что-то возразить на слова Армана, плотно прижавшего его к стене, когда острие дважды вошло в его живот и грудь. Лишь недоумённый взгляд и хрип вперемешку с тёмной кровью стали его последним ответом.

Лишь дождавшись, когда старик осядет на пол, д’Авейрон отёр лезвие о край его камзола и прятал обратно.