Братья Понтье одновременно выпятили грудь и расправили широкие плечи, при этом весьма чувствительно пихнув друг друга, отчего мерное скольжение лодки по лону вод сделалось чуть менее мерным. Природный здравый смысл, однако, подсказал обоим, что девице, столь хорошо владеющей языком, жестов вряд ли будет достаточно, и оба попытались, по мере сил, применить это понимание на практике.

- А вы не пугайтесь, стало быть, - практично предложил младший. - А по голове ей как следует. Ножкой вон.

Он красноречиво уставился на выглядывавшую из-под юбки горничной туфельку, но тут же неловко кашлянул, сообразив, как видно, сколь мало она подходит для борьбы с грызунами.

- А может, вам крысиного яда надобно? - ревниво предположил старший. - Есть у меня приятель, сам помощник аптекаря, так он такого намешает, что не то что мышка - цельная хозяйка окочурится.

Гастон, завороженно слушавший свою ученую принцессу, не мог не согласиться при этом, что истинная любовь, как могучая река, сметает на своем пути любые препятствия - и не пожелать, чтобы в жизни такая любовь встречалась пореже.

- Вы совершенно правы, моя Астрея, - подтвердил он, борясь с неподобающим желанием осведомиться, кто такой этот не в меру добродетельный Томас Мор - среди фаворитов короля Иакова он такого имени не припоминал, а из миньонов Генриха III знал только г-на герцога д'Эпернона, но ведь не стал бы тот якшаться с англичанами? - Но может, он боялся утонуть?

- Самые лучшие, - горделиво подтвердил старший из братьев, оглядывая лодку с такой нежностью, которая и матери от него не доставалась. - Ежели вам не через реку надобно, а куда по-настоящему, да еще и в компании…

- Полгода не будет как мы ее купили, - несколько невпопад подтвердил младший и ласково огладил борт. - Красавица наша.

- А вы название-то видели? - снова вмешался старший. - Как назвали-то? Оченно по-благородному, а?

Если бы горничная ее высочества перегнулась через корму с тем, чтобы глянуть на старательно выведенные на лодке буквы, она была бы немало озадачена, ибо, подтверждая известную истину, что от многих знаний многие скорби, от малых же - вдвое больше, на корме баркаса красовалась загадочная на взгляд любого знатока греческого надпись "Непоиду", блестевшая еще свежей краской.

- Ковры, правда, не наши, - признался младший Понтье, заслужив укоризненный взгляд брата и тычок в бок, благодаря которому баркас, до сих пор скользивший вниз по течению с легкостью парящего над городом орла, начал забирать влево, отдаляясь от выгребавшей с противоположного берега "Беды" - чуть большей по размеру, чуть менее маневренной лодки-соперницы, заметно просевшей сейчас под весом шестерых одетых в черное и закутанных по самые брови мужчин.

За этой лодкой и наблюдал краем глаза его высочество, когда взявшаяся невесть откуда леди Анна вмешалась в историю Томаса Мора, с тем, чтобы окончательно его запутать. Значит, он в нее влюбился и она стала плотиной? А мэтр Кромвель кем - шлюзом, что ли? Нет, его высочество был человеком широких взглядов и в своей свите терпел, а то и приветствовал людей с самыми разными постельными предпочтениями, но сейчас лишь еще раз уверился, что у обычных людей с этим дело обстояло как-то попроще.

- Да, - поддержал он, - как раз так: l'amor che move il sole e l'altre stelle. И вы - мое солнце, ваше высочество! А эта лодка, тогда выходит, моя любовь к вам.

Против воли принца последняя фраза прозвучала как-то вопросительно.

Братья насупились так же слаженно, как гребли, и выразительно отвернулись от настигающей их лодки.

- Нормандцы это, - буркнул старший.

- Понаехали, понимаешь, хлеб у честных людей отбивать, - подхватил младший.

Подразумевали они, по-видимому, гребущих на "Беде" лодочников, потому что угадать происхождение прячущих лица пассажиров по их плащам и надвинутым на глаза шляпам было совершенно невозможно, и старший Понтье, словно желая подтвердить этот вывод, добавил:

- А покатаем мы вас, вот увидите, в полное удовольствие.

Именно это чувство читалось сейчас на лице его высочества, пока он переводил взгляд с дамы своего сердца на завладевшую ее вниманием таинственную лодку и назад. Высказанное его Астреей очаровательное сравнение восхитило его так, как только может восхитить подобное сочетание учености и безыскусности, и он сумел только завладеть ее руками и поцеловать их одну за другой.

- Вам не подобает нести ничего тяжелее поцелуя, - заверил он.

- Эй, вы, там, на скорлупке! - заорали внезапно с "Беды". - Приготовьтесь к бою или молитесь! Мы берем вас на абордаж!

Черные фигуры на лодке как по команде ощетинились шпагами, и братья Понтье, охнув в один голос, налегли на весла, пусть даже очевидно было, что две лодки сошлись слишком быстро, чтобы "Непоиду" удалось ускользнуть.

- Табань! - взревел старший Понтье, налегая на весло, но младший, оглянувшись на нос лодки, вскинул руку вместо того, чтобы подчиниться:

- Бар-р-рышня!

- Сядьте, любовь моя, умоляю, - взглянув на испуганное лицо принцессы, Гастон и сам не на шутку испугался, и поэтому нежные объятия, в которые он заключил свою возлюбленную, не доставили ему никакого удовольствия - почти никакого! - Моя прекрасная Астрея, я обещаю, никто вас не обидит!

- Ох ты ж Господи, - бормотал младший Понтье, - пронеси Пресвятая дева…

- Сдавайтесь! - снова заорал главарь и взмахнул шпагой, эфес которой, отразив солнечный луч, угрожающе полыхнул алым. - Отдайте нам прекрасную даму - и можете идти с миром!

- Даму нам! - поддержали остальные со зловещим хохотом.

Оба лодочника оглянулись на принцессу - что было, конечно, не слишком лестно для ее служанки, но ведь она всегда могла решить, что она - не дама.

Мужество ее высочества не могло не восхитить ее кавалера, и даже закутанные по самые брови пираты примолкли, явно под впечатлением от ее отваги. Как ни странно, даже гребцы с их лодки, которые должны были быть если не привычны ко всякого рода поведению, то хотя бы совершенно к таковому нечувствительны,  переглянулись со значением, не спеша налечь на весла, отчего разделявшее две лодки расстояние несколько возросло.

- Ага! - заорал старший Понтье. - Давай, давай!

- Даму нам! - спохватившись, закричали пираты, а их стоявший на носу главарь, потрясая шпагой, воззвал к гребцам: - Клянусь Меркурием! Двойную плату, если мы настигнем их до моста!

- Ипполита и Брадаманта - ничто перед вами! - восторгу его высочества не было пределов. - Вы должны были родиться царицей амазонок!

Лодочники пиратов встревоженно переглянулись, но в этот же момент стоявший на носу лодки - по-видимому, капитан - с быстротой молнии вытащил пистолет и направил на гребцов. Примеру его тотчас же последовали и остальные пираты, и лодочники испуганно налегли на весла, а капитан, поворачиваясь снова к своей добыче, воззвал: - Что же, у вас на борту нет мужчин? Одна лишь девушка может возвысить голос против угрозы?

- Отнюдь нет! - воскликнул Гастон, спохватываясь, что, обуянный восхищением, играл до сих пор не самую завидную роль. - Я вызываю вас на смертный бой - за мою прекрасную даму!

- Прекрасно, - согласился капитан. - Я принимаю ваш вызов - и ваша дама будет моей. Пусть же ваши аргонавты тотчас гребут к острову Нотр-Дам!

- Слышали? - Гастон указал на полузатопленный вешними водами островок. - К острову Нотр-Дам!

- Это к Коровьему острову, стал-быть? - уточнил Понтье-старший, а его младший брат, вдохновившись, похоже, поступком его высочества, крикнул:

- А я буду драться за ее горничную! Хоть со всей вашей Нормандией!

Гребцы пиратской лодки ответили потоком брани и насмешек.

Пираты при этих словах заметно смутились и отвели глаза, а их капитан бросил на ее высочество взгляд, преисполненный откровенного восхищения. Гастон, не пропустивший этот взгляд, никак не мог стерпеть подобную дерзость со стороны соперника и в свою очередь выпрямился во весь рост.

- Я буду сражаться как лев…

Его высочеству стоило бы, однако, помнить, что слишком многие представители семейства кошачьих теряют на воде некоторую часть своей ловкости - и кара за этот пробел в его естественнонаучном образовании настигла его мгновенно. То ли мастерство братьев Понтье оказалось недостаточным, то ли сам принц встал слишком быстро, то ли нимфа Сены сочла, что ей слишком явно предпочли иную - лодка покачнулась у него под ногами, и принц замахал руками в отчаяннейшей попытке сохранить равновесие - попытке, тем вернее обреченной на провал, что тем самым он только больше раскачивал суденышко.

- Ваше высочество! - в один голос вскричали пираты, вскакивая в неподдельном ужасе.

В этот же миг Гастон нашел, наконец, опору в лице - а точнее, в волосах Понтье-старшего, который, малочувствительный к оказанной ему чести, выматерился и в свою очередь попытался не то сбросить его высочество в воду, не то предложить ему опору в виде своего кулака. Лодка угрожающе накренилась, и в следующий миг наследника французского престола приняла в свои объятия богиня Секуана.

Пираты издали дикий вопль, и сразу двое из них кинулись следом.

На пиратской лодке царило полное столпотворение, лодочники матерились друг на друга и на "знатных недоумков", а сами пираты ругались с неубедительностью дворянских недорослей, вглядываясь в поглотившую троих пучину. Вздумай кто-либо прислушиваться к их перебранке, он бы быстро узнал, что плавать никто из оставшихся в лодке не умеет, что они сомневаются в том, что прыгнувшие в воду сами это умеют, а также - что их мнение о своих умственных способностях и об умственных способностях лодочников, товарищей и его высочества было весьма низким, что было, пожалуй, неудивительно.

В это мгновение из воды вынырнула голова, которую они тут же приветствовали многоголосым: "Марвиль!", а затем, запоздало опознав, что за груз он вытащил на поверхность, - отчаянным галдежом.

Жак д'Анжен, г-н де Марвиль, выплюнул воду без малейшего изящества и ближе притянул к себе свою безжизненную ношу, которую и повлек (с огорчительной бесцеремонностью - за волосы) к лодке братьев Понтье.

- Сидите тихо, ваша милость, - рявкнул младший на принцессу, которую только что удержал от падения в воду и тем самым - от вечной разлуки с любимым. - Не мешайте, и все будет… ну, обернется как-нибудь. А вы осторожненько…

- Не… дурак, - выплюнул Марвиль, который успел меж тем лечь на спину и, по-прежнему удерживая лицо его высочества над водой, неторопливо продвигался к своей цели, пока не достиг ее и не схватился одной рукой за борт. - Сначала… его.

- Тихо, тихо…

Пять минут спустя двое лодочников, прикрикнув еще для верности на Мадлен, втащили в лодку безжизненное тело наследника престола.

- Да сядьте же! - взвыли хором оба лодочника, когда лодка, пусть даже тяжелая сама по себе и обремененная вдобавок пятью людьми, угрожающе закачалась, а цеплявшийся за борт Марвиль добавил в адрес всего женского пола нечто столь нелестное и малопристойное, что впору было заподозрить его в извращенных пристрастиях. Понтье-старший, на всякий случай схвативший уже ее высочество за юбку, бесцеремонно дернул за драгоценную ткань. - Медленно!

- Да, ваша милость, - умоляюще зачастил его младший брат, - осторожненько, я вас… то есть мы вас умоляем: сядьте, пожалуйста, и лодку это… того…

- И ты! - угрожающе предупредил горничную старший, - тихо сиди, как квочка, а то выкину к черту, и ваша милость…

- Я предпочел бы…

Что предпочел бы Марвиль, так и осталось непроизнесенным, потому что как раз в этот миг принц натужно закашлялся. Понтье поспешно склонился к нему, чтобы перевернуть его лицом вниз и начать что было силы дубасить по спине - напрочь позабыв, как видно, об уважении, должном наследнику французского престола.

- Дых, дых! - невразумительно воскликнул его брат.

Гастона перевернули обратно на спину и подвергли целой серии издевательств, против которых у него не оказалось сил протестовать и которым положил конец все тот же верный Марвиль:

- Да оставьте же! Он дышит, остановитесь.

Пираты разразились рукоплесканиями и восторженными кликами, подтверждая тем самым, сколь привязаны к королевской династии даже самые отъявленные представители угнетенного французского народа.