Как и полагалось, в июле Рим задыхался от жары. Полуразвалившийся каменный мешок, в который варвары, по крови и по духу, жадные патриции и беспутные прелаты, десятилетия французского плена и неразбериха Великой Схизмы превратили центр мира, готов был обернуться «медным быком», где от духоты и смрада страдали и знать, и чернь. Те, кто мог позволить себе провести несколько месяцев на озёрах или в горах, уже отбывали по старым дорогам, лучами тянущимся во все стороны, и только курия продолжала стойко терпеть летние тяготы, ибо Его Святейшество вновь переживал приступ подагры, из-за чего отъезд папского двора откладывался на неопределённое время.

Дону Алонсо де Борджа не приходилось жаловаться. Вырос он в краях, где солнце жарило посильнее итальянского, а изнеженность никогда не являлась частью его натуры. Он каждый день являлся к Николаю, дабы справиться о здоровье понтифика и, по мере надобности, помочь советом, после чего возвращался в тёмную прохладу своего палаццо, который приличнее было бы назвать замком. Базилика Четырёх коронованных святых и жилище её настоятеля ещё хранили память о временах, когда за толстыми стенами храмов укрывались от ярости враждебных римских фамилий и пережидали настоящие осады, да и сейчас пара стражников, лениво прогуливавшихся вдоль ворот, даже не самому богатому воображению позволяли воссоздать картины прошлого.

– Стоять... - выдавил из себя один из них, и в коротком этом слове слышался выговор иноземца. Солнце мешало разглядеть лица трёх всадников, въехавших на холм Челио, но очень живо его сомнения развеяла каталонская речь.

– Дон Алонсо не обрадуется, если его родственника заставят ждать в этом пекле.

Голос Арнау Пейролю был хорошо знаком, да и очень уж его обладатель напоминал лицом его начальника, дона Пере Луиса, приходившегося кардиналу Валенсийскому племянником.

– Прошу, ваша милость, - коротко отчеканил он, после чего Родерик де Борджа, его слуга и юноша, которого стражник видел впервые, оказались во дворе палаццо.

– Дядя производит впечатление аскета... впрочем, он им и является, но никого не заставляет питаться саранчой или носить вериги, - беззаботно продолжал свою болтовню первый, бросая поводья конюху. - Так он сама доброта.

Отредактировано Родерик де Борджа (2020-06-28 01:00:42)

С замечанием юноши трудно было не согласиться. Больше родственных объятий Родерик мечтал умыться и сменить рубаху, хотя дона Алонсо стесняться не приходилось.

– Это, конечно, не Венеция, но чем богаты, - по-хозяйски окинул рукой кардинальские владения валенсиец. - Впрочем, есть здесь нечто, что наверняка придётся тебе по душе.

Слуги оказались расторопнее стражников, и перед путниками уже возник поднос с двумя кубками прохладной воды. Аскетично, в духе старшего Борджа, но совершенно уместно под палящим солнцем полудня.

– Его преосвященство - человек великой учёности, собранием книг занимался ещё в Лериде, а после повсюду, куда заносила его служба у короля Альфонсо. Так что, если дядя будет в духе, он нам явит свою сокровищницу.

Прочих чудес в палаццо Четырёх Святых трудно было сыскать, за исключением разве что истинной праведности главного его обитателя. Педро Луис, в это время отсыпавшийся у очередной своей пассии, много рассказывал в письмах в Болонью о римских нравах, что заставляло кузена де Милу набожно креститься и краснеть, Гасета - качать головой, а у Родерика неизменно вызывало приступы смеха, и все вместе не уставали поражаться, как за столь длительную жизнь дон Алонсо устоял перед соблазнами, в Городе считавшимися в порядке вещей, что среди служителей курии, что среди клириков рангом пониже.

– Хотя в Серениссиме чего только не найти, вы ведь...

Закончить фразу молодой Борджа не успел, так как столп морали и по совместительству старший брат его матушки уже показался на выходе из базилики. В отличие от племянника, невысокий и сухопарый, с обликом человека, привыкшего себя ограничивать, кардинал Валенсийский, тем не менее, расплылся в улыбке, заметив знакомое лицо.

– Ждал тебя только к вечеру, но рад, что ты прибыл раньше, - начал он по-каталански, крепко обнимая Родерика, который успел приложиться к его руке. Несмотря на долгие годы дипломатической службы и приближённость к августейшей особе, Алонсо не утратил искренности, чем одних приводил в восхищение, иных же - в полное недоумение. - Вижу, у нас гость.

– Мессер Анзоло Фоскари, мой товарищ из Болоньи, - не моргнув глазом, отозвался Борджа. - Его семья - одна из самых почтенных в Венеции.

Отредактировано Родерик де Борджа (2020-07-22 01:50:05)

«Покровительство» - это было что-то новое и должное польстить, но Родерика всегда отличала способность сохранять трезвую голову. Не дорос он ещё до того, чтобы оказывать протекцию, хотя и был уверен, что пройдёт совсем немного времени, когда наступит и его черёд.

– Только ради вас самого, друг мой, - можно было прибавить что-нибудь про несравненную куртизанку, явившуюся на церемонию посвящения, но в подробности той кутерьмы не стоило посвящать дядюшку. - Его преосвященство ценит учёность, и кто как не вы сумеете завоевать его сердце.

Тот, о котором шла речь, внимательно разглядывал гостя. Юноша держался скромно и учтиво, но дон Алонсо не забывал, что к Венеции не просто так с великой осторожностью относились прочие итальянцы. В этом краю римляне не доверяли миланцам, флорентийцы питали взаимную неприязнь к уроженцам Сиены, генуэзцы терпеть не могли сицилийцев, мантуанцы по доброй воле не сели бы за стол с неаполитанцами, но всех объединяло недоверие к Серениссиме, уж больно хитры и независимы были её жители. Впрочем, кардинал Борджа помнил Папу Евгения, со всем радушием принявшего его в Ватиканском дворце, и теперь намерен был отплатить его земляку тем же.

– Полагаю, твоему другу не терпится отдохнуть с дороги и освежиться, - тепло улыбнулся старик, - а не вести беседы о просвещении. Слуги проводят вас, а уж за обедом расскажете о своей учёбе, мессер Фоскари.

Отредактировано Родерик де Борджа (2020-07-24 00:04:25)

Анзоло не ошибся. Вопреки заведённым правилам, кардинал самолично проводил племянника в его комнату, расспрашивая о бытности того в Болонье. Из всех многочисленных своих племянников и племянниц, к Родерику он питал особенную слабость и втайне надеялся, что этот юноша, слишком жизнерадостный и чувственный, чтобы походить на него самого, всё же повторит его успех. Дело оставалось за малым: школярские развлечения не должны были помешать обретению докторской степени, но на сей счёт пока не приходилось волноваться. В прочем же дон Алонсо сделал всё, чтобы его святейшество согласился передать кафедру Валенсии молодому Борджа, когда придёт время.

Обменявшись семейными новостями, родственники ненадолго расстались, чтобы студент привёл себя в порядок, а князь Церкви отдал распоряжения секретарю и прислуге.

...Тёплая вода с мылом, свежее бельё и мягкие туфли, вместо пропылённых дорожных сапог, - этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать прилив сил, а предвкушение вкусного обеда - ради племянника его преосвященство готов был нарушить привычную умеренность в пище - только улучшало настроение.

– Не успел приехать - и сразу за книги, - Родерик постучался уже на пороге покоев своего товарища. - Из тебя вышел бы дивный клирик, в отличие от некоторых.

Разумеется, Борджа имел в виду себя, ведь в Болонье его ждала монна Доменика, но ни малейших угрызений совести по сему поводу он не испытывал. Наоборот, встречи с ней дарили ему радость и воодушевление, нисколько не мешавшие погружаться в труды Отцов Церкви и с самым серьёзным видом участвовать в диспутах. А раз так, то мог ли Господь считать её объятия скверной и мерзостью? Будущего прелата на сей счёт одолевали сомнения.

– Если надумаешь, отныне у тебя здесь есть покровитель в Священной коллегии.

– Ах, мессер, да вы привередливы! - рассмеялся валенсиец, усаживаясь на край кровати. Прежде на ней спал кузен де Мила, когда молодые люди только прибыли в Рим. - Как видите, даже я, чья участь давно предрешена, не строю иллюзий насчёт пурпура.

«Хотя это было бы хорошо», - со вздохом подумал Родерик. Увы, родился он сыном простого рыцаря, но никак не короля, и оставалось надеяться, что если не галеро опустится на его голову, то великая удача, выпавшая на долю дядюшки на шестом десятке, улыбнётся племяннику куда раньше и в канониках тот пробудет недолго.

– Но хорошие бенефиции попросить можно... - уперевшись спиной в столбик изножия, Борджа принялся разглядывать  гобелен с дарованием скрижалей Моисею. - Дон Алонсо - человек добрый и сердобольный.

Кузен и Гасет на сей раз остались в Болонье, не желая пропустить курс, что читал заезжий профессор из Турина. Рассудив, что тщательные записи друга поведают ему в подробностях, о чём вещал заикающийся савоец, Родерик пригласил в попутчики нового приятеля. Ему не хватало Города, что покорил его с первого взгляда, обветшавшего, с трудом пережившего упадок времён французского плена и Великой Схизмы, но всё же сохранившего отголоски былого величия и медленно пробуждавшегося к новой жизни после возвращения понтификов.

– Местечко в Риме всегда найдётся. Хотя, говорят, ваша Венеция всех заткнёт за пояс.

Тем же вечером.

В час всенощной в небольшой церквушке Сан-Бьяджо в соседнем от кардинальского палаццо квартале царило полное благочиние. Подмастерьев и разнорабочих здесь было по пальцам пересчитать, зато состоятельные ремесленники и торговцы, нарядившись в лучшие свои одежды, внимали мерному голосу падре Симоне.

– «А о чем вы писали ко мне, то хорошо человеку не касаться женщины. Но, во избежание блуда, каждый имей свою жену, и каждая имей своего мужа»*...

Слова апостола казались как нельзя более уместными, ибо глаза Родерика выискивали среди прихожан знакомый силуэт. Наконец, покрытая изысканным кружевом женская головка, словно повинуясь беззвучному призыву, обернулась. Всполох во взгляде невозможно было истолковать двусмысленно - причиной тому стала радость при виде студента. Однако приличия живо взяли своё, и дама вновь погрузилась в молитву.

– «...во избежание блуда, каждый имей свою жену»*, - продолжал бубнить святой отец, пока вихрастый служка сопровождал проповедь широкими зевками.

В приходе, как заведено в районе солидном и благополучном, изменения случались редко. Те же лица, те же запахи и звуки заполняли стены с потрескавшимися фресками, на обновление которых гильдия суконщиков обещала собрать три с половиной сотни дукатов, а торговцы Эсквилина - добавить ещё полторы. Однако обещать не значит раскошелиться здесь и сейчас, и падре Симоне, отчаявшись дождаться от почтенных горожан воспомоществования, обратился к кардиналу Валенсийскому, после чего вдоль южного портала начали собирать леса.

Сам кардинал иногда захаживал в церквушку, хотя предпочитал всем прочим свою собственную, Четырёх коронованных святых, где ежедневно служил мессу и отправлял таинства. Сегодня же Его Святейшество пожелал собрать консисторию, и дон Алонсо отбыл в Ватикан, предоставив племяннику и его товарищу самим выбрать, где окормиться духовно субботним вечером. Младший Борджа долго не раздумывал, хотя в Сан-Бьяджо его влекла вовсе не намоленность сего места, а одна прихожанка, чьим утешением после внезапной кончины супруга он со всем тщанием занялся, едва прибыв в Рим.

* Первое послание к Коринфянам

Ответом ему стала ухмылка валенсийца. Властна или нет была мадонна Лукреция над своим телом во время его отсутствия, он не знал, но всякий раз, возвращаясь в Рим, получал самый радушный приём в алькове молодой вдовы. Ничто не омрачало эти встречи, в особенности обязательства, от которых Родерик был ограждён обетами. Впрочем, при виде любовницы мысли его роились исключительно вокруг настоящего и его сладостных плодов, тогда как будущее казалось слишком далёким и туманным.

– Коли так, всё приходится брать в свои руки, - безмятежно отозвался Борджа, предвкушая ночь, полную удовольствий более приятных, чем беседы с дядюшкой о постоянных склоках Орсини с Колонна и жалобах Виссариона на бездействие христианских государей, когда османы со всех сторон окружили Константинов град. Это было занимательно и поучительно, но не сравнимо с прекрасным женским телом, нежным и податливым.

Однако тут же тень набежала на чело молодого повесы. Мадонна Лукреция более не оборачивалась, как случалось обычно, и тому незамедлительно нашлось объяснение - в храме она была не одна. Ещё две женские фигуры обрамляли её, и, судя по дорогим накидкам, принадлежали они вовсе не прислуге. Одна из дам, как успел заметить племянник кардинала, возраста его матушки, что-то прошептала на ухо вдове, вторая же благочестиво склонила голову в молитве. Подойти после службы не выйдет, думал студент, придётся ждать сигнала от подруги, дабы не скомпрометировать её в глазах этих незнакомок. Соседки или родственницы? Гадать было бессмысленно, оставалось только набраться терпения, что в возрасте Родерика давалось нелегко.

– Сегодня я задержусь, - пробормотал он на ухо Анзоло. - Так что, если устал или не хочешь терять зря время...

Договорить Борджа не успел, ибо стоявшая перед ним прихожанка резко обернулась и, смерив молодых людей сердитым взглядом, прошипела:

– Постыдились бы! Разболтались...

Испанец хотел было сострить, что самое главное, на что он рассчитывал в обществе Лукреции, не предназначалось для детских глаз, но воздержался, не столько из почтения к священному действию в исполнении падре Симоне, сколько не желая задеть самолюбие приятеля. Их дружба ещё не успела сделаться близкой, когда шуточные оскорбления и издёвки становятся признаком душевной близости.

– Знакомая. Очень хорошая, - Родерик выразительно взглянул на венецианца. - Но эти кумушки вокруг неё меня печалят. Похоже, сегодня нашему знакомству не получить... м-м, должного продолжения.

Священник воздел руки с гостией, и прихожане единым порывом опустились на колени. Тучному купцу, стоявшему перед молодыми людьми, это далось непросто, он громко сопел и задел подошвой своих туфель добротной кожи плащ Борджа.

Тот мысленно укорил себя за непотребные желания во время мессы и решил обязательно покаяться в этом на исповеди, хотя и понимал, что избавиться от похоти было выше его сил. Он мог усердно трудиться и стойко сносил неудобства и ограничения, был умерен в еде и вине, что неизменно радовало дядюшку и врача-мориска, лечившего его семью в Валенсии, но отказ от плотских удовольствий казался ему чем-то сродни вечному проклятию. Самым прекрасным из божьих творений Родерику виделось женское тело, и как мог он узреть в этом небесном даре скверну?..

– Господи, ох... за что, а? - простонал купец, чья нога быстро затекла, так что пришлось её потянуть назад, тем самым лягнув студента по бедру.

Купец взвизгнул, дернувшись так резко, что у него прихватило поясницу, после чего завалился на своего соседа справа, тщедушного старшину гильдии с жидкой бороденкой, в котором, одному Господу известно как, держалась душа. Оба рухнули на выложенный мозаичным узором пол, распространяя, словно брошенный в воду камень, круги волнения в прудике прихожан.

Родерик сделал знак Анзоло быстро убрать орудие возмездия, хотя тот и не нуждался в столь очевидных подсказках. Сохранять сосредоточенную мину было крайне трудно, когда хотелось в полный голос захохотать, но будущий клирик, жаждавший пребенд получше, чем должность каноника, быстро взял верх над шалопаем и даже расстарался, помогая купцу принять прежнее положение.

Небольшой переполох привлек внимание мадонны Лукреции и вызвал ее улыбку, казалось, не замеченную престарелой спутницей. Грешно было думать в божьем храме о том, что немедленно пришло в голову валенсийцу, но желание свидеться с прекрасной римлянкой окрепло в нем еще больше.

- Сможешь передать ей записку? - шепнул он на ухо товарищу, когда все успокоились и вернулись к мессе.