Анна-Мария, повернувшись к свету и чуть прищурившись,  внимательно разглядывала сложную вышивку, которой она терпеливо занималась с самого утра. Все было в полном порядке - стежок к стежку, ни единого узелка.
- Нанон, взгляни, - девушка повернулась к высокой крупной женщине, поправлявшей складки на покрывале.
- Да что смотреть, вышивать вы мастерица, это все знают. Рука у вас твердая и верная. Я бы лучше поглядела, кабы  вы прическу себе  сделали, которую настоящие мадемуазели носят. Так вот локоны себе расфуфырят со всех сторон, - широкая ладонь с растопыренными пальцами сделала витиеватое движение вокруг головы, - и идут себе, головками покачивая, ну словно молодые курочки. Загляденье! А вы свои вон туго и просто собираете, благолепие всё прячете.

- Хватит уже ворчать, Нанон. Знаешь же, что для Господа важнее душевная красота, - привычно возразила Анна-Мария, ловко устраивая вышивку в шкатулку для рукоделия.
- Так я и не спорю. Да только Господь нам еще и тело дал, кроме души-то. А вы девица молодая, на выданье. Надели бы платьице, что вам матушка купила, яркое такое с кружевами, нарядное, прогулялись. Красота же.
- Да уж, красота, - чуть нахмурившись, Анна-Мария вздохнула. Она давно привыкла, что уродилась похожей на батюшку - резкие черты лица, прямой, но крупноватый нос, твердый подбородок, по-мужски четко очерченные губы, и взгляд - слишком прямой для девушки. Но Анна-Мария спокойно принимала свою внешность, раз ей дана была такая, значит это лучшее, что считал нужным ей предложить  Господь. Она усердно готовила себя к служению Господу, проведя два года в монастыре - стойко переносила все испытания, истово молилась и вдруг... Девушка встала и подошла к окну - сочная зелень их садика жалобно трепетала на ветру, словно ропща на поднявшийся ветер.
   
Бывшая послушница часто возвращалась к воспоминаниям о тех событиях, которые разрушили все ее мечты, да и, собственно, сам монастырь. Люди покинули его после того, как открылось такое зло. Она часто спрашивала себя - не совершила ли ошибку, попросив матушку вмешаться. Но в противном случае, несомненно, пострадала бы госпожа де Бутвиль и произошло бы злодейство. А с этой несправедливостью Анна-Мария смириться не смогла и рухнула вся ее монастырская, налаженная жизнь. Невольно вспомнилась Эмили - такая яркая и непримиримая, непохожая на всех, кого знала Анна-Мария. Именно этим она ей так запомнилась, и, что уж там скрывать, понравилась. Но за выбор пришлось заплатить - и в результате монастырь опустел, а ее саму матушка быстренько забрала и привезла сюда, в Орсэ, где ее ждал  уютный дом с ухоженным садом, вечно опекающая нянюшка Нанон, вышивка... И все же, и все же - за все приходится платить.
    Девушка подошла к небольшому распятию, украшенному собранными в садике милыми цветами и привычно вознесла короткую молитву.
   
Дверь тихо приоткрылась и осторожно заглянувшая горничная, обратилась к молодой хозяйке: - Мадемуазель, там вас спрашивают. Спрашивали сначала мадам, а потом сказали, что вас, если мадам нет. А мадам-то и нет, вот я и пришла сказать, что он ждет.
- Кто он, Марта? - недовольно поморщилась Анна-Мария.
- Он преставил..., ой, представился, - наморщила лоб молоденькая горничная и торжествующе закончила, - шевалье де Ронэ, вот!
    Анна-Мария замерла, стараясь не выдать своего изумления, затем жестом отослала горничную.
- Это что, тот самый? - нахмурилась Нанон, знавшая всю историю от своей воспитанницы и покачала головой, - Ой, не к добру это, мадемуазель.
- Вот сейчас и выясним, - Анна-Мария почувствовала вдруг необъяснимую решимость и волнение. Мельком взглянув на себя в зеркало - волосы тщательно подобраны, строгое платье в порядке, решительно вышла из комнаты. Перед дверью в гостиную на секунду замешкалась и опустила глаза, чтобы скрыть невесть откуда взявшееся жгучее любопытство. И уже спокойно открыв дверь,  взглянула на гостя.
- Здравствуйте, месье.

Анна-Мария, принимавшая неожиданного гостя в качестве молодой хозяйки, старалась выглядеть спокойной и любезной, как ее матушка, впрочем, чтобы источать такое очаровательное обаяние, как она, наверное, нужны годы тренировки, а в монастыре этому не учили, но уж что есть, то есть.
   
Девушка, на минуту забывшись, пристально осмотрела гостя. Приятные манеры, учтив , но совсем не похож на Эмили. Впрочем, такое бывает, она сама была не слишком похожа на своих единокровных братьев и сестер, а на некоторых и вовсе не похожа.  За дверью гостиной стояла абсолютная тишина, но Анна-Мария не обманывалась - там наверняка стояла дорогая нянюшка, и, ослабив для удобства подслушивания чепец, старательно внимала происходящему в гостиной.  Тем лучше, пересказывать не надо будет.
 
Анна-Мария предложила шевалье удобное кресло, расположенное напротив светлого окна, сама устроилась с другой стороны.
   - Рада вас видеть в добром здравии, шевалье. Конечно помню, ведь Эмили так горячо просила связаться с вами, уверенная в вашей помощи, впрочем, я полагаю, не стоит вспоминать о тех тягостных событиях. Расскажите лучше как сейчас поживает Эмили? Я часто молюсь за нее. Надеюсь, в их семье полный мир и благополучие. Вы же как близкий родственник наверняка часто видитесь с ними?

Отредактировано Анна-Мария (2020-09-18 15:28:27)

- Ах, месье, в тот момент, когда Эмили упомянула вас, она находилась в состоянии полного отчаяния. И обстоятельства были таковы, что... - по лицу бывшей послушницы пробежала тень и она замялась, решив все же не упоминать карцер и драку с лопатой, - поверьте, у нас не было возможности обстоятельно побеседовать, она просто молила обратиться к вам за помощью.

Анна-Мария мягко провела ладонью по лицу, словно смахивая пережитой ужас и затем уже спокойно улыбнулась: - А следом матушка сразу увезла меня сюда, и, к сожалению, я больше не виделась с мадам де Бутвиль. Надеюсь, у нее все благополучно.
   
К своему удивлению, Анна-Мария вдруг ясно ощутила некое свербящее чувство, имя которому любопытство. Казалось, раньше такого греха за ней не водилось. И девушка вдруг отчетливо почувствовала досаду - отчего так устроено, что нужно напускать в беседу туманную пелену вежливости, а не спросить прямо: - Шевалье, что, собственно, случилось? Не ради же моих не самых прекрасных глаз вы прибыли? Говорите, мне крайне интересно, да и  Нанон не слишком удобно стоять, прижавшись ухом к двери!

Словно холодным сквозняком вдруг потянуло. Анна-Мария внимательно смотрела на мужчину и пыталась понять - отчего вдруг по спине пробежал колючий холодок. Может оттого, что прозвучавшие фразы казались какими-то натянутыми, словно сказанными через силу. И какая-то странная заминка в поведении уверенного в себе мужчины.
 
Но в самом деле, если взглянуть на случившееся со стороны, то казалось удивительным, что такая целеустремленная и деятельная молодая женщина, какой запомнилась мадам де Бутвиль, не нанесла визит вежливости, чтобы выразить благодарность, не ей, конечно, бывшей запутавшейся послушнице, а матушке - г-же Розье. Обуреваемая собственными переживаниями все последнее время, Анна-Мария просто об этом не подумала.
   
Возникла неловкая пауза, во время которой девушка пыталась правильно оценить сказанное. Положение спас кенар, вдруг зазвеневший громкой переливчатой трелью.
  - Месье, - когда, наконец, замолчала птица, настороженно заговорила Анна-Мария, - боюсь, я не совсем вас поняла. Что вы имели в виду, когда упомянули "не по своей воле", - и, сделав паузу и чуть понизив голос, приглушенно добавила, - мне бы очень хотелось ошибиться.
  И замерла, пристально вглядываясь в мужчину строгими карими глазами.

Так не хотелось думать о столь неприятном и тревожащем. За окном тихо шумел  летний ласковый день, в клетке возился голосистый кенар, недалеко притаилась верная Нанон, которую  увести теперь можно было только вместе с дверью. Все выглядело так по-домашнему  спокойно и уютно, пока не пришел этот мужчина. И  стал говорить какие-то пугающие вещи, а еще... просить о помощи.

- Конечно, можете, шевалье, - слегка качнула черноволосой головой Анна-Мария, внешне оставаясь совершенно спокойной, - но мне хотелось бы сначала  понять причину вашей тревоги, и как так получилось, что вы,  заботливый брат, находитесь в неведении относительно нынешнего положения дел мадам де Бутвиль?

Девушка еще хотела поинтересоваться отчего шевалье обратился к ней, а не к супругу г-жи де Бутвиль, но решила повременить, поскольку это могло показаться отказом, пожалуй, она сначала внимательно выслушает, остальные вопросы потом.

Анна-Мария в изумлении молчала. Такая неожиданная весть - держат взаперти, исключив общение с родственником! Сразу возникло множество вопросов, но без знания других обстоятельств этого странного дела, они остаются пока без ответа. И что делать ей, еще совсем недавно горевшей желанием уйти из мира и остаться на всю жизнь за толстыми стенами монастыря, а теперь вынужденной принимать такое непростое решение - вмешиваться ли в чужую жизнь. "Она глубоко несчастна в этом браке" - отчего-то вдруг вспомнилось, что Эмили в отчаянии просила позвать на помощь брата, не супруга. Как трудно разобраться, когда так мало знаешь. Здравый смысл настойчиво подсказывал не лезть в чужую жизнь. В самом деле разве мало тех, кто несчастен в браке! Увы...
Анна-Мария уже подбирала наиболее вежливую и рассудительную форму отказа, как вдруг ярким всполохом обожгло воспоминание - "Я вам поверила, а вы предали!"

- Я говорю вам - да, шевалье, - более ничего не стала объяснять Анна-Мария.

Отредактировано Анна-Мария (2020-09-20 14:01:48)

Мужские губы, коснувшиеся ее руки, оказались мягкими и теплыми. Анна-Мария в первую секунду едва не отняла руку в смущении - после двух лет монастырской жизни, полной разных испытаний и забот, ее ладони стали не по-девичьи сильными и твердыми, пусть даже последние месяцы домашнего благоденствия несколько смягчили их. К тому же никогда еще ни один мужчина не опускался перед ней на колено, не касался ее руки, и сие обстоятельство привело девушку в приятное душевное смятение.

- Шантильи, - задумчиво повторила она, стараясь отвлечься от неловких мыслей и прогнать подступающий румянец, - это совсем не близко. И разве мне стоит чего-то опасаться в замке столь знатной фамилии? Что меня не изволят принять? Так, слава Богу, у меня нет греха гордыни, шевалье. И поеду я не одна, со мной будет верный человек. Окажется досадным, если мне не удастся увидеться с мадам де Бутвиль. Но на все воля Божья, месье.
 
Анна-Мария вздохнула и незаметно дотронулась до того места, которое еще хранило тепло мужских губ. Прости меня, Господи.

Как заискрился его взгляд лишь только она согласилась! Такая родственная привязанность достойна восхищения. Анна-Мария всегда умела замечать и ценить лучшие человеческие качества. И ее христианский долг помогать всему доброму, что есть в людях, и противодействовать всему грешному, что таится в тех же самых людях. И разобраться бы еще где что.

- Месье, - тронутая его потеплевшим взглядом, мягко сказала девушка, - одного моего согласия недостаточно, необходимо еще убедить мою матушку дать свое разрешение и поехать со мной, и... с вами.
Вдруг снова зарозовевшись и явно смущаясь, заметила, - Шевалье, право, встаньте, могут войти и Бог весть что подумать.

Сколько она выучила псалмов, сколько знает молитв, а вот как себя вести с мужчинами, тем более стоящими на коленях, ей совершенно не известно. Надо будет потом спросить у Нанон, та всегда все знает

А ладонь - предательница! Ей так хорошо и уютно в теплых и крепких мужских ладонях, что впору устыдиться этой приятности. А насколько долго позволительно мужчине держать девичью руку, да еще касаясь губами,  бывшая послушница и вовсе не знала, в монастыре такому не учили. Девушке даже показалось, что она кожей чувствует мужское дыхание. И стоит теперь столбом, не зная что делать, снова и снова обжигаясь румянцем. Наверняка те кокетливые "молодые курочки", о которых твердит ей Нанон, умеют с честью выходить из таких ситуаций, да еще остаются в выигрыше, а тут...  А еще он говорит, что позаботится обо всем и ей почему-то верилось в это. Анна-Мария не боялась, что кто-то может незаметно войти, мимо нянюшки и муха не пролетит.  Ладно, ничего с ее ладонью не случится, пусть еще полежит. Зато будет  потом что рассказать Нанон.

- Что вы, шевалье, зачем охрана от вас? - удивленно вскинула темные брови Анна-Мария, и вдруг легко и мелодично рассмеялась, - ехать помогать вам, защищаясь от вас? А вот как уговорить матушку... - став серьезной, девушка задумалась, и, забывшись, пропустила выбившуюся прядь темных волос сквозь пальцы, как делала всегда, когда нужно было решить какой-то сложный вопрос.

- Я вам обещаю одно, месье, я постараюсь уговорить матушку и сделаю все, чтобы поездка состоялась,  и мы помогли вам и мадам Бутвиль. Мне так хочется, чтобы  все оказалось чистым недоразумением!