Валенсиец, со свойственным ему добродушием, удачно - для Анзоло - помноженным на великолепную ночь, ограничился только шуточным подзатыльником, после чего друзья выбрались на свет божий.

– Несравненная мадонна Бернадетта… или Бенедетта? Я бы вас расцеловал, если бы не знал, что прячется под вашим платьем. Спасибо, - хлопнул Родерик по плечу своего товарища, пока не успевший раскалиться воздух Рима ласкал их сонные лица. - Я в долгу не останусь, после всех твоих невыносимых страданий в обществе старых гарпий.

Быстро добравшись до палаццо Четырёх венценосных святых, они проникли внутрь, повстречали пару монахинь, которые поспешили скрыться за дверью обители, котов, решивших сразиться за внимание роскошной желтоглазой любимицы местного повара, и стражника-каталонца, без затей справлявшего нужду прямо под стенами дворца.

– Выбирай: сон - или еда, а после уже сон? - Борджа остановился возле дверей, ведших со двора в кухни. Изнутри не доносилось ни звука, зато снаружи к стражнику присоединился вышедший из караульной товарищ.

– Какой роскошный дар! - глаза кардинала загорелись, завидев книгу. Человек немалой учености, он ценил все, что несло знания, и собрал приличную библиотеку, которой дорожил куда больше столового серебра и изысканных тканей, полагавшихся ему в силу высокого сана. - Вам, молодой человек, это стоило немалых средств. Мне, признаться, совестно… Но устоять перед подобным чудом я не в состоянии.

Он погладил переплёт, бережно перелистал страницы, наслаждаясь их шуршанием, но вчитываться не стал, ибо при нём не было очков, с годами, увы, ставших неизбежными спутниками в штудиях.

– Не сомневайтесь, я верну вам этот долг.

Дон Алонсо, чьё настроение наутро после трудного дня заметно улучшилось, смотрел на юношей с нескрываемым любопытством. Не было сомнений, что те провели бессонную ночь, а поскольку его дворец являлся одним из самых благопристойных в Городе Петра, сна их лишили в другом месте - и весьма приятным способом. Та же улыбка, что нынче не сходила с лица племянника, сияла на лице Изабеллы, его сестры, и ныне покойного зятя Жоффре, когда он застал их полуодетыми в своих собственных покоях в Валенсии, и ни тени раскаяния или стыда не читалось в их глазах ни в тот миг, ни в дальнейшем. Впрочем, будучи сам человеком праведным, достопочтенный клирик не торопился осуждать других, а прожитые лета внушили самый что ни на есть философский взгляд на людские слабости.

– А теперь к столу. Вид у вас слишком… изможденный.

Родерик готов был поклясться, что дядя вот-вот рассмеётся, но тот, по-прежнему не выпуская из рук подношение венецианца, уже направился в залу с гобеленами, где их ждало угощение, на вид не самое изысканное, но, судя по запаху, достаточно сытное, дабы восполнить утраченные в любовном пылу силы.

– Что это за книга? - шепнул он Анзоло, пока его преосвященство вынужден был отдавать распоряжения секретарю, внезапно возникшему на пороге с каким-то письмом.