Кортеж кардинала, направляющийся в Париж, Рошфор обогнал только через пару лье, задержавшись после отъезда его высокопреосвященства во дворце Фонтенбло еще почти на час. Дольше, чем собирался, но было просто невозможно оставить даму одну в таком состоянии. У мадам де Комбале глаза покраснели от слез, пальцы подрагивали, перо соскользнуло, рассыпая чернильные брызги на бумагу и на кружево, и первый вариант записки для г-жи де Бутвиль полетел в огонь. Пришлось утешать, уверять, что король без монсеньора не обойдется - в этом Рошфор хотя бы действительно был уверен - а ее величество дня за два, за три убедит себя, что причиной злосчастной вспышки было вовсе не высокомерие, а простая ревность слуги и ставленника - а разве она не давала поводов? Разве не приближала его врагов? А вот в этом втором он сам уверен совсем не был. Надежда еще была, но все-таки слишком много было желающих вокруг королевы-матери раздувать ее собственные подозрения в адрес самого удачливого из ее ставленников, ее собственную ревность, и политическую, и, так сказать, не только.

Отчаявшись добиться от переволновавшейся дамы толку, Рошфор дернул шнурок звонка, и практически сразу в двери сунулась запыхавшаяся горничная, очень хорошенькая - и застыла, выпялившись на незнакомого дворянина с таким потрясенным видом, словно у него на лице второй нос вырос. Рошфор чуть не выругался вслух: навстречу его высокопреосвященству в Фонтенбло выдвинулись сразу три двора, и короля, и обеих королев, и кого из слуг возьмут в такую поездку, и как перетасуют между ними обязанности, предсказать было невозможно, конечно, но что за чертово невезение? Едва скользнув по вытаращившейся простолюдинке презрительным взглядом, Рошфор распорядился, вложив в свой голос не более интереса, чем если бы обращался к предмету мебели - живо бежать к Вотье, и принести госпоже успокоительного питья - стараясь не думать хотя бы о том, что лекарь-то позлорадствует, узнав, что племяннице кардинала сегодня понадобилось лекарство от нервов. "Зачем вы с ней так? Хорошая девушка," - даже в таком состоянии г-жа де Комбале не забывала о доброте и снисходительности к низшим. "Простите, - Рошфор потер лоб, и признался, - я тоже расстроен".

И было, о чем расстраиваться. Возвращение кардинала, которое должно было быть триумфальным, обернулось неслыханным скандалом. Мария Медичи устроила победителю целую обструкцию: едва кивнула, встретила ехидными словами, обратила всю свою благосклонность - демонстративно - на новоиспеченного маршала Марильяка, брата канцлера, и на кардинала де Берюля. И монсеньор, вопреки обычной своей ласковой покорности, не остался в долгу. О том, что его высокопреосвященство способен сорваться и наговорить резкостей, особо приближенные, конечно же, знали - особенно когда кардинал бывал раздражен, устал или нездоров. Но никогда еще подобное не случалось на глазах у всего двора. К тому моменту, как в залу вошел король, королева-мать, позабыв о всяческом достоинстве, кричала на своего сюринтенданта: "Вы становитесь невыносимым!" На глазах своей и его свиты. На глазах королевы Анны и ее дам. Появление короля скандальную сцену, разумеется, прекратило. Кардинал, бледный как стена, тут же попросил его величество о разговоре наедине. А наедине - попросил отставки, и для себя, и для всех своих близких, включая Мари-Мадлен, о чем той только предстояло еще узнать. Выйдя от короля, монсеньор подозвал Рошфора, и, прежде чем уехать, дал ему поручение, которое, с точки зрения графа, свидетельствовало о том, что его высокопреосвященство смотрит на сегодняшнюю коллизию куда хладнокровнее, чем это выглядит со стороны. И это его хоть немного, но успокоило.

Добрая мадам де Комбале сочувственно прикоснулась к его руке, даром, что сама все еще всхлипывала и утирала слезы, и Рошфору почти стало стыдно. Так что питье у прибежавшей стремглав горничной он взял с холодным "спасибо, милая", впрочем, так и не удостоив ее взгляда. Через четверть часа записка была написана, хранительница гардероба и драгоценностей королевы-матери была хоть как-то готова вернуться к своим обязанностям, а Рошфор, с благодарностью поцеловав племяннице кардинала руку, поспешил в Париж. Фонтен, сопровождавший его в этот раз в поездке, отправился на улицу Юшетт с множеством инструкций и запиской для Бийо, а сам граф поехал прямо по полученному от мадам адресу.

Спешиваясь в сумерках у ограды домика, который занимала графиня де Люз, он думал уже не о Сюзон, которой еще нескольких строгих обидных слов, сказанных в коридоре, где ей вздумалось подсматривать, кажется, хватило, чтобы окончательно осознать свою ошибку, и выкинуть из головы самую мысль о сходстве высокопоставленного поклонника милой мадам де Комбале с неким ужасным мерзавцем, ничуть не похожим на дворянина, который, презренный трус, с июня зарекся даже на половину лье подходить к Люксемургскому дворцу после достопамятного пожара в самой спальне ее величества - не говоря уж о том, чтобы встречаться с кем-то из этого проклятого дома, где он сполна наглотался дыма, и натерпелся такого страху, и все по ее вине (хотя, конечно, ее вины тут не было ни на грош, и даже на приключение под крышей ее величества она согласилась ведь не без долгих уговоров). Так вот, не о Сюзон, которая по его, Рошфора, вине, потеряла звание личной горничной королевы-матери - проспала пожар! Не слышала колокольчика! Не откликнулась даже на крики госпожи, которая и сгореть могла! - и теперь большого интереса не представляла. А о совершенно другой женщине. Даже о двух - о той, что сейчас находилась под строгим арестом где-то в Орлеане, и о той, не менее интересной, с кем ему предстояло сейчас встретиться.

Отредактировано Рошфор (2021-07-23 12:56:56)

Графиня де Люз оказалась совсем молоденькой. И хорошенькой - из тех женщин, глядя на которых так и хочется улыбаться. Тут же Рошфор припомнил, что кардинал как-то раз в веселую минуту заметил, что именно в нее по уши влюблен Ронэ. И скучала она тут, в Нейи, похоже, отчаянно, судя по тому, как быстро вышла к совсем незнакомому человеку, и как рада развлечению. С какой, интересно, стати? Неужели Бутвиль запрещает жене выезжать в его отсутствие?
- Благодарю, что согласились принять меня, сударыня. У вас чудесный дом, - Рошфор улыбнулся в ответ, не скрывая, что очарован, поклонился, и не стал тратить время на дальнейшие предисловия, опасаясь, что, если начать с пустой болтовни и комплиментов, непремено появится какая-нибудь компаньонка, или подруга, не живет же графиня де Люз одна. - Хотя рекомендовала вам меня мадам де Комбале, я здесь по поручению монсеньора. Я должен сообщить вам о некоем происшествии, которое вас касается, и, может быть, попросить вашей помощи в неком деле.
Рошфор не принадлежал к тем мужчинам, которые раздевают в уме каждую симпатичную женщину, попавшуюся им на глаза, но именно г-жу де Бутвиль он в своем воображении моментально переодел. А что? Паж получился на вид довольно-таки убедительный - намного более убедительный, чем из большинства дам. А ведь под Ла-Рошелью она была еще на два года младше.

- Благодарю, вы очень добры, - внимательный взгляд Рошфору понравился; и то, что молодая женщина не пугается сходу, тоже. - Разве что немного хлеба и сыра, или что-то еще, что не доставит вам лишних хлопот. И не займет времени, - добавил он, давая понять, что отказывается не из одной вежливости. Вино, между тем, он с благодарностью принял, и тут же отхлебнул. День выдался чертовски нервный и длинный, и ел он по-человечески только ранним утром, за завтраком, в трактире в Фонтенбло, прежде, чем устремиться навстречу его высокопреосвященству. Но и тень усталости в его чертах заметил бы не всякий - тем более, что граф попросил слугу, которому поручил своего коня, пройтись щеткой и по костюму, и по плащу, стирая следы почти четырехчасовой дороги.

Получив возможность начать свой рассказ, Рошфор предварил его несколько странным предисловием:
- В том, что я вам сейчас расскажу, нет никакой тайны. Об этом болтают, и будут болтать еще больше.

Время откровенний о том, что всем и каждому знать не следует, настанет позже. Возможно. Не раньше, чем он составит свое мнение. И если для совместного приключения графиню привлечь не выйдет - то может быть, она хоть расскажет паре подруг их версию событий.
- Уже после подписания мира, - по форме это были, разумеется королевские эдикты, пожалованные подданным, но по сути, конечно же, мирный договор, пусть и содержавший капитуляцию более слабой стороны, - в Лангедоке разоблачили женщину, которая воевала на нашей стороне в мужском платье, - во взгляде Рофшора проскользнуло что-то отдаленно похожее на лукавство, но больше ничем, ни тоном, ни словами он не дал понять, что знает, кто тут еще не так уж давно подвизался в войсках в мужском обличье. - Мало того, она возила штабную почту, и была лично представлена монсеньору - разумеется, только как курьер. Я бы на месте тех, кто ее поймал, не стал поднимать шума, - зато потихоньку проверил бы ее связи, добавил он про себя, - но эта дама попалась не своему военному начальству, а местным. Выпила по случаю мира в прифронтовом трактире чуть больше обычного с сослуживцами, спела несколько песенок... Кто-то заподозрил в ней женщину, кто-то позвал городскую стражу... Ей вяжут руки, тащат прямиком в ратушу. Немедленно собирается толпа, которая требует расправы над "еретичкой" - сама она, надо сказать, похоже, что католичка, но немка, откуда-то из Силезии, для тамошней публики невелика разница. Там вообще очень недовольны той мягкостью, с которой его величество обошелся с мятежниками: у тамошних католиков к тамошним протестантам свои счеты, им, конечно, хотелось бы виселиц и костров, но - ни его величество, ни его высокопреосвященство им этого удовольствия не доставили. К тому моменту, как монсеньор узнал, что город на грани бунта, и послал своих людей, чтобы забрать ее - скандал разгорелся так, что замять его никаких шансов уже не было. Расстроенные, что такой деликатес, как аутодафе на центральной площади, у них ускользнул уже практически изо рта, горожане вообразили, что его высокопреосвященство прикрывает "протестантскую ведьму" своей властью. Взбеленились, решились жаловаться, и пошли за поддержкой к маршалу де Марильяку, известному своей святой жизнью и преданностью католическому делу, иначе сказать - изрядному ханже. Я вас не запутал еще, сударыня? - сделав паузу, Рошфор договорил. - В итоге, слухи дошли до Парижа и до двора, и приняли такой оборот, что угрожают уже и репутации его высокопреосвященства, и его отношениям с королевой и королем... Припомнили, что и под Ла-Рошелью в войсках, находившихся под командованием монсеньора видели переодетую женщину примерно такой же наружности. Светлые волосы, голубые глаза. И вот тут, сударыня, мне бы пригодилась ваша помощь.

Отредактировано Рошфор (2021-07-26 17:56:07)

- Что вы, да ведь это роскошь! - но прежде, чем воздать должное ароматному пирогу и вину, Рошфор все же ответил, очень серьезно. - Так делают многие, это правда. Но и следов остается при этом намного больше, чем многим представляется: всегда есть кто-нибудь, кто заметит, но до поры промолчит, - уж это он знал по опыту, и опыт этот приятным не был, что на миг отразилось в его глазах, - или даже те, кому вы сами доверились. Ведь даже дворянин, сполна наделенный честью, может не решиться скрыть то, что знает, если спросит, скажем, сама королева или король.

Пирог был свежим и вкусным, вино холодным, но Рошфор, сделав только пару глотков, поспешил вернуться к своему рассказу.

- Ее величеству королеве-матери представили дело так, что везде, где в последние годы сражался его высокопреосвященство, при нем находилась блондинка в мужском платье. А королева-мать, скажу я вам, ммм... слишком добрая католичка, чтобы это известие не привело ее в истинную ярость, - последнюю фразу Рошфор проговорил с улыбкой, явно намекающей, что эти его слова только эвфемизм. - Теперь, разумеется, она хочет знать, и все припомнят и то, что было, и чего не было. Лучшим способом все это прекратить, разумеется, было бы добыть доказательства, что монсеньор ничего не знал о той даме в Лангедоке, и сделать это быстрее, чем слухи дойдут до короля. Тут у меня есть кое-какие зацепки, но это опасные тайны, и я, признаться, не знаю, смею ли я вас ими отягощать. Но в первую очередь попрошу вас вот о чем: вспомните, пожалуйста, есть ли кто-то, кто может сейчас назвать ваше имя в связи с той дамой, что была замечена под Ла-Рошелью? У нас есть средства заткнуть лишние рты, или даже просто удалить человека на время из города, не причиняя ему вреда, если это друг. Но действовать нужно быстро.

Рошфор наконец смог обратить свое полное - с виду - внимание на пирог и прочие яства, незаметно наблюдая за реакцией племянницы Давенпорта. Испугается? Начнет отрицать? А может, обрадуется возможности ввязаться вновь во что-то увлекательное? Кардинал считал, что она слишком деятельна и живого нрава, чтобы сидеть без дела - и первое впечатление это суждение полностью подтверждало. Еще вопрос в том, насколько она доверяет его высокопреосвященству. Если бы речь тут шла о мужчине, уже выполнявшем поручения кардинала, Рошфор даже не усомнился бы. Но перед ним сидела женщина. Хорошенькая, замужняя. А пожалуй, еще и при любовнике, не без некоторого цинизма подумал он - что-то должно ведь ее развлекать в этом заточении? Что ж, если не захочет ввязываться - расспросить о Ла-Рошели, убедиться, что у нее есть алиби - уж в Лангедоке-то ее точно не было. Но тогда поручение станет намного сложнее и опаснее - останавливаться из-за такого пустяка, как отсутствие кандидатуры на главную роль в спектакле, Рошфор совершенно не собирался.

Отредактировано Рошфор (2021-07-28 17:36:57)

Предложить человеку защиту благое дело, а в данном случае даже долг, но навязывать - оскорбление. Так что Рошфор только коротко кивнул, принимая сказанное.

- А вы согласились бы показаться? - спросил он с ответной улыбкой. - Там, где вас могут за нее принять? Но тогда мне и правда придется поведать вам некую тайну об этой женщине.

- Ваше условие принято, сударыня, - Рошфор наклонил голову с полной серьезностью. Хотя в душе только что не фыркнул: господи, что она подумала? А потом сам себя оборвал вопросом - и почему?

Кардиналисты своих обычно не выдавали. И не подставляли так. Надо будет потом поинтересоваться, как и по чьей вине у племянницы Давенпорта возникло подозрение, что ее здесь могут использовать столь бесцеремонно. Сам Рошфор даже с Сюзон так не поступил бы - и не потому, что спал с ней, а потому, что когда-то монсеньор ей платил.

- А вот ваша тайна, - у графини де Люз так загорелись глаза, что он не стал томить. - Эта женщина - шпионка императора. Когда ее расспросили, она выдала тайник, и там была, среди прочего, записка. Шифрованная, это расшифровка, - Рошфор вынул из-за обшлага сложенный листок, и протянул ей.

На листочке простой бумаги красовались несколько небрежных строк, набросанных рукой Россиньоля - каждая буква отдельно, как будто писал младший школьник, еще не обученный связывать буквы в целые слова.
"Я жду вас <здесь дорожные инструкции - см. схему>, - эта часть, единственная была написана по-человечески, как пишут обычно грамотные люди, - каждый день после темноты начиная с 10-го. Я узнаю вас по этому платку. Вы меня узнаете по паролю - Савойя и Лангедок".
- Как видите, они друг друга не знают. Что ж, сударыня, если сказанное не привело вас в ужас, то план таков: вы явитесь в маске, объявите, что вас отзывают, и представите меня в качестве своего преемника. Заберете бумаги, если с вами захотят что-нибудь передать, и уедете, оставив меня там. Разумеется, в лесу будут и мои люди, которые вас проводят. На этом все кончится. Вы обяжете монсеньора, и приобретете вечного должника в моем лице.

Отредактировано Рошфор (2021-07-31 19:33:30)

Рошфор поднялся, обошел стол, и склонился, чтобы поцеловать графине де Люз руку.

- Это не только сложно, но и требует много смелости, и я бесконечно благодарен вам за согласие, - произнес он, поднося ее пальчики к губам. - Мы можем сделать это хоть нынче в ночь, если вы готовы. У меня есть лошадь для вас, но лишь под мужским седлом. Если вы предпочтете отправиться в женском... Есть у вас свое?

Фонтен должен был уже добраться до дома, и прислать сюда всех, кто должен был сопровождать их. И серая в яблоках Люсиль могла - в теории - ходить и под женским седлом, но только, черт побери... Рошфор знал множество дам, которые не отказались бы усесться в седло в штанах, и еще больше дам, которые содрогнулись бы от самой мысли. Но у него все еще не нашлось ни одной приятельницы, которая согласилась бы помочь ему натаскать животное даже на самые базовые боевые трюки, сидя у него на спине, как идиотка, боком, зацепившись коленкой за луку седла, и рискуя соскользнуть даже при небольшом, но резком, прыжке.

Полчаса Рошфор потратил не на еду. Между придворным из свиты его высокопреосвященства, и тем человеком, который решился бы выступить против своего короля во имя своей религии, должна была все же быть разница. Может быть, трудноуловимая, но должна. Так что, когда Франсуа де Кюинь вошел, черные волосы графа были небрежно рассыпаны по плечам, немного припудрены - по правде сказать, той мукой, котрую удалось наскрести с булочек. Черты лица представали чуть более резкими, нежели при первом знакомстве, кожа более тусклой, и в целом он выглядел так, что легко бы сгодился в отцы своему молодому спутнику.

- Thank you, lad. Go get a drink sometime, - во дворе Рошфор придирчиво осмотрел своего коня, остался доволен тем, как о нем позаботились, и в ладонь слуги-англичанина легла монета, которой хватило бы далеко не на одну выпивку.

Едва заметный французский акцент в своем английском ему истребить так и не удалось. А впрочем, примерно таким же щеголяла только что не половина тамошней аристократии. В те времена, когда он еще мог бывать в Лондоне под своим именем, его не раз спрашивали, не в родстве ли он с лордами Рочфордами - Рошфор, разумеется, отрицал даже дальнее знакомство.

- Это Бард, - убедившись, что после четырех часов - не скачки, разумеется, но быстрой езды из Фонтенбло - его любимец вывожен, как положено, передохнул, накормлен-напоен, и готов к новым приключениям, Рошфор погладил жеребца по бархатной щеке, и развернулся к графине де Люз, обнимая его за шею. Представляя коня так, как мог бы представить друга. - А это...

Ведя коня в поводу, он вышел за калитку, где их ожидали двое слуг. Жак остался чуть поодаль с двумя гнедыми, а Бийо подошел, с крепко сбитой четырехлетней кобылкой. Узду слуга тут же с поклоном отдал предполагаемому пажу, а своему хозяину протянул яблоко.
- Это Люсиль. Умная и резвая девочка. Только сама не своя от яблок, - Бард тихо заржал, и потянулся к товарке, но граф поднял руку в перчатке, разделяя их, и отводя морду своего жеребца, -  Ну-ка не шали, - и обратился снова к Эмили, - Под яблоней на ней лучше не проезжать, может заартачиться.
Рошфор достал из ножен кинжал, разрезал плод пополам, и отдал половину графине, а вторую тут же скормил своему коню, который, мазнув по перчатке губами, тут же увлеченно зачавкал угощением.

Отредактировано Рошфор (2021-08-03 02:25:15)

Рошфор внимательно наблюдал, как его новая спутница знакомится с лошадью, сам придерживая Барда, чтобы не мешать. Люсиль же стукнула копытом, нежно заржала, и потянулась снова к Эмили, почти уложила голову к ней на плечо, требуя если не нового угощения, то еще ласки.

- Ваше женское имя Маргарита Кауфер, - дождавшись окончания знакомства, Рошфор подошел ближе, - фон Кауфер, скорее всего. Ваш отец переметнулся на сторону протестантов, когда вам было лет шесть, оставил семью, и вы ему этого не простили. Ваша мать француженка, и говорите вы только по-французски. Это практически все, что мне известно об этой женщине, - обычно Рошфор готовился тщательнее, но у монсеньора было всего несколько минут, чтобы ввести его в курс дела. - Мужское - Флорантен де Брюней. Под этим именем вас знают в армии в Лангедоке. Вот ваша маска и ваш платок.

Черная шелковая маска оказалась у Бийо, а платок Рошфор достал из-за отворота рукава: обычный кусок полотна, обшитый тонкой полоской кружева, который мог принадлежать и мужчине, и женщине, с монограммой N и R в уголке, скорее всего не обозначавшей ничего.