Молодой нормандец, наводя порядок, что-то бурчал себе под нос. Хирург прислушался.

- Anima ispa... Ipsa!.. Est sanguis... Душа, стал быть... Плоть... Кровь душа... Душа плоти, вот.

- Арно, - усмехнулся врач. - Учи латынь. В аду с тобой никто не будет говорить по-французски.

В ответ на оклик он обернулся и всмотрелся в лицо раненого. Бледность успела отступить, но первый взгляд Барнье не удовлетворил. Он шагнул к лежанке и, заботливо набросив на плечи молодого человека сползшее покрывало грубой шерсти, приложил два пальца к его шее, туда, где проходила arteria carotis.

- Как вы себя чувствуете?

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

Хирург смотрел на бретера грустными умными глазами. Он мог бы сказать, что вовсе не рассчитывал отправлять Ронэ в объятия Морфея, что выпитая тем доза была совсем невелика и не должна была его усыпить, даже выпей он все рекомендованное врачом, но Барнье был человеком здравомыслящим и, к тому же, совсем не знал своего нынешнего подопечного. Поэтому он сказал:

- К сожалению, сударь, до сих пор я не имел чести знать, на что вы способны. Простите. Я только не хотел причинять вам лишних мучений, - и тут в глазах Барнье протаяла улыбка, так и не перешедшая на исполненное раскаяния лицо: - Когда больной спит, и хирургу легче.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

- Меньше часа, - врач принялся перебирать аккуратно смотанные отстиранные бинты, пытаясь понять, в каком мотке достаточно длины для перевязки раны на боку. - Капитан ждет вас к обеду, если вы пожелаете. Они с господином...

Он помолчал мгновение, вспоминая необычное имя.

- ...С господином Атосом? В командирской палатке.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

- Арно, позови мадам Фонтен, - чуть улыбнулся хирург, не задумавшись ни на мгновение, и подступил к раненому с бинтами в руках. - Позвольте, сударь, я закрою швы. Перевязанный герой выглядит гораздо привлекательнее, чем зашитый.

Арно опустил в ящичек последнюю склянку и вышел из палатки неспешным шагом не какого-нибудь там мальчика на побегушках, но будущего светила военно-полевой медицины, пока, правда, тусклого и неяркого. Как сказал бы его наставник, "иногда хотелось плюнуть и протереть".

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

- Помилуйте, какое здравомыслие у военных? - резонно заметил хирург, который кое-что об этом знал. - Если так, вы будете первым на моем веку.

Он промокнул корпией влагу вокруг стежков, обработал швы мазью, чтобы предупредить воспаление, и принялся бинтовать.

- Кстати, зачем вы носите эту повязку? - с любопытством осведомился Барнье, по-видимому, ничуть не опасаясь, что вопрос заденет благородного собеседника. Интерес врача был как искренним, так и непосредственным.

- Неужели как раз для этого?

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

- Да, конечно, - хирург поставил кувшин поближе к раненому и продолжил бинтовать, теперь уже - руку. - Я просто подумал... У вас такая хорошая зрительная память или зрение слева частично сохранено... Это любопытно с лекарской точки зрения, простите мне эти неуместные вопросы. Я не имел в виду ничего такого!..

– Вы слишком много думаете, – Теодор не поверил ни слову, и по его лицу это было трудно не понять. – «Частично сохранено». Так разве бывает?

- Конечно! - воодушевился хирург, оседлав любимого конька. Лица бретера он не видел, потому что был занят наложением повязки, но вопросительные интонации Ронэ буквально открыли врата красноречия: - Например, так называемые бельма, которые не всегда захватывают весь глаз и бывают даже не видны с первого взгляда, образовываясь внутри него; а последствия близких взрывов? А ожоги! Сударь, если позволите, я бы показал вам, у меня вон там в баночке такой глаз! Я не могу его сохранить, только не в этих условиях, он потихоньку начал гнить, но Арно успел зарисовать - вы бы только видели...

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.

Маркитантка немедленно улыбнулась, обнажив не очень ровные, но белые зубы:

- Камзол, сударь?

Она окинула взглядом шевалье, словно прицениваясь - брать, не брать? О чем она думала в этот момент, осталось неизвестным, но улыбка сделалась чуть шире:

- Есть два камзола и одна рубаха. Рубаха-то на вас будет, а вот камзол... Я вам принесу тот, что поприличнее. Штаны не нужны? Платки, перчатки? Может, перевязь?

Хирург, которому платили щедро, ни в чем особо не нуждался, но отказываться тоже не собирался. Во-первых, сегодня откажешься, завтра не предложат. Во-вторых, когда такие предложения делает дворянин, лучше соглашаться. Правда, северянин предпочел бы еще какие-нибудь стихи... К слову, о стихах!

- Вот это, - он улыбнулся и поднял со стола исписанный лист. - И если у мадам есть какое-нибудь тряпье, пусть ветхое и дырявое, которое никому не продать, но чистое... Мне всегда нужна корпия.

Подпись автора

Разум, единожды раздвинувший свои границы, никогда не вернется в границы прежние.