Тучи сошлись над головой сплошной серой пеленой, но сумерки еще не наступили, и на улицах было полно народу. Внешний вид бретера, бесивший его самого, не привлек, однако, чрезмерного внимания – по слухам, войска герцога де Роана находились где-то неподалеку, и наемники, даже самые непрезентабельные, не особо бросались в глаза. Теодор не так много времени провел в Памье, чтобы изучить город, а еще раз уточнять дорогу не хотел, но настигнутая ими стайка кармелиток, шмыгнувших почти сразу в подворотню весьма потрепанного особняка, позволяла думать, что они на верном пути. И указанный дом обнаружился там, где и сказала шлюха – так близко к одной из протекавших через город речек, что в воздухе витал отчетливый запах гнили.

Не доходя нескольких туазов до цели, бретер замедлил шаг.

– Боюсь, завидев меня, слуга захлопнет дверь. Не окажете ли вы мне любезность пойти первым?

Если из дома кто-то и осматривал возможных визитеров, то импозантная фигура парижского гостя явно произвела правильное впечатление. Дверь распахнулась почти сразу. Упитанный лакей почтительно поклонился и отступил чуть в сторону. Портос шагнул внутрь, придержав за собой дверь.

Хищно ухмыльнувшись, Теодор перебежал через улицу, присоединяясь к товарищу. Угодливую улыбку слуги как ветром сдуло.

– Куда? – пробормотал он, явно не зная, как титуловать новоприбывшего. – Это… куда?

– В гости, любезнейший. Господин Гийо принимает?

Лакей замялся.

– Да… нет… то есть нет его.

– Как это мило. А где именно его нет? – Теодор сунул ему в руки свой плащ и шляпу. И то и другое отнюдь не первой свежести и новизны. – Где он сейчас не находится?

– Нет его, – лакей безуспешно попытался вернуть тряпье хозяину. Брошенный им через плечо взгляд позволял заподозрить, что хозяина дома следует искать на втором этаже.

– Всегда, – кивнул Теодор и толкнул дверь. За ней обнаружился небольшой, но уютный кабинет, столь заставленный мебелью, что даже войти в него было трудно. Хотя на улице едва начало смеркаться, бордовые занавески на единственном окне были уже опущены и комнату ярко освещало пламя пяти свечей в серебряном подсвечнике, искусно выполненном в виде трех полуобнявшихся граций. Хозяин дома занимал место у камина, положив обе ноги на обитую бархатом скамеечку. В одной руке он держал бокал, а в другой – искрящийся хрусталем графин, до половины заполненный рубиновой жидкостью. Которая щедро выплеснулась ему на колени, когда, повернув голову, он узнал посетителей.

– Г… – выговорил он, опровергая тем самым сделанное когда-то одним из учителей Теодора предположение, что разговаривать одними согласными невозможно. – Г… х…

Он попытался вскочить, опрокинул скамеечку, споткнулся о нее, выронил бокал, мягко шлепнувшийся на ковер, и что было силы вцепился в каминную полку.

– Не ждали, сударь? – Бретер нашел на серванте другой бокал и забрал у Гийо графин. – Я пришел за своей шпагой.

- З… з… - Гийо тщетно пытался вытолкнуть из себя какое-то непослушное слово, но внезапно обретенное заикание никак не давало ему это сделать, так что Портос даже ощутил нечто вроде сострадания. Еще останется заикой на всю жизнь. Он чуть было не похлопал беднягу свободной рукой по спине, чтобы застрявшее в глотке слово наконец-то проскочило.

– З… за к… какой… шпа… шпагой?

Всякий намек на веселость исчез с лица бретера. Он протянул бокал Портосу и шагнул навстречу Гийо.

– За моей шпагой. Она у меня одна, и я ею очень дорожу. Гораздо больше, чем вашей жизнью, сударь. А может быть, и своей. Что вы с ней сделали?

Заметно побледневшее лицо Гийо слегка просветлело. Агонизирующий взгляд, брошенный им на противоположную стену, мог бы объяснить причину. Там, прикованная серебряными цепочками к гобелену, висела иззолоченная и богато украшенная шпага, судя по клинку, еще прошлого столетия.

– В… в… в…

Так и не сумев выдавить из себя нужное слово, он ткнул пальцем себе под ноги.

– Ваша лаконичность вызывала бы восхищение, если бы сочеталась хоть с каким-либо смыслом. Внизу, в кладовке, в погребе? В аду, наконец?

Гийо вытянул дрожащую руку, указывая пальцем на лакея, которого по-прежнему придерживал мушкетер.

Не найдя третьего бокала, Теодор отхлебнул прямо из графина.

– Ну что вы, сударь, зачем же вам утруждаться. Если мой друг не откажет… – Он вопросительно взглянул на Портоса, тот ответил кивком, и бретер продолжил: – То этот ваш молодец и сходит. А то, может, в этом сундуке еще что-нибудь любопытное найдется. Например, этот злополучный вексель. А мы с вами тем временем обсудим судьбу моей лошади. И других вещей.

– Т-т-там, – Гийо, пусть не вполне еще излечившись от заикания, явно начал соображать. – М-м-мешочек. – Обеими руками он изобразил что-то вроде колбасы в локоть длиной. – Мешочек.

Ключи мелко звенели, когда он протянул их не то мушкетеру, не то слуге.

Сколь лаконичен был слуга, столь же многоречив оказался его господин. Не вполне по собственному желанию. Но Теодор, едва дверь закрылась за Портосом и его подопечным, выдернул из-за пояса выщербленную дагу.

– Почему вы приказали арестовать господина… моего друга?

Гийо шарахнулся и чуть не влетел в камин. Оброненный бокал на полу жалобно хрупнул под его ногой.

– Он… он… я… мы… вы…

Поток местоимений иссяк в тот же миг, когда кинжал чиркнул по его щеке, оставляя бледно-розовую царапину. Так был затуплен клинок, что даже не рассек кожу.

– Он! – взвыл Гийо. – Назвался! Как вы! Мы думали, на выручку… Мы ждали…

– Ждали, что кто-то придет мне на помощь. Почему вдруг?

– Вы… Сударь, только не гневайтесь… Вы же Шалабра… того… Мы думали… Ведь по поручению же, ведь не просто так…

– А кому служил месье де Шалабр, что вы так в этом уверены?

Гийо замялся, отшатнулся от нового движения клинка.

– Я скажу! Господин герцог…

– Роан? – уточнил Теодор. – Ну что же. Он сделал ошибку.

Фраза была намеренно двусмысленной, и Гийо заметно посерел, решив, как видно, что его деверь был не просто предателем, но предателем дважды. А может, опасаясь подобной же участи для себя.

– Я… я ничего не знаю!

– Вас матушка в детстве не учила, что лгать нехорошо? Надо же, как заразителен дурной пример. Вот и слуги ваши…

Договорить он не успел: дверь вновь распахнулась, пропуская Портоса, одной рукой по-прежнему придерживавшего за ворот того же лакея, а в другой державшего шпагу, при виде которой лицо бретера осветилось счастливой улыбкой.

– О! Благодарю вас, сударь.

Забывая про свою жертву, он поспешил навстречу мушкетеру.

– Нет, но это было главное. Благодарю вас, – бретер выдвинул клинок на ладонь, как если бы опасался, что за время разлуки шпага успела измениться. Коснулся пальцем блестящего лезвия и вновь обернулся к Гийо. – У меня была лошадь.

– Т-т-так это, сударь… – Деньги явно были дороже сердцу хозяина дома, чем политика, и он вновь начал заикаться. – Лошадь же… она… она это… кушает…

– Да что вы говорите! И где она кушает?

Гийо замялся. Лакей прочистил горло, покосился на Портоса, вжал голову в плечи и промолчал.

– В-в-ваша милость… Леруж же… хозяин трактира который… он, это…

– Счел возможным распорядиться моей лошадью по своему усмотрению. Но я-то спрашиваю вас. Вы же не хотите, чтобы я поселился в этом городке?