Зал на улице Арфы выглядел не особо презентабельно.  Интересно все-таки, почему господа, бывавшие прежде в фехтовальном зале графа Бутвиля, остановили  свой выбор именно на нем? Или трактирщик что-то перепутал?  Впрочем, разберемся на месте…   

Илер переступил порог зала Мендосы с уверенностью человека, который бывал здесь уже не единожды. И тут же предложил дворянам, пришедшим, судя по всему, немногим раньше него:

-  Господа, не желаете ли немного побеседовать, например,  двое на двое?

Желающие нашлись сразу. Звон клинков  мгновенно отодвинул в сторону сомнительные радости дождливого дня и мысли, от которых никаким вином  не спасешься. Вот и прекрасно… 
А все расспросы будут потом, за бокалом вина.

Теодор успел сбросить камзол и остался в одной промокшей насквозь рубахе. Волосы его слиплись, а лицо блестело от пота.

– Трижды, – подтвердил он. – Но Коссье – дважды.

Он не отдышался еще, и оттого был краток. Все три попадания пришлись на последние минут пять, и последнее, спорное, стало для Рибейшона возможным лишь потому, что он не успел парировать выпад Коссье.  Одно потерянное мгновение – и четвертый пропущенный удар. Впрочем, дважды еще никто не умирал.

Дверь фехтовального зала распахнулась, пропуская еще одного посетителя, Ласети, который кивнул приятелям и с интересом глянул на фехтующих, прежде чем пойти к Мендосе за подходящим клинком.

Новый поединок оказался ненамного интересней предыдущего – юнцы только мешали друг другу. Потому закончилось все достаточно быстро. Илер снова поблагодарил молодых людей (во всяком случае, благодаря им ему удалось хотя бы немного привести мысли в порядок) и направился к столу в надежде найти более достойных противников, а при удачном раскладе - и собеседников. Шевалье поприветствовал собравшихся там легким поклоном и тут же поинтересовался:

- Неужели прежние завсегдатаи зала графа де Бутвиля ныне предпочитают вино интересной беседе?

Отредактировано Илер де Корнильон (2016-08-21 23:02:35)

Что за черт - опять он ведет себя как мальчишка…..  Илер закусил губу. К этому моменту молодой человек уже вполне осознал, что разговор следовало начинать совсем по-иному. Вспомнил, что сюда он пришел вообще-то не нарываться на неприятности, а наводить справки, и что одно другое исключает в принципе. Потому шевалье не стал затягивать с извинениями:

- Господа, я чувствую, что нарушаю какие-то принятые здесь правила. Но я впервые здесь, я недавно вернулся в Париж после долгого отсутствия. Надеюсь, вы меня извините.

Молодой человек окинул взглядом оставшихся за столом и добавил с улыбкой:

- Могу ли я теперь надеяться я на интересную беседу?

- Шевалье де Корнильон, -  назвал свое имя молодой человек, в который уже раз убедившись, что он многое отдал бы за то, чтобы называть при знакомстве совсем другое имя – то, которого он более не был достоин.

А потом сразу ответил Тьерво: - В этом нет ничего удивительного, сударь – побывать там мне не довелось, ввиду как раз тех обстоятельств, о которых я только что говорил. Но слышал о нем я не единожды...

Его новые знакомые с интересом наблюдали за поединком в дальней части зала. О да, там действительно было чем любоваться. Но настроение Корнильона ныне меньше всего располагало к созерцательности:

- И все же, господа, позвольте еще раз предложить вам беседу, которая, смею надеяться, вас не разочарует…

Рибейшон был прав – как раз в этот момент Теодор пропустил укол в бедро. И что с того, если сам в то же время попал в грудь противнику? При его роде занятий с поля боя нужно уходить на своих ногах.

– Еще одно очко? – предложил он.

Саруйль, уже расплывшийся в улыбке, чертыхнулся.

– Я думал, я снова вас сделал, – дружелюбно заметил он. Пока, как он ни старался, чистая победа ему не давалась. И, как бы он ни старался это скрыть, это его явно задевало. – Согласен, но – последнее. Без права отыграться.

Теодор скрыл улыбку. Совершенство недостижимо, но гордиться собой, хоть немного, он мог. И атаковал со всей стремительностью, какую ему только позволяла сковывающая все члены усталость.

То, что происходило сейчас между Теодором и Саруйлем, никто не назвал бы красивым. В этом не было уже ни грана искусства – одно лишь упрямство. И жалящее душу воспоминание о неком поединке на дороге в ставку кардинала под Ларошелью. Доводя себя до изнеможения в зале Мендосы, в еженедельных схватках с Портосом, в редких, по необходимости, но оттого лишь более драгоценных встречах с Рошфором, Теодор всякий раз задавал себе все тот же вопрос – сумел бы он победить на этой дороге сегодня? И не находил ответа.

В этот раз все кончилось быстро, уколом в колено, который он пропустил, обманувшись простейшим финтом. Саруйль был в восторге. Теодор сквозь зубы поздравил его с победой – сухая любезность, которая никого бы не обманула.

– Вы слишком устали, – великодушно отозвался Саруйль, – мне следовало дать вам больше времени на передышку, но шевалье де Ласети нынче был грубее даже обычного, а мне не хотелось бы его потерять – он всегда мне проигрывает, а мне отец опять шлет нотации вместо денег.

Теодор невольно улыбнулся, слишком это было забавно. Сунул рапиру подмышку, взял Саруйля под локоть, и они вернулись к столу. Где к трем его бывшим противникам прибавился юноша – тот самый, что ранее развлекался с местной мелюзгой.

– У сеньора Мендосы новый ученик?

Вопрос не был обращен ни к кому прямо. Но что незнакомец не был приятелем никому из троих, было очевидно.