Промучившись без сна несколько часов, миледи отказалась от дальнейших попыток уснуть и поднялась с постели, чтобы зажечь свечу. Рассматривая при ее колеблющемся свете свое отражение в зеркале, она никак не могла поверить, что на свете существует мужчина, способный добровольно отказаться от нее. Появившееся было нелепое сомнение в собственной привлекательности быстро покинуло миледи. Она прекрасна, а Теодор - глупец. И упрямец. Он заслуживал того, чтобы быть наказанным, но миледи не ожидала, что наказывает таким образом и себя. А ведь она привыкла получать то, что хочет.
И сейчас она хотела Теодора.
Но Анна понимала, что просто появиться перед ним во всей своей полуодетой прелести будет недостаточно. Все, чего она добьется - новая порция оскорблений и нелицеприятных сравнений. В его глазах миледи - женщина без чести. Собственно, он абсолютно прав. А таким, как он, нужно видеть в женщине ангела. Может быть, имеет смысл притвориться ангелом? Несчастной жертвой обстоятельств...

"Я обязан ему только жизнью", - вспомнились ей слова Теодора. Значит, нужно убедить шевалье, что она обязана кардиналу большим, чем жизнь.
И гораздо большим, чем эта его драгоценная честь.

Анна нежно улыбнулась своему отражению. Настроение ее улучшалось. Она еще немного полюбовалась на свое отражение, а затем погасила свечу, вернулась в постель и... закричала. Так кричит человек, которому приснился кошмарный сон. Умолкнув, она прислушалась, а затем вскрикнула еще раз. Вдруг Теодор с первого раза не услышал?

Разыгрывать жертву ночного кошмара в темной комнате было довольно просто. Услышав голос Теодора, Анна, всхлипывая, заметалась на постели. Ей очень хотелось посмотреть, что делает ее телохранитель, но она не решилась открыть глаза. Игра должна быть чистой.

- Нет... нет, пожалуйста, -  простонала она тихо, но так, чтобы Теодор расслышал.

Миледи даже удалось заставить себя заплакать по-настоящему - на тот случай, если Теодор зажжет свечу. Редкий мужчина сможет оставаться равнодушным при виде женских слез.

Прикосновение его рук вызвало сладкую дрожь в ее теле. Анна даже не попыталась ее скрыть - ведь от кошмарного сна тоже можно дрожать. Но "просыпаться" она не спешила. Пусть Теодор подольше побудет рядом с ней, пусть прочувствует, от чего он отказался, пусть поймет, какой чудесной могла бы быть эта ночь, если бы не его предубеждение.

А потом придет время поговорить.

Анна прерывисто вздохнула, застонала, ее голова заметалась по подушке.

"Видишь, какой ужасный сон меня мучает? Разбуди же меня скорее..."

Рядом с Теодором, который больше не оскорблял, а, напротив, нежно ее успокаивал, было так хорошо, что хотелось подольше растянуть это удовольствие. Но Анна, боясь показаться неестественной, решила, что нужно все же просыпаться.
Вздрогнув, миледи открыла глаза и, делая вид, что все еще находится во власти мучивших ее во сне страхов, нашла руку Теодора и судорожно сжала ее.

- Снова этот сон, - прошептала Анна с отчаянием. - Мне не избавиться от него до конца жизни...

Затем миледи, будто бы придя в себя окончательно, приподнялась с постели и посмотрела на своего телохранителя.

- Я разбудила Вас. Простите...

Играть выбранную роль несчастной жертвы было одновременно и приятно, и невероятно трудно. Послать бы к черту притворство и дать волю охватившим ее чувствам... Но женщина, которую спасли от кошмара, вряд ли станет кидаться с недвусмысленными объятиями к своему спасителю. По крайней мере, не сразу.
К тому же, он ведь еще и не знал, что она "жертва". Мало ли что там ей приснилось. Нужно было повернуть разговор в правильное русло, да еще и незаметно.

- Не снились... - вздох, пауза. А потом, словно в порыве откровенности, обычно ей не свойственной:

- С Вами я чувствовала себя защищенной. Удивительное ощущение. Непривычное. Мне было так спокойно...

Снова вздох - в нем должно было слышаться сожаление об утраченном. Анна очень постаралась, чтобы слышалось.

- Этот кошмар преследует меня давно, с тех самых пор, когда я поняла, что осталась одна. И что только от меня теперь зависит...

Миледи вздрогнула, замолчала, уткнулась головой в плечо Теодора и почти по-настоящему всхлипнула. Хорошо было бы заплакать - плачущую женщину нужно утешать, а лучше объятий утешения еще не придумали. Но слезы уже были, а повторяться Анна не любила.

Его близость кружила ей голову и мешала сосредоточиться на выдуманной истории. В какой-то момент Анна была готова отложить на потом все разъяснения, но одернула себя. Нет. Вначале - игра, затем - долгожданная, восхитительная награда.

- Меня уже защитили, Теодор, - самым печальным голосом, на который была способна, проговорила миледи. - Защитили так надежно, что я больше не принадлежу себе.

Она приподняла голову, чтобы он сумел разглядеть, какое несчастное и обреченное у нее выражение лица.

- Вы все правильно сказали - там, в гондоле. Да, я совершаю бесчестные поступки. И поистине заслужила называться тем словом, которым Вы меня назвали. И я буду поступать так и дальше. Потому что у меня нет выбора. Видит Бог, я бы давно наложила на себя руки, но если меня не станет, что будет с...

Миледи запнулась - посчитав, что достигла нужной степени трагизма. Но финальный аккорд должен прозвучать среди абсолютной тишины, поэтому она потянула время и лишь потом договорила:

- ... с моим ребенком?

Ну вот, наконец-то, все приготовления закончены, все наводящие и подталкивающие слова сказаны. Осталось главное. Игра ради самой игры. Притворство ради собственного удовольствия. Высшее наслаждение, недоступное большинству.

- Да, с моим ребенком. О нем никто не должен знать. И монсеньор позаботился об этом. Теперь даже я не знаю, где его держат...

Дав Теодору немного времени, чтобы осмыслить услышанное, Анна заговорила снова:

- Его забрали у меня совсем крошкой. Я тогда только начинала свою службу у Ришелье. Он дал мне поручение. Я должна была ехать... сейчас уже неважно, куда. Ночью ко мне пришли какие-то люди. Они стали требовать, чтобы я раскрыла им планы монсеньора. Но я не могла им ничего раскрыть, даже если бы хотела. Тогда они... вытащили Френсиса прямо из его кроватки. Сказали мне, что у меня есть время подумать до утра. И что утром, если я не образумлюсь, они вернут мне Френсиса... точнее, только его голову...
Голос миледи дрогнул и оборвался в нужном месте. Но она не стала затягивать паузу.

- Я была в отчаянии. И бросилась к монсеньору. И... он помог мне. Его люди - я не представляю, как - нашли моего мальчика. Но мне его дали только для того, чтобы я с ним могла попрощаться. Монсеньор сказал, что теперь будет лично следить за безопасностью Френсиса. Что через него мной будет легко манипулировать. Что я потеряю всю ценность, как его агент... он много чего наговорил тогда. И теперь я вижу моего сына всего лишь несколько раз в год, когда его привозят в Париж, чтобы я убедилась, что с ним все хорошо...

Миледи выпустила Теодора и слегка отстранилась. Осталось договорить совсем немного.

- С тех пор меня преследует один и тот же кошмар. Я вижу трупы моих слуг... я вижу няню Френсиса с перерезанным горлом. Вижу тех негодяев... вижу, как моего мальчика хватают и уносят... а я ничего не могу сделать... И потом я вижу его пустую кроватку. И вот это - самое страшное, самое ужасное...

Словно выбившись из сил, миледи опустилась на подушку.

- Теперь понимаете, Теодор? - шепнула она. - Я сделаю все, что он скажет...

- Ошибка?! - Анна едва не вышла из роли убитой горем жертвы. Каков наглец! Она устроила целое представление, сочинила такую душещипательную историю, после которой ему не оставалось ничего иного, как посчитать ее несчастной мученицей и броситься с утешениями. А вместо этого Теодор решил оправдать кардинала. Избавить его от несуществующей вины.
Порой судьба преподносит удивительные сюрпризы. И некоторые из них весьма неприятны.

"Столько трудов потрачено впустую. - Анна закрыла руками лицо. - А какая могла бы быть великолепная ночь".

- Забудьте все, что я Вам сказала, Теодор, - не отнимая рук от лица, попросила она сдавленным голосом. - Разумеется, это ошибка. Его Высокопреосвященство - святой человек. А я совершаю всевозможные гнусности лишь потому, что мне это очень нравится...

Затаив дыхание, Анна вслушивалась в слова Теодора, и ее переполняло знакомое, пьянящее и окрыляющее ощущение одержанной победы.
Поверил! И в нечистоплотность Ришелье поверил, и в то, что она - всего лишь жертва обстоятельств... Но ее эйфория быстро пропала, когда она поняла, что перестаралась. Теодор хотел говорить с монсеньором. Миледи представила недоумение кардинала, если бы к нему в самом деле явился шевалье и завел разговор о ребенке несчастной леди Винтер.

- Ни в коем случае, Теодор! - Анна испуганно вздрогнула. - Об этом ведь никто не должен знать. И монсеньор не должен знать, что Вы знаете, иначе...

Договаривать она не стала. Потянулась к Теодору, словно ища защиты от всех ужасов, которыми якобы заполнена ее  жизнь. Прижалась к нему, старательно дрожа всем телом.

- Пожалуйста, не уходите больше... хотя бы до утра.