Просыпаться совершенно не хотелось. Под одеялом было тепло и уютно, а где-то за пределами сладкого сна ждала целая свора зубастых дел и забот, хищно облизываясь и роняя слюни с клыков перед тем, как накинуться на бедную жертву.
И Эжени позволила себе несколько лишних минут понежиться в постели с закрытыми глазами, а потом откинула край одеяла, надеясь, что хотя бы утренняя прохлада вытащит ее из сонного забытья. Так что взгляд Теодора упал на сладко потягивающуюся обнаженную женщину, которая неторопливо перевернулась на живот, обняла подушку, словно не собираясь с ней расставаться, и с любопытством спросила, явно имея в виду крики за окном:

- Неужели это она вам?

Эжени совсем не собиралась сейчас соблазнять бретера, но и не дразнить его не могла. От некоторых воспоминаний о минувшей ночи взгляд южанки откровенно туманился.
Нужно было вставать и одеваться. В мужское, Дева Мария. И искать жилье. И искать врача, и ехать за Эмили. В таком виде, потому что найти платье она не успеет. Надо же, целый десяток поводов, чтобы полежать еще чуточку. Совсем чуточку.

Эжени ответила не сразу, прислушиваясь к скольжению мужской ладони.

- Она выучила их специально для вас, - улыбнулась южанка. Скрывать смущение было бесполезно, краска мгновенно тронула скулы. Она шевельнулась, пытаясь мягко уйти от прикосновения и в то же время не заставить Ронэ убрать руку совсем.
Бретер был вторым мужчиной, кто заставлял ее краснеть в постели. Первым был первый.

- Меня будут ждать, - не без сожаления заметила Эжени, думая, не воспользоваться ли этим как предлогом. Но голос ее успел уйти в глубокий бархат, и она мысленно чертыхнулась. Ронэ ужасно на нее действовал. Но так приятно.

– Вы стоите ожидания, – отозвался бретер. Не думая, что она захочет обратить его слова против него, он чувствовал ее желание. Чувствовал себя трутом, к которому поднесли огонь. – Не будьте слишком уж доброй христианкой, мадам.

Эжени все-таки ускользнула от него, чтобы тут же вернуться, но уже встав на колени на одеяле и прикасаясь обнаженной грудью к одежде Ронэ.

- Ваша маленькая подруга, - пояснила она так близко, что это больше было похоже на едва ощутимый поцелуй. - Я обещала забрать ее утром.

Эжени уже совершенно не хотелось с ним спорить, но тут ей пришло в голову, что для этого не обязательно прекращать. И она легонько потянула бретера за ворот, привлекая его к себе (и на себя) для нового поцелуя.

- Я обещала, - шепнула она, то прикасаясь к его губам, то ускользая от них и глядя на Ронэ таким лукавым взглядом, что впору было заподозрить неладное. Он мог захотеть раздеться, но южанка как раз в этот момент поймала его в плен между нежных бедер и легонько сжала, не позволяя отстраниться.

- И у меня ужасно много дел, - она чуть заметно улыбалась, оставляя жаркие поцелуи там, куда дотягивалась. - Найти жилье. Найти врача. Зайти к зятю. Забрать подругу...  Мы быстро? Вы обещаете?

– Мадам, о мадам, – Теодор слегка задыхался. Опираясь на одну руку, другой он расстегивал штаны. – Если вы этого хотите…

Этот огонь в ее взгляде, эта дьявольщинка. Приоткрывшиеся в немом призыве губы. Он тоже не хотел с ней спорить. Сейчас – не хотел. И потому не сказал, что к зятю она не пойдет.

- Хочу, - соблазнительно улыбнулась южанка, отпуская ворот бретера и запуская руку ниже, к завязкам его штанов. Их пальцы встретились. Эжени смотрела в лицо Ронэ, не отводя взгляда, и только чуть улыбнувшись, когда ладонь наполнилась нежным и одновременно твердым теплом.

- А как вы хотите? - выдохнула она, чуть плотнее сжимая пальцы. - Так хорошо?

Она показала, как, и это было совсем не быстро. И она не стала делать паузу после вопроса.
Эжени невольно вспомнила, что он делал с ней перед их первым уходом из гостиницы. И повторила там, где для него это было чувствительнее всего.

- Нет, мадам, нет, - взмолился Теодор. В этом безумии, в блаженной судороге всех чувств, не было ничего для нее, его так не учили. - Тогда все кончится... слишком быстро. Эжени...

Тембр его голоса отзывался внутри приятной дрожью и заставлял ее таять без всяких ласк, и все же южанка медленно разжала пальцы, согревая его единственно теплом ладони. Она не позволила бы ему остыть, но готова была позволить отдышаться. И осторожно, убийственно медленно направила его в другое тепло, чтобы прижаться и замереть, удерживая хрупкое равновесие и остро чувствуя в неподвижности как бьются их сердца, словно каждый удар отдавался там, где сливались тела.

Она не ответила, тихо улыбаясь, всем телом впитывая остатки жара, заново проживая его вспышку, его прерывистое дыхание, то короткое мгновение, когда он целиком принадлежал ей, сладкую судорогу, от которой до сих пор сводило бедра. Она любила это ничуть не меньше, чем приходить к финишу первой, но только тогда, когда могла считать это признанием своей желанности. Как сегодня. Приложив к этому и страсть, и руки.

- Моя вина, - шепнула она несколько ударов сердца спустя, все еще улыбаясь. - Потом. Позже извинитесь. Если захотите.

Улыбка стала чуть более лукавой, но самую чуточку. Боже, они, наверное, опять не закрыли дверь. Нет, так дальше жить нельзя.

Ронэ решил все за нее и в других обстоятельствах Эжени не стала бы возражать, он и так ужасно много для нее сделал, и даже жизнь спас. Но в его планах не оказалось места для ее планов, а их непременно надо было осуществить.

- Завтрак? - улыбнулась она в ответ и легонько хлопнула в ладоши. - И, может, теплая вода? Чудесно. С вашего разрешения, после я попрошу вашего слугу сходить за врачом, а мне нужно отыскать Армана, - она слегка нахмурилась. - Он должен знать, что происходит. Скажу, что влезла в дом по своему почину, с подругой, и все это увидела.

Теодор помедлил. За водой он мадам Пети посылать бы не стал. Но говорить любовнице, чтобы она дождалась Паспарту… И тут он думать забыл о горячей воде.

– Нет, ни в коем случае, – отрезал он. – Арман это ваш брат? Не ходите к нему. И вообще не ходите никуда, где вас могут ждать. Вас пытались убить. Кто бы это ни был, не вздумайте облегчить ему работу.

Он мог бы сказать прямо. И не мог. Это был его друг. И ее брат. Но если она это поймет… Нет, сначала он хотел забрать оттуда мадам де Бутвиль.

Эжени выдержала короткую паузу. С мыслью, что ее хотели убить, она уже как-то свыклась и утешала себя тем, что все это могло быть ошибкой. И объятия бретера не давали слишком задумываться о грустном, хотя поводов было хоть отбавляй. Но сейчас Ронэ был так серьезен!..

- Я ничего не могу понять, - наконец вздохнула она и села в кровати. Нужно было одеваться. Оставаться голой в отсутствие Теодора совершенно не хотелось. Хоть сорочку накинуть. А может, походить пока в мужском. Мадам Пети, наверное, и так черт-те что о ней думает, хуже не станет. Куда хуже?.. И про убийцу не расскажешь, мадам испугается, или начнет расспрашивать. А что рассказывать? И не хочется, и нечего.

- Меня не выгодно убивать. От этого никому никакого толку, - она пожала плечами. - Клейрак первый, кто приходит в голову, но это абсурдно. Да, он один знал про гостиницу, и ведет он себя странно, но чем я могу ему помешать? Привлечь чье-то внимание к болезни сестры? Да ему достаточно дверь закрыть. А скандалить я совсем не умею.

Эжени на мгновение опустила глаза. Политика?! Это было не про нее. Она никогда не имела ничего общего с политикой и ориентировалась в ней по рассказам родни и письмам брата. Ненависть? Деньги? Это было возможно, но так неожиданно. И она не могла прятаться вечно. И этот срок до пятницы, четко обозначенный сестрой и монашками, вынуждал ее действовать, а не забиваться в угол.

- Ваша подруга не будет в безопасности рядом со мной, да? - вдруг поняла она. - Теперь уже. Только если о нашем жилье никто не будет знать... Хорошо. Я составлю такое письмо брату, чтобы он тоже не знал. Но написать про все это безумие я должна.

Она безгранично доверяла д'Авейрону, но чем меньше людей будет знать, где они поселились, тем лучше. Потому что за гвардейцем можно следить так же, как за неосторожной женщиной. Благородному человеку так легко не заметить соглядатая, когда сам он не способен на низость.

- И побыстрее забрать Эмили. Они ужасны, эти монашки и весь этот дом! - последнее сказано было явно в сердцах, и Эжени соскользнула с постели, чтобы найти свою одежду.