Французский роман плаща и шпаги зарисовки на полях Дюма

Французский роман плаща и шпаги

Объявление

В середине января Французскому роману плаща и шпаги исполнилось 17 лет. Почитать воспоминания, связанные с нашим пятнадцатилетием, можно тут.

Продолжается четвертый сезон игры. Список желанных персонажей по-прежнему актуален, а о неканонах лучше спросить в гостевой.

Текущие игровые эпизоды:
Посланец или: Туда и обратно. Январь 1629 г., окрестности Женольяка: Пробирающийся в поместье Бондюранов отряд католиков попадает в плен.
Как брак с браком. Конец марта 1629 года: Мадлен Буше добирается до дома своего жениха, но так ли он рад ее видеть?
Обменяли хулигана. Осень 1622 года: Алехандро де Кабрера и Диего де Альба устраивают побег Адриану де Оньяте.

Текущие игровые эпизоды:
Приключения находятся сами. 17 сентября 1629 года: Эмили, не выходя из дома, помогает герцогине де Ларошфуко найти украденного сына.
Прошедшее и не произошедшее. Октябрь 1624 года, дорога на Ножан: Доминик Шере решает использовать своего друга, чтобы получить вести о своей семье.
Минуты тайного свиданья. Февраль 1619 года: Оказавшись в ловушке вместе с фаворитом папского легата, епископ Люсонский и Луи де Лавалетт ищут пути выбраться из нее и взобраться повыше.

Текущие игровые эпизоды:
Не ходите, дети, в Африку гулять. Июль 1616 года: Андре Мартен и Доминик Шере оказываются в плену.
Autre n'auray. Отхождение от плана не приветствуется. Май 1436 года: Потерпев унизительное поражение, г- н де Мильво придумывает новый план, осуществлять который предстоит его дочери.
У нас нет права на любовь. 10 марта 1629 года: Королева Анна утешает Месье после провала его плана.
Говорить легко удивительно тяжело. Конец октября 1629: Улаф и Кристина рассказывают г-же Оксеншерна о похищении ее дочери.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Без бумажки ты - букашка... 3 декабря 1628 г.


Без бумажки ты - букашка... 3 декабря 1628 г.

Сообщений 1 страница 13 из 13

1

Предыдущие эпизоды:

Я иду тебя искать... 28 ноября 1628 года
Не в свою лужу не садись. 2 декабря 1628 г, день
Отпущение грехов по всем правилам. 3 декабря 1628г.

Отредактировано Milаdy de Winter (2017-06-03 23:20:20)

0

2

Выйдя от кардинала, миледи испытывала такую жгучую ненависть к Атосу, что, попадись он ей теперь на глаза, она набросилась бы на него, чтобы собственноручно растерзать. Подлый граф, помимо всех его старых грехов, стал причиной неудовольствия кардинала! Миледи всегда так гордилась тем, что для нее нет невыполнимых задач, всегда считала себя незаменимой и лучшей - и вот ее ткнули носом в ее оплошность. И неважно, что она не виновата, неважно, что ей едва не продырявили лоб, отбирая охранный лист. Доверие кардинала пошатнулось, он только что недвусмысленно дал это понять.
У миледи потемнело в глазах от злости. Кавуа дорог его преосвященству, его трогать запрещено. Но Атос кардиналу никто! Стало быть, запрет на него на распространяется.
И если очень постараться и проделать все до отъезда, будет в точности так, как сказал Его Высокопреосвященство: Атос умрет, а у нее будет "алиби".
Умрет... не слишком ли великодушно с ее стороны после всего того, что он ей сделал, всего лишь убить? Нет, теперь миледи хотелось большего. Превратить жизнь графа де ла Фер в ад, чтобы он мечтал о смерти, как об избавлении. Пусть помучается как следует, а потом, когда она вдоволь насладится его страданиями, с Атосом можно будет окончательно разделаться.
Самую сильную боль человеку можно причинить, сотворив зло кому-нибудь из его близких. Но миледи понятия не имела, есть ли у мушкетера близкие люди. Лучше всего для мести подошел бы ребенок, но граф так и не женился с тех самых пор, как устроил ей в лесу казнь. И очень сомнительно, чтобы такой, как Атос, был отцом внебрачного ребенка.
Неужели граф де ла Фер абсолютно неуязвим? Так не бывает.
- Вам что-нибудь нужно? - от этого голоса, раздавшегося так внезапно и нарушившего ход ее мыслей, миледи едва заметно вздрогнула и посмотрела на обратившегося к ней неприметного человека в темной одежде. Это был один из служителей, которые неизменно находились во дворце кардинала и обладали удивительным свойством: они казались все на одно лицо, которое, к тому же, весьма сложно было запомнить.
Задумавшись о своем, миледи, выйдя от кардинала, застыла в коридоре неподвижной статуей - чем и привлекла к себе внимание этого служителя.
- Нет, ничего мне не нужно, - отмахнулась от него Анна, повернулась, сделала несколько шагов и вновь остановилась. Этот человек своим вопросом спугнул мысль, едва зародившуюся и не успевшую толком оформиться, и миледи хотела снова ее поймать.
Атос помешан на благородстве. Совсем как Теодор. Если суметь убедить его, что он поступил неблагородно, бесчестно - он ведь этого не сможет пережить. Что, если привести ему неоспоримые доказательства ее невиновности?
Услышав сказку о подлости Ришелье, Теодор был готов на все, чтобы восстановить справедливость. И ему не нужны были доказательства, хватило ее слов. Но для Атоса одних слов явно будет недостаточно.
План потихоньку складывался в ее голове, становясь все отчетливее и отчетливее.
Доказательство должно быть такое, чтобы не оставалось сомнений в его подлинности. Письмо. Письмо человека, чьим словам невозможно не поверить. И чьи слова невозможно проверить.
Священник из Берри. "Брат".
Имея в руках его письмо, оправдывающее ее полностью, миледи сумеет легко доказать Атосу, как ужасно он тогда в ней ошибся. Повесил невиновную! Сам, своими руками повесил жену, которая любила его без памяти и верила каждому его слову. Как это трогательно и как печально. И какой прекрасный повод сойти с ума от раскаяния и от осознания непоправимости своего ужасно несправедливого поступка!
Вряд ли кто-нибудь удивится, если обнаружит в один прекрасный день остывший труп графа де ла Фер, покачивающийся на веревке, а рядом - вот это письмо. Которое еще не написано, но которое нужно будет как можно скорее написать.
К тому же, это письмо может ей пригодиться еще до того, как она покажет его Атосу. Дружба мушкетера с Кавуа могла развязать змеиный язык Атоса. Что, если Кавуа узнает о клейме, а следом за Кавуа и сам Ришелье? Нужно быть готовой к этому.
Анна глубоко вздохнула, возвращаясь к реальности. Оглядевшись, она заметила в полумраке коридора фигуру служителя и поманила его к себе. Миледи не была уверена, что служитель тот же самый, что обращался к ней недавно с вопросом, да это было и неважно.
- Как можно скорее разыщи Доминика Шере и приведи его сюда, - нетерпеливо приказала Анна. Тот почтительно поклонился и скрылся, не задавая никаких лишних вопросов. А Анна мысленно восхитилась тем, как безупречно вышколены здесь слуги.

Отредактировано Milаdy de Winter (2017-06-03 23:28:53)

+1

3

Какие бы заботы не занимали Шере за пределами кардинальского дворца, в канцелярии он о них забывал, занимаясь привычной своей работой. В первый же день после возвращения г-на кардинала из-под Ларошели на конторке Шере вновь образовалась горка обращенных к его высокопреосвященству писем, на которые следовало ответить вежливым отказом – но, едва он успел покончить с тремя из них, как Шарпантье положил перед ним стопку исписанных с обеих сторон листов.

– Монсеньор полагает, что вы можете привести это в порядок, – сухо сказал он. – Сегодня, до девяти часов утра. И помоги вам господь, если вы будете об этом болтать.

Через несколько дней стало ясно, что к немногочисленным обязанностям Шере прибавилось перебеливание ежедневного меморандума, который его высокопреосвященство составлял для его величества. В отличие от всего остального, эти бумаги г-н кардинал писал сам, и то, что ему доверили даже на них взглянуть, явно означало куда большую степень доверия – что Шере скорее пугало. В своих разговорах во дворце он неизменно оставлял в стороне всякую политику – не столько по зову сердца, сколько из простого здравого смысла, но кто-то же это заметил!

Первым в списке таких возможных наблюдателей у него стоял г-н Бутийе, который не только чаще других с ним разговаривал, но и в его безразличие поначалу не верил, говорил об этом прямо, еще когда г-н кардинал был под Ларошелью, и даже пытался обсуждать с ним какую-то текущую переписку, но Шере был слишком осторожен. Делать вид, что вообще ничего не понимает, он не стал, но и пытаться по-настоящему разобраться – тоже, не за то ему платили. В конце концов, г-н Бутийе как будто сдался – но свои выводы явно сделал. Решили ли затем власть имущие, что он не в состоянии в таких вещах разобраться, что они его не интересуют или что он будет держать язык за зубами? В конечном итоге, это было неважно – важно было то, что, скорее всего, за ним продолжали следить, и поэтому Шере по-прежнему не проявлял ни малейшего любопытства к тому, что перебеливал каждый день, и даже честно старался не запоминать, что читает. Потом, быть может…

Сообщение о том, что его незамедлительно желает видеть миледи – фамилию дамы слуга то ли не знал, то ли не желал произносить вслух – не отвлекло потому Шере ни от чего сколько-нибудь интересного, и он поспешил откликнуться на призыв с тем большей готовностью, что знал уже ее в лицо, и поклонился тем почтительнее, что никто из тех, с кем он болтал в канцелярии, толком не знал, что она делает при его высокопреосвященстве.

Отредактировано Dominique (2017-06-04 01:49:46)

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

4

В ожидании секретаря Его Преосвященства миледи неторопливо прохаживалась по коридору и обдумывала, каким образом преподнести Доминику Шере свою просьбу. Ведь это будет не просто письмо, которое нужно написать. На необычность его содержания не обратить внимания будет невозможно. Поэтому важно принять меры, чтобы секретарь не поделился ни с кем тем, о чем она его попросит.
Чтобы не выдумывать ничего нового, Анна решила прибегнуть к своему любимому способу - представиться несчастной жертвой. Но для этого нужно будет расположить к себе Доминика. Ее чары до сих пор срабатывали безотказно, не считая одного слишком благородного графа, так что не воспользоваться этим оружием было бы глупо.
Завидев приближающуюся фигуру Доминика Шере, Анна изобразила на своем лице глубокую печаль и озабоченность.
- Здравствуйте, господин Шере, - произнесла она тихо. - Мне нужно поговорить с вами об очень важном для меня деле.
Разумеется, коридор был не самым лучшим местом для того, что она задумала, поэтому миледи предложила:
- Может быть, поговорим в моей карете? Мне не хотелось бы, чтобы нам помешали...

+1

5

Шере торопливо поклонился снова. Если издали миледи казалась существом иного мира, так она была хороша собой, то вблизи очевидно становилось, что она создана из плоти и крови, и это было тем более завораживающе. Что могла делать на службе у г-на кардинала женщина, столь невинная и беззащитная на вид? Шере предположил бы в ней жертву, если бы здравый смысл не подсказывал ему, что его высокопреосвященство вряд ли стал бы возиться даже с самой красивой женщиной на свете, не ожидай он от нее чего-то. Любовную связь? За время, проведенное под кровлей Пале-Кардиналь, Шере слышал множество слухов – о курьерах со слишком изящной фигурой, задерживавшихся странно долго, о дамах, плативших золотом за то, чтобы их провели в спальню первого министра, о г-же де Комбале, конечно, и даже о ее высочестве юной принцессе де Гонзага – но никогда от очевидцев, и поэтому почти готов был поверить в это чудо из чудес, священнослужителя, соблюдающего целибат. Необыкновенная красота миледи снова пробудила в нем сомнения, которые, однако, никак не отразились на его мнимо простодушном лице.

– Разумеется, ваша милость, как пожелаете.

Единственной причиной скрывать восхищение было бы, если бы ей это оказалось неприятно, но на всякий случай Шере старался не таращиться слишком откровенно.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

6

По дороге к карете миледи пыталась представить себе характер Доминика Шере, чтобы выбрать наиболее удачный тон для разговора, и жалела, что никогда не задавалась целью разузнать о нем побольше. Единственное, что она знала о секретаре кардинала, это то, что он филигранно умеет подделывать любой почерк. А миледи хотелось бы знать побольше. Тщеславен ли он? На мужском тщеславии так легко и приятно играть... Питает ли слабость к красивым женщинам? Или, быть может, он больше любит деньги?
  Анна решила испробовать всего понемножку.
Усевшись в карете напротив Доминика, она испустила горестный вздох, отчего кружева на ее груди заметно всколыхнулись, и  проговорила печальным голосом:
- Господин Шере, я попала в затруднительную ситуацию, и кроме Вас нет никого, кто мог бы мне помочь. Но, рассказав Вам о своей беде, я рискую всем: и своим добрым именем, и положением, и даже жизнью...
Наконец-то получилось выдавить несколько слезинок. Подавшись вперед, миледи, будто не осознавая от переживаний, что делает, схватила руку секретаря и крепко сжала ее, умоляюще глядя заблестевшими от слез глазами в лицо собеседника.
- Могу ли я довериться Вам полностью?

+1

7

Шере замер, не смея пошевельнуться – даже если бы его не ошеломили мольбы и откровения миледи, одного ее прикосновения хватило бы, чтобы его ошарашить, слишком долгие годы он избегал даже случайного касания рук, столь многое могло его выдать. Запястья и шею можно было спрятать кружевами, гладкость щек – чернильными пятнами и фальшивыми царапинами от бритвы, фигуру – накладным брюшком, мешковатой одеждой и общеизвестной любовью к сладостям, и он доходил в свое время до того, что в роли ростовщика каждое утро съедал зубчик чеснока со своей краюхой хлеба. К счастью для его нынешней собеседницы, в Пале-Кардиналь такие завтраки ему очень быстро запретили, а почти все прочие приходившие ему в голову способы как-то изменить свой естественный запах либо были неприятны ему самому, либо, как духи и благовония, привлекли бы к нему слишком много внимания, а курить или жевать табак он так и не научился. Оставалось только смущаться и робеть перед женщинами, а еще менять белье и обтираться чуть ли не ежедневно – этого не замечал никто, но сколько ему это стоило!..

И все это было напрасно, нежные тонкие пальцы сжимали его руку, и сияющие слезами глаза небесной синевы оказались вдруг так близко, что… Что они могли заметить?

Если бы Шере был сейчас в состоянии думать, он попытался бы отстраниться и, верно, нажил бы тем самым себе смертельного врага, но думать он был сейчас не в состоянии и мог только завороженно смотреть на миледи.

– Вы… можете, да. Конечно. Я… если я могу вам чем-то помочь… я постараюсь.

Даже сейчас он, строго говоря, не солгал, несмотря на охвативший его ужас – когда, вопреки всякому здравому смыслу, он осознал вдруг, что могло бы послужить для сидевшей напротив него необыкновенно красивой женщиной поводом просить о помощи такое ничтожество как он. Это было категорически невозможно, немыслимо и еле вообразимо, но вопросы, которые он задавал ради Мари, вновь всплыли в его памяти, и не помогало осознание, что он для нее – мужчина, что никто никогда его о таком не спрашивал и что она – знатная дама: так же, как и попавшей в беду горничной, ей, англичанке, могло быть некого больше спросить, а про него все знали, что он висельник. И точно таким же безумием было его решение согласиться, хотя слова, в которые он облачил свой обеспокоенный ответ, ничего от него не требовали – он не мог поступить иначе.

Отредактировано Dominique (2017-06-07 12:47:01)

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

8

"Кажется, получается!" - возликовала про себя миледи, заметив на лице Доминика Шере знакомое выражение восхищения, которое она так часто наблюдала у многих мужчин. Секретарь кардинала не был равнодушен к ее чарам, и это не могло не радовать. Он согласился помочь, еще даже не узнав, чего она хочет
- О, благодарю Вас, теперь у меня появилась надежда! - пылко воскликнула Анна, так и не выпустив руки собеседника и продолжая пристально смотреть ему в глаза. Интерес Шере к ней был очевиден, но нужно ведь еще быть уверенной в его молчании. Как жаль, что она не могла убить секретаря после того, как он сделает свое дело... мертвый он бы точно никому ничего не рассказал. Но Его Высокопреосвященство непременно узнает, кто приложил руки к смерти его секретаря, она была твердо в этом убеждена.
- Я вижу, что Вы - честный и добрый человек, - Анна решила начать свои откровения с лести. - И поэтому расскажу Вам все.
Будто собираясь с духом для признания, она выпустила секретаря и закрыла лицо руками, не забыв прерывисто вздохнуть. Просидев так с минуту, она решила, что молчание слишком затянулось, отняла руки от лица и снова посмотрела на Доминика Шере - на сей раз с видом загнанной злобными охотниками дичи.
- Для Вас ведь не секрет, что я пользуюсь особым доверием Его Высокопреосвященства, - заговорила она вполголоса. - И благодаря этому нажила себе немало врагов. Но их козни меня всегда волновали очень мало, для меня главное - та польза, которую я, в меру моих возможностей, могу принести Его Преосвященству и всей Франции. Но среди моих врагов нашелся один, который решил непременно меня уничтожить. Если бы этот недостойный человек просто убил бы меня, то, право, его поступок был бы гораздо милосерднее, чем то, что он сотворил.
Анна умолкла и опустила голову - чтобы Доминик видел, с каким трудом ей дается это признание. Когда она вновь посмотрела на секретаря, то по лицу ее катились крупные слезы. Умение плакать по собственному желанию оказалось очень кстати.
- Я ведь совсем одна, Доминик, - Анна специально назвала секретаря только по имени. Она в горе, ей можно и забыться. Миледи знала по опыту, что на большинство мужчин их собственное имя, произнесенное нежным голосом, действует почти волшебным образом. - И единственной защитой от того, кто сумел вызнать одну мою тайну из прошлого, мне было письмо. Это письмо... тот негодяй похитил его. И теперь он угрожает мне разоблачением. А без письма... я погибла...
Драматизм ситуации, как показалось Анне, дошел до той точки, когда необходимо остановиться и хорошенько поплакать. Даже не поплакать, а порыдать - что миледи и сделала, поскольку Доминик должен был убедиться, что она доведена до крайней степени отчаяния.

+1

9

Тот, кто дает деньги в долг, быстро теряет веру в людей. Все это Шере видел, и видел не раз – и опущенные долу взоры, и откровенную лесть, и слезы, и обещания вечной благодарности… эти последние быстрее всего превращались в угрозы, когда он отказывал. Никто так не верит в христианские добродетели как неисправный должник, и ни от кого не требуют их чаще чем от кредитора, и если поначалу он уступал иногда день-другой, то очень скоро перестал – так было только хуже. Все эти люди, мужчины и женщины, были искренни, так же легко забывая о сословных различиях, как о своей чести, и гроши повергали их в ничуть не меньшее отчаяние чем сотни, и оттого Шере ничуть не усомнился в искренности миледи и, когда она отпустила его руку, не стал ничего спрашивать. Угадать было невозможно, а ее прикосновение все еще смущало его, вызывая в памяти то, что он забыл бы, если бы смог.

– Миледи…

Его имя, сорвавшееся с ее губ, поразило его больше чем любые признания, и не разрыдайся она вдруг, он не сумел бы собраться с мыслями и не смог бы ничего добавить к одному этому слову, произнесенному так тихо, что она вряд ли сумела его расслышать – почти беззвучным шепотом, не по привычке, а из растерянности, слово вместо прикосновения, на которое он не решился, сжав в кулак дернувшуюся было к ней руку.

Потом он вспомнил, что у него был при себе платок, и попытался вложить его к ней в руки, не притронувшись, но его пальцы все же нечаянно коснулись ее пальцев, и платок соскользнул к ней на колени. Она была знатная дама, он был бывший висельник, и то, что она пришла к нему просить о помощи, ничего не значило… не значило бы, если бы она не назвала его по имени, а значит, спрашивала о нем раньше, причем так, чтобы это имя узнать. Нет, ерунда, наверняка его просто назвала так одна из старших горничных.

– Не плачьте, умоляю вас, – он опомнился наконец чуть-чуть, и наклонился к ней. Все-таки это было не то, чего он боялся, а рассказ о письме уже позволил ему догадаться, чего она от него захочет. – Миледи, ваша милость… необратима только смерть.

«Да и та», – добавил бы он для Реми, – «один жид, говорят, выкрутился».

«Два», – запоздало подсказала слегка ошарашенная таким богохульством память.

– Вы не пришли бы ко мне, если бы не думали, что я смогу помочь, – закончил он и тут же сам пришел в ужас от своей дерзости. С простолюдинкой он не побоялся бы перейти на шутливый тон, но дворян он и без того понимал плохо, а уж дам… Что можно было ответить и как, чтобы эта хрупкая и беззащитная женщина сказала больше? Какое-то письмо, уже раз послужившее ей защитой, она наверняка считает, что копия сыграет эту роль не хуже оригинала – и скорее всего, ошибается. Боже, только не письмо г-на кардинала, это было бы самоубийством – или это было проверкой?

Тревога, охватившая Шере, заставила его взглянуть на миледи уже с новым вниманием.

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

10

Старательно рыдая, Анна умудрялась наблюдать сквозь пальцы за секретарем кардинала, и ей показалось, что она сумела убедить его в своей искренности. Истерику пора было заканчивать, припухшие глаза и покрасневший нос - не самое лучшее украшение.

- Простите... - Анна печально улыбнулась сквозь слезы, поднимая с колен платок и аккуратно промокая им щеки. - Я не должна была плакать при Вас. Но я в таком отчаянии...

Интересно, случайно ли он прикоснулся к ее руке, передавая платок, или намеренно? Миледи ничего не имела против того, чтобы поощрить его поползновения, если он вдруг захочет более близкого общения, но секретарь, похоже, и подумать не мог о том, что это возможно. Стеснительность? Почтительность? Черт бы побрал все эти условности, насколько было бы проще жить без них.

Последней своей фразой Доминик Шере неоднозначно дал ей понять, что пора бы переходить к сути дела. Анна насторожилась - неужели она ошиблась, и ее чары не подействовали на секретаря?

- Вы правы, - миледи посмотрела на собеседника взглядом, полным отчаянной надежды. - Я хотела попросить Вас восстановить это письмо. Я так часто перечитывала его, что помню содержание слово в слово! Я не могу обратиться к тому человеку, который его написал, потому что его уже давно нет на свете. Поэтому обратилась к Вам. Спасите меня, Доминик, умоляю... клянусь Вам, я не останусь в долгу!

Анна вновь завладела рукой секретаря и слегка потянула его к себе, не давая опомниться и глядя прямо в глаза многообещающим, понятным любому мужчине взглядом.
"Да будь же ты посмелее, - думала в этот момент миледи. - Смотри, какое я тебе предлагаю сокровище взамен исписанного листка!"

Отредактировано Milаdy de Winter (2017-06-13 01:48:44)

+2

11

Все мысли, которые только были у Шере в голове, разом выветрились из нее, когда миледи взяла его за руку, уступив место ошеломленному изумлению: этого не могло быть, этого просто не могло быть. И одна только выстраданная годами осторожность не позволяла ему наклониться к ней навстречу, сжать пальцы, поднести ее руку к губам и вообще повести себя так, как требовало от него не только платье, но и вконец затуманенное сознание. Привыкший всегда и во всем полагаться на разум, сейчас он был в состоянии думать лишь отдельными словами. Графиня... Знатная дама... Невозможно. Не получалось даже оценить, была ли это искусная игра, такое же безумие, точный расчет, ловушка, угроза или обещание, потому что все, что он был способен сейчас повторять самому себе, было одно короткое слово: «Нельзя!» Ни в коем случае нельзя!

- Конечно, - пробормотал Шере, едва соображая, что говорит. - Как скажете... как прикажете...

Если бы у него была сейчас бумага и письменный прибор, он, верно, так и написал бы под ее диктовку то, что она хотела, но карета — это не рабочий кабинет, и никакая готовность повиноваться не может создать из ничего все то, что нужно для подделки письма. Смутно осознавая все это, Шере не мог сейчас, однако, даже сообразить, что ему, самое меньшее, нужен образец почерка, и только таращился совершенно по-овечьи на леди Винтер, тщетно пытаясь хоть как-то собраться с мыслями и не отпуская руку, так доверчиво лежавшую в его ладони.

Отредактировано Dominique (2017-06-13 22:15:23)

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1

12

Половина дела была сделана. Можно было не сомневаться, что секретарь Его Преосвященства готов написать что угодно под ее диктовку. Анне хорошо был знаком этот взгляд - она часто видела его у тех мужчин, на которых обращала свои чары. Но она точно так же хорошо знала, что действие ее чар может закончиться, если жертву на долгое время оставить без присмотра. Жаль, что нельзя прямо сейчас увезти Доминика из кардинальского дворца - вдруг Ришелье его хватится? Начнет выяснять, куда это запропастился его секретарь, и ему доложат, что он укатил в карете леди Винтер. Это ей ни к чему.

- Спасибо Вам, Доминик, Вы - мой спаситель! - воскликнула Анна. Секретаря нужно было бы подбодрить более существенным способом, но он не проявлял никакой активности, поэтому миледи ограничилась ласковым пожатием руки и скромной улыбкой.

- Наверное, Вам нужно вернуться к Вашим обязанностям, но Вы сможете навестить меня сегодня вечером? Я живу на Королевской площади, в доме номер шесть.

Анна выпустила, наконец, руку секретаря и совершенно естественным жестом поправила слегка сбившиеся кружева на груди, чтобы привлечь внимание Доминика к еще одному своему неоспоримому достоинству.

- Я буду Вас ждать, Доминик... - это прозвучало так, будто бы она звала секретаря на любовное свидание. Впрочем, ни одного свидания она не желала так же сильно, как сегодняшнего визита секретаря кардинала. Ведь когда она получит письмо "брата", у нее появится возможность оправдаться, если о ее клейме станет известно кардиналу, а еще получится отомстить Атосу, не убивая его.

Отредактировано Milаdy de Winter (2017-06-18 00:37:02)

+1

13

При всем своем обычном самообладании, Шере никак не мог собраться с мыслями, как если бы одно прикосновение миледи лишило его не только разума, но и души, превратив в жалкую тень самого себя, способное лишь безвольно таращиться на сидевшую напротив златокудрую красавицу и мямлить что-то невнятное.

– Да, сударыня, конечно, да, как скажете, только… – он хотел объяснить, что никак не сможет отлучиться до захода солнца, но проснувшийся на миг здравый смысл тотчас напомнил ему, что это может быть воспринято как пошлая выдумка, дающая ему повод прийти поздно… как если бы он желал… как если бы он смел надеяться… На то, что было для него так же несбыточно, как полет над крышами Парижа, как откровенность с Реми, как – Боже, как она смотрела!

Если миледи что-то ответила – а она наверняка что-то сказала – то Шере этого не услышал, а если услышал, то не запомнил, и сам не понял, каким образом снова оказался в канцелярии, где следующие часы провел в смешанном состоянии отупения, изумления и тревоги, тщетно подыскивая предлог, чтобы уйти пораньше, и сам не зная, что пишет. Что за вниманием миледи стоял расчет, он худо-бедно понимал, слишком очевидно это было, но понимание это ничуть не помогало, в голову лезли всевозможные глупости, начиная от простого вопроса, что это могло быть за письмо, и кончая сладким ужасом, когда он начинал спрашивать себя, как далеко она могла бы зайти. Думать обо всем этом по-настоящему у него, конечно, не получалось, но и обрывков хватало, чтобы вконец его одурманить, и, не будь его сегодняшняя работа столь бездумной, вряд ли он сумел бы не привлечь внимание к своей рассеянности.

Он попытался, конечно, отпроситься до заката, но получил отказ, а настаивать не решился, и к дому миледи на Королевской площади подошел уже в темноте. Несмотря на то, что здесь, на Правом берегу, его знали, слишком много прибывало каждодневно в Париж всякой швали, не успевшей еще познакомиться с нравами Двора чудес, и лишь глупец не опасался бы стать нечаянной жертвой. По дороге, однако, Шере столкнулся с Железной Марго, и до церкви св. Павла они дошли вместе, а там было уже куда спокойнее: вокруг Королевской площади ночные патрули ходили с пугающей частотой, и, как ни смешно, тревожиться надо было уже о том, чтобы они не вздумали подшутить над одиноким простолюдином.

Лакей, отворивший ему парадную дверь, не испытал, казалось, ни малейшего удивления при столь позднем визите. Услышав имя, он проводил Шере в пустую гостиную, куда горничная почти сразу принесла хрустальный графин с белым вином, два бокала и тарелку с коричным печеньем, от запаха которого у Шере, забывшего не то что поужинать, но и даже прихватить с собой что-нибудь с кухни, заурчало в желудке. Едва заметив, что служанка избегала на него смотреть, он отхлебнул вина, оказавшегося сладким, и принялся осторожно грызть печенье, прислушиваясь к каждому звуку.

Отредактировано Dominique (2017-06-19 10:17:47)

Подпись автора

Никто.
И звать меня никак.

+1


Вы здесь » Французский роман плаща и шпаги » Часть III (1628 год): Мантуанское наследство » Без бумажки ты - букашка... 3 декабря 1628 г.