Запрещать что-либо ее величеству герцог, разумеется, напрямую не мог, однако принять меры к тому, чтобы обезопасить ее и защитить себя - вполне, и поэтому карету для ее поездки закладывали без чрезмерной спешки, с тем, чтобы слуга, которого д’Юзес отправил в Пале-Люксембург, мог покинуть Лувр, не привлекая к себе особого внимания. Сам герцог, хоть и подумывал о том, чтобы сослаться на возраст и дурную погоду и остаться во дворце, в конечном итоге решил ехать - если он сам, несмотря на то, что убедить ее величество отказаться от поездки он не смог, мог еще продолжать вмешиваться в ее планы, от своего лейтенанта он ожидать был такого не вправе.

На всякий случай он отправил также гонца в Пале-Кардиналь - на случай, если савойскую выскочку отвезли туда. Зачем гвардейцам кардинала вздумалось ее задерживать - он представлял себе очень слабо, и история, рассказанная г-ном де Корнильоном, внушала ему известное недоверие - г-на де Кавуа он знал не понаслышке и предположить, что его люди стали без причины хватать на улице фаворитку королевы, откровенно затруднялся. Будь г-н де Корнильон все еще в Лувре, герцог не преминул бы расспросить его поподробнее, однако королева сочла нужным отправить его к маркизу де Мирабелю - и д’Юзес, с его опытом придворного, не мог не задаваться вопросом, не воспользовалась ли королева этим предлогом, чтобы послать весточку брату.

Вслух, впрочем, он ничего подобного не высказал и по пути, пользуясь тем, что ее величество настояла на поездке верхом, повторял то же, что уже говорил ей, пытаясь убедить ее отказаться от ее намерений: что неизвестно, куда увезли г-жу де Мондиссье, что гвардейцы - дворяне и куда действеннее будет не ехать к Нельской башне, а вызвать одного из секретарей г-на кардинала или кого-то из оставшихся в Париже его доверенных лиц - например, графа де Рошфора; что г-жа де Мондиссье - не такая важная шишка, чтобы лететь сломя голову к ней на выручку, и наконец, что заниматься всем этим надлежит г-ну де Мондиссье и не поставить его в известность, не говоря уже о том, чтобы пригласить его принять участие в спасении - несколько недальновидно. Но наконец перед небольшим отрядом предстал потрепанный временем кряжистый силуэт Нельской башни, и герцог, прервав свои нравоучения, призвал к остановке.

Берег был пуст, если не считать нескольких болтавшихся около причала лодок, и уходящая к городским воротам узенькая улочка казалась совершенно мирной - как, впрочем, и площадь перед Отелем де Невер, и герцог, окинув эту картину пристальным взглядом, в котором явственно читалось сомнение, повернулся к своей венценосной повелительнице.

- Прежде чем я отправлю кого-нибудь навести справки там, - свободной рукой он указал на Отель де Невер, - возможно ли, что искать следует в предместье, ваше величество, по ту сторону стены? Этот молодой человек, он не уточнил, с какой стороны башни это произошло?

Д’Юзес подумал, что ее величество ждет разочарование: уйти гвардейцы могли куда угодно. Если речь шла о глупой выходке и если ни у одного из них не было квартиры где-то здесь же, то раненого испанца они бы бросили, а женщину… он сам бы не стал рисковать, связал бы ее, заткнул бы ей рот, нанял бы носилки - и ищи ветра в поле. Если, однако, они не просто увели ее, но задержали, то ближе всего была Консьержери, хотя о носилках он бы все равно позаботился. Или…

- Льекур, - приказал он, - выясните у этих лодочников, не перевозили ли они на тот берег гвардейцев и даму… или только гвардейцев, ее могли закутать в плащ. Д’Удильи - спросите в Неверском дворце, не обратил ли привратник внимание на драку. Д’Англец - спросите в лавке.

С Сены дул ледяной ветер, с неба пролились уже первые капли дождя, и д’Юзес с неудовольствием подумал, что непременно заработает сегодня насморк, а то и прострел в пояснице. К счастью, ее величество согласилась взять карету хотя бы для своей наперсницы, а значит, промокнет только самую малость.

Четвертью часа позже, когда морось усилилась, а из троих гвардейцев вернулся только ничего не узнавший д’Удильи, герцог предвидел уже для себя ни больше ни меньше чем воспаление легких. Неохотно поворачиваясь к королеве, чтобы снова предложить ей сесть в карету, он заметил, что к ним спешит д’Англец.

- Лавочница, - сообщил он - своему капитану, конечно, но поглядывая при этом на ее величество. - Говорит, видела поединок: две дамы и два кавалера, по виду - испанцы, и гвардейцы кардинала, тоже двое. И она подтверждает, что одну из дам похитили - какой-то простолюдин. Один из гвардейцев был убит на месте, а один из испанцев - может, убит, а может, ранен, но его унесли гвардейцы. Туда, - он махнул рукой, указывая направление.

Д’Юзес вопросительно взглянул на ее величество. Кто бы ни была похищенная, дело принимало серьезный оборот, и, даже если это и впрямь была савойская выскочка, он тоже чувствовал себя обязанным вмешаться.

- Лодочники ничего не знают, - доложил вернувшийся в этот миг Льекур.

- Ваше величество, - умоляюще произнес д’Юзес, - прошу вас, сядьте в карету, дождь усиливается.

Он сделал Льекуру знак подержать королеве стремя, искренне надеясь, что хотя бы на сей раз она не станет спорить.

Уверенности ее величества герцог вовсе не разделял, допуская, разумеется, что негодяй, похитивший г-жу де Мондиссье, не находился на службе у гвардейцев, что никакого похищения не было, а слуга перестарался, уводя даму подальше от места дуэли, и что, наконец, раненого отнесли к врачу, а даму отвели в тюрьму или даже проводили обратно в Лувр. Фаворитка королевы - это серьезно, хотя с нее сталось бы не назваться, гуляя в таком квартале и в таком обществе. Д’Юзес уже заранее сочувствовал Мондиссье - сплетничать будут изрядно.

Не выдав ничем своих сомнений, герцог поручил д’Англецу и д’Удильи проехать дальше по указанной лавочницей улице, расспрашивая о гвардейцах и раненом, и те, поклонившись, поспешили прочь.

Спрашивал, в основном, д’Англец - д’Удильи был слишком зол, проклиная на все лады прихвостней этого лицемера в красной сутане. Все же знают, что кардинал ненавидит королеву - неудивительно, что та шваль, которую он не рискнул брать с собой в поход, ухватилась за возможность ей напакостить! Г-жа де Мондиссье была, скорее всего, и сама виновата, в конце концов, наверняка не так все было чисто с д’Онвре, но похищение - это уж чересчур! Но хорошо, что она хотя бы не красавица! Вот если бы мадам де Шеврез похищали…

Владелец зеленной лавки несших раненого гвардейцев заприметил, но куда они пошли, не поручился бы, однако укрывшийся от дождя в подворотне нищий был более наблюдателен и, получив свою мзду, с уверенностью показал направо:

- За угол, добрейшие господа, а там домик заколоченный, а рядом другой, и там у коновязи лошади, а еще с полчаса назад какой-то знатный господин приехал и туда вошел.

Д’Удильи пришпорил коня, и д’Англец догнал его лишь у самой цели. Спешились оба почти на ходу, и д’Удильи первым забарабанил в дверь.

- Отворите немедленно! Именем короля!

Считать до пяти умели не только гвардейцы кардинала, и д’Англец, оценивший соотношение сил, хоть и опустил руку на эфес, врываться в дом не спешил.

- Неубедительно лжете, сударь, - теперь его голос разносился по всей улице - пустой, благодаря дождю. До оставшихся в паре кварталах от них и, к тому же, за углом товарищей и кареты ее величества он бы, впрочем, не донесся - звать на помощь д’Англец, похоже, постеснялся.

- Вы что, пьяны? - вступил в игру Ла Брос, которому давно не терпелось на ком-нибудь сорвать злобу. - Удерживать даму... Да как вам в голову пришло? Ищите женщин в другом месте.

- Да, я что-то не вижу среди них ни месье де Мондиссье, - прищурился Шарни, который вовсе не был в этом свято уверен, - ни горничной, так что если они как-то так и представятся, вы им тоже не верьте, Витто!

- Я шевалье д’Англец, из свиты ее величества, - яростно отчеканил д’Англец, - а это шевалье д’Удильи. Вас видели, господа, так что не пытайтесь отрицать - или вы желаете отправиться на плаху за похищение благородной дамы?

Логик нашел бы в этом рассуждении некоторые недочеты, но д’Англец логиком не был.

Гвардейцы переглянулись. На губах Ла Броса играла ехидная улыбочка.

- Видели? - переспросил он. - Не понимаю. Вы врываетесь в дом, угрожаете верным слугам Его Высокопреосвященства, вас вот вся улица видит, между прочим... А я вот вообще не знаю, с какой целью вы упомянутую даму ищете. Вы ее что, преследуете?..

- По приказу ее величества, - д’Удильи то ли был осторожнее товарища, то ли мыслил более здраво.

- Да! - перебил д’Англец. - И она сама сейчас будет здесь, и вы за вашу гнусную ложь еще поплатитесь!

- Положим, не столько за ложь… - пробормотал д’Удильи, обнажая шпагу.

Кавуа воздвигся за ней как памятник офицерскому недовольству. С прищуром глядя на гостей, он поинтересовался:

- Что это вы здесь устроили, господа?

Не то, чтобы он и сам не видел. Или до этого не слышал голоса. Но когда свое поведение приходится объяснять, это несколько отрезвляет.

Гвардейцы королевы переглянулись с понятной растерянностью - в конце концов, они являлись спасать из пасти дракона даму, а та, как выяснилось, пребывала в очевидной уверенности, что имеет дело с рыцарем - а то и не одним. Будь рыцарей поменьше, в их природе можно было бы и усомниться, но...

- Ее величество поручила нам найти вас, сударыня, - сообщил д'Англец. - Если вы пожелаете отправиться с нами...

- Я бы не рекомендовал, - обронил Кавуа. - Я хотел бы увериться в том, что вы в безопасности, сударыня. Давайте дождемся портшеза и месье де Мондиссье, и ваши тревоги будут позади.

Подпись автора

Откуда эта стрельба, дым и дикие крики? А там как раз обращают внимание высшего общества... (с)

Д’Англец оглянулся на д’Удильи, но даже если ему пришло в голову, что г-жу де Мондиссье удерживают силой или запугали или как-то убедили солгать, сделать они с товарищем ничего не могли - в отличие от ее величества.

- Мы сообщим ее величеству сию же минуту, - пообещал он, угрожающе глянув на гвардейцев. - В Лувре говорили… За вас очень боялись, сударыня.

То, что она оказалась здесь, целая и невредимая, да еще что и поднявшийся из-за нее переполох оказался бурей в стакане воды, не могло не бесить, и взгляд, брошенный д’Англецом на г-жу де Мондиссье, был глубоко неприязненным.

- Поехали, д’Удильи.

Две минуты спустя они сдержали своих коней у кареты ее величества, и д’Юзес, уже по лицам их угадывая, что впереди ждут неприятности, невольно оглянулся на ее величество, прежде чем приказать:

- Докладывайте, господа.

Доклад получился прескверный, так оба героя спешили сообщить о своей удаче - или неудаче, герцог остался в этом не уверен. Г-жа де Мондиссье была жива и, похоже, невредима, весь Париж уверился в расположении, которым ее дарит ее величество, а история, рассказанная королеве г-ном де Корнильоном, грозила, судя по всему, оказаться сильным преувеличением.

- Похоже, дура-лавочница ввела в заблуждение не только нас, - кивнул д’Юзес, когда д’Англец умолк, и, даже если он при этом и подозревал, что некоторые, более оскорбительные для слуха подробности беседы с гвардейцами кардинала были опущены, он не стал уточнять. Постучали, узнали, что савойская выскочка в доме, увидели ее саму и получили отказ, предложив ей свое сопровождение. - Ваше величество, прикажете возвращаться?

Д’Юзес поклонился в седле, всем видом выражая глубокое неодобрение. Дождь только усиливался, охрана ее величества, при всем своем уважении к королеве, большого удовольствия от затягивающейся прогулки не получала, и если до сих пор они восхищались ее благородством и самоотверженностью, а в неудобствах винили ее фаворитку, то сейчас, судя по легкому шепотку, пробежавшему среди молодых людей, причины для дальнейшей задержки они не находили.

- Ваше величество опасается, что господа гвардейцы не сочтут нужным вернуть госпожу де Мондиссье домой как можно быстрее? - понимающе спросил герцог - не потому, что в самом деле так думал или тревожился о савойской выскочке, но для того, чтобы объяснить решение королевы своим подчиненным.

Кучер подхлестнул лошадей, карета неохотно сдвинулась с места, прокатилась два квартала и остановилась за несколько шагов до нужного крыльца - на такой узкой улочке привязанные у коновязи лошади проехать дальше не позволяли. Не дожидаясь новых указаний, герцог подал знак кучеру, спешился и, склонившись в поклоне у раскрытой дверцы, почтительно протянул ее величеству руку, чтобы помочь ей выйти - знак внимания, который она могла, разумеется, отвергнуть.

Луиза, которая за прошедшее время успела накинуть плащ и даже переколоть как следует свои шпильки, чуть навзрыд не заплакала, так она была тронута. Как же она была добра, ее величество, как великодушна и как она ее любила! Чтобы королева Франции не только пришла к ней на выручку, но и приехала, и дошла до этого мерзкого, гнусного дома - за ней! Заливаясь слезами, Луиза бросилась на колени перед королевой, поднося к губам подол ее платья - ну, не целуя его на самом деле, потому что платье у ее величества было придворное, длинное, а парижские улицы все-таки славились отнюдь не чистотой.

- Ваше величество, ах, ваше величество! - воскликнула она. - Я так виновата, это все моя вина и глупость, а эти благородные господа меня спасли и защитили и… - тут она спохватилась, что слишком уж хвалить гвардейцев кардинала ей, даме королевы, просто не полагается, вон с какой неприязнью свита ее величества на них таращится, и поэтому закончила немножко не так, как собиралась: - …ну, уж как умеют.

На господина капитана она смотреть не стала, и на других гвардейцев тоже, но ведь и правда, нужно им было ее так тащить? Как мешок, на плече, и вообще это был лакей, и от него чесноком пахло! Ах, если бы она могла заранее рассказать ее величеству, что надо говорить!

Подпись автора

Мужик тугим узлом совьется,
но, если пламя в нем клокочет –
всегда от женщины добьется
того, что женщина захочет.