- Если только матушка узнает, это разобьет ей сердце!.. - прошептала Серафина де Франже, вздрогнув, как от холода. - А ваш муж, Мари?.. Что он скажет?.. Мари, Мари, мне страшно подумать, что мы с вами делаем!
Стоял серый, холодный мартовский денек, то и дело моросил дождь. Карета мадам де Франже вольно и легко двигалась полупустыми улицами, слишком быстро, на взгляд сидевших в ней женщин, приближаясь к цели. Внутри царило тяжелое, тревожное молчание. Серафина выглянула наружу, прикрывая лицо от ветра плащом, и напуганно (ах, на нее поднял глаза тот страшный косматый пьяница!) спряталась обратно. Мари де Сильвье смотрела перед собой неподвижным, невидящим и изрядно осоловевшим взглядом, прижимая к груди маленький кошелечек так крепко, как будто его пытались отнять.
- И мне страшно, - вздохнула она. - Но Серафина, милая!.. Мы должны!
- Да-да, кроме нас, бедняжке Анжели никто не поможет, - согласилась мадам де Франже.
Карета свернула в последний раз и остановилась. "Приехали, вашмилости", - крякнул кучер. Мари выглянула из окна и смерила взглядом фасад дома, как будто ожидая увидеть в освещенных по случаю сумрачной погоды окнах что-то ужасное. Мадам де Феранже попыталась открыть коробочку с нюхательными солями, уронила, наклонилась за ней и с грохотом ударилась локтем. Снаружи едва слышно пробормотали "Опять, что ли в обморок свалилась?", послышались тяжелые стариковские шаги, и распахнулась дверца кареты. Повеяло прохладой, пахнуло дождем. Серафина уже потянулась ладошкой к услужливой руке старого кучера, но вдруг остановилась и, обернувшись на подругу, со страхом прошептала:
- А еще, Мари, я вас хотела предупредить. Я гадала сегодня утром. Даже не знаю, можно ли рассказать...
- Если карты легли плохо, то лучше не рассказывайте.
- Хорошо, тогда не буду, - согласилась мадам де Франже , но уже на ступеньке кареты обернулась снова: - Долгая дорога, Мари! И неожиданная встреча! Господи помилуй, да ведь мы и так знаем, что нас ждет сущий ад на земле! Что там еще неожиданного может быть?! Мне страшно!.. Правда, там были два валета. Но у одного из них злые мысли, а второй дружен с королем!
- С королем?..
- На короля я загадала того негодяя, Мари!

Дом, к которому привезла их карета, выглядел соверешнно обычным, и случайный прохожий наверняка удивился бы, отчего две почтенные, не первой юности дамы стоят на пороге, под моросящим дождем, с видом двух несчастных девчонок, которых по праву первой ночи потребовало к себе невообразимое кровожадное чудовище.
- Мари, помилуй нас Господь, мы просим о помощи наемного убийцу!.. - чуть не плача, прошептала мадам де Франже. -  А вдруг, он не лучше того ужасного человека который захватил бедняжку Анжели?..
- Зато мы его нанимаем. А значит, он будет на нашей стороне, - запальчиво ответила Мари, прекрасно понимая, что в худшем случае никакой заключенный между ними договор не будет значить ровно ничего.
- Мари, а может, не надо?..
- Серафина, мы должны!..
- Тогда стучите вы!
И Мари постучала, чувствуя, что вот-вот, впервые в жизни, безо всякого притворства упадет в обморок.

- Мари де Сильвье. Счастлива познакомиться. Разве что чуть-чуть, благодарю, мадам Пети. Ах, гипокрас, да, горячий - чудесный! - напряженно улыбаясь, говорила Мари, пока старушка вела их через дом.
Серафина позади тяжело дышала и норовила отстать. Не оглядываясь, Мари ловила подругу за руку и тянула за собой. В комнатке (гостиной?), в которую их пригласили, мадам де Франже, задыхаясь, упала в кресло, а мадам де Сильвье, улыбаясь так, что болели скулы, осталась топтаться у серванта: в минуты сильного душевного волнения она не могла заставить себя стоять спокойно, не то, что сесть.
- Ну, кажется, все не так страшно, - прошептала она, когда мадам Пети вышла - то ли за своим квартирантом, то ли за гипокрасом. - Мне кажется, человек, который живет у такой старушки и ест вишневый пирог не может быть совсем уж... Серафина!.. Нет!.. Серафина, миленькая, только не опять!..
Среди всех дам, сколько их знала Мари, мадам де Франже отличалась исключительной склонностью к обморокам. Дело было отнюдь не в меланхолической натуре, а совсем наоборот - будучи полненькой, Серафина слишком сильно утягивалась в корсет, а будучи удивительно живой - глубоко переживала и радость, и беду. Вот и сейчас бедняжка сидела в кресле, мутно-бледная, как талый снег, с блестящими бусинками пота на лбу и пугающей одышкой.
- Дайте-ка, я ослаблю шнуровку! - панически зашипела Мари, метнувшись к подруге. - А если там тоже упадете, как же мы вас обратно понесем? Серафина, ну зачем вы?..
- Красота - единственное оружие женщины, - посиневшими губами пролепетала мадам де Франже. - Ах, перестаньте, Мари! Не здесь же, что вы!.. Мне уже лучше, оставьте!
В этот момент мадам де Сильвье и правда отскочила в сторону, скорее почувствовав, чем услышав чужое присутствие.

Первым ответом вошедшему были две секунды гробовой тишины и две пары внимательно изущающих глаз. Мари не смогла бы описать, что испытывает - разочарование или облегчение? Наемный убийца представлялся ей совершенно другим - мрачным, высоким, либо уродливым, либо дьявольски-красивым, но тогда уж с печатью порока на челе. И пренепременно в черном плаще и полумаске. Хотя, конечно, кто же в полумаске дома ходит? Но с другой стороны, если для гостей, чтоб сохранить свою зловещую тайну?..
Шевалье де Ронэ, вопреки всем ожиданиям и даже несмотря на черную глазную повязку, оказался... обычным? Невысоким и на вид не особенно сильным, буднично одетым, приятно улыбающимся. Совершенно не представлялось, как такой обычный человек мог жить в обычном доме, убивать за деньги людей, которых не имел никакой причины ненавидеть, а потом возвращаться домой, есть вишневый пирог и запивать горячим гипокрасом. Жуткое дело, если подумать! А еще Мари отметила про себя, что он левша - братья говорили, что на дуэли с левшами драться очень неудобно и опасно, а кюре Себастьян вообще утверждал, что левшей отметил сам дьявол. Впрочем, кюре - это ладно, он был дурак...
Доверчивая же Серафина смотрела не на руки господина де Ронэ, а на его улыбку. И сама в ответ улыбнулась робко и беспомощно:
- Ой, ну что вы, сударь. Мадам Пети о вас такого высокого мнения, - она с видимым трудом поерзала в кресле, садясь прямо, и представилась: - мадам Теренция-Серафина де Франже.
- Мадам Мари де Сильвье, - кивнула Мари, настороженно и строго наблюдая за убийцей со своей позиции около серванта.
Обе дамы заранее условились держать свои настоящие имена в тайне, но теперь, конечно, от испуга про это забыли.

– Шевалье де Ронэ, – бретер поклонился, с нескрываемым сомнением во взгляде по очереди изучив обеих дам. – Теодор, если хотите.

Последняя фраза, несомненно, предназначалась скорее мадам де Франже, которая то ли очень хотела, то ли наоборот, не хотела совершенно, потому что покрылась густым румянцем и в ужасном смущении сцепила руки на коленях. На темном подоле остались влажные пятна от ее ладоней. Мари не удержалась и скептически подняла бровь.
- А м-мы хотели бы вас... - Серафина помолчала, с видимым страданием подбирая слова. - По-по-попросить вашей помощи, сударь, в одном ужасном деле. Не то, чтоб вам для этого пришлось делать что-то ужасное, вовсе нет!..
- Все ужасное уже произошло, - тихо подсказала Мари.
- Да! Видите ли, шевалье, мы с милой Мари и другими дамами, которые не набрались смелости здесь появиться, оказывали покровительство одной бедной, но честной семье. Уверяю вас, шевалье, это хорошие люди и добрые христиане, однако, как все мы знаем, все мы слабы...
В этот момент Мари хмыкнула, и Серафина заговорила быстрее, стараясь закончить прежде, чем разразится гроза:
- Отец семейства, этот бедный человек, допустил ужасную оплошность, но тут уж, как говорится, не судите, да не судимы будете...
- Прево это скажите, Серафина! - с праведной яростью прошипела Мари. - Подонок отдал родную дочь в уплату долга!
Серафина бросила на мужчину извиняющийся взгляд. Мадам де Сильвье бывала страшно вспыльчива, и все дамы ей на это пеняли.
- Он был вынужден, - мягко возразила мадам де Франже. - Просто ужас, что эти лихие люди с ним сделали. А если бы, страшно сказать, убили всю семью?
- Не надо было связываться с лихими людьми, - язвительно заметила Мари и продолжила, уже обращаясь к господину де Ронэ. - Мы собрали деньги, чтоб выкупить бедную девочку. Больше, чем этот негодяй был долж...
- Мари!..
- Ай! Больше, чем этот бедный убогий был должен. Но... - праведный гнев в глазах мадам де Сильвье угас, сменившись печалью и чем-то вроде обиды на судьбу, - но мы всего лишь слабые женщины. И наши семьи, наши мужья и братья не должны ничего об этом знать.
- Не должны знать о том, что...
Дамы переглянулись, каждая в надежде, что товарка заговорит первой.
- О том, что мы договаривались с такими людьми и платили им деньги, - тихо сказала Мари, - и ездили к ним, чтоб забрать Анджелику.
- Мы все сделаем сами, - дрожащим голосом уверила мужчину Серафина (выглядела она при этом так, как будто сама не смогла бы даже подняться с кресла). - Каждая из нас прошла в жизни множество испытаний, вы уж поверьте, и мужества нам не занимать. Нам нужна только охрана.
- Настоящий дворянин со шпагой, - кивнула Мари. - Чтобы им не пришло в голову... ничего... такого.

Слово "шлюха", сказанное про бедную невинную Анжелику, подействовало так, будто шевалье внезапно обнажил перед дамами чресла свои. Удивление и возмущение, отраженные на лице мадам де Франже, чуть скрашивало наивное недоверие - как же так, ослышалась, наверное, не может же он?.. Удивление и возмущение мадам де Сильвье были куда сдержаннее, но в глазах Мари теперь отчетливо сквозила неприязнь.
- Анжелика не такая, - чеканя слова, произнесла она. - Пресвятая Дева, да это восьмилетний ребенок! Ее можно успеть спасти. Ее надо спасти, - Мари перевела взгляд на кресло, и ее лицо исказила легкая гримаска мстительного сарказма: - Благодарю, шевалье, но я не склонна к обморокам и могу выдержать беседу с вами, стоя.

В этот самый миг ее неприятно поразила мысль, что они идут договариваться с людьми, рядом с которыми господин де Ронэ наверняка покажется образцом милосердия и галантности. Мари растерянно взглянула на подругу, которая все еще не могла опомниться, и закусила губу. Вопрос "зачем?" вдруг даже показался не таким уж издевательским. Но Мари вызвала в памяти образ бедно, но чисто одетой девочки, старательно вышивающей что-то на салфетке и ответила себе: "Ради Анжелики. Если я, дворянка и женщина взрослая, тут так... то как же ей, одной, там?!".

Ну, а шевалье де Ронэ, решила Мари, все равно пренеприятнейший тип. Мог бы проявить человечность, хотя бы на словах. В конце концов, он-то дворянин или такой же разбойник?

Отредактировано Мари де Сильвье (2019-10-28 11:56:25)

Серафина с облегчением и с благодарной улыбкой взяла чашку из рук шевалье де Ронэ и с укоризной глянула на подругу, как бы говоря: "Милая, вот видите, никто не хотел ничего дурного, что же вы так сразу...". Мари чуть улыбнулась (такую улыбку можно трактовать и как прощение, и как просьбу о нем), но в душе все-таки осталась при своем мнении. До лучших времен.
- Ограбление?.. Ну что вы, шевалье, нам и в голову не могло прийти, что дворянин на такое способен, - виновато проворковала мадам де Франже, и обе дамы немного смутились, потому что это была ложь.
- Мы подумали, что человек, который возьмется нам помочь, попросту не сможет узнать Анжелику, - осторожно сказала Мари. - Потому что там, где ее держат, может оказаться много несчастных узниц. А может, и нет. Его еще надо найти, это место... Но будет, я думаю, легко! Потому что этот... тот...
Она в замешательстве повернулась к Серафине, но мадам де Франже, едва угадав, что сейчас придется назвать хотя бы одно из прозвищ негодяя, вслух, при благородном шевалье, вся пошла красными пятнами от смущения. Мари ей слегка завидовала. Прежде ей казалось, что у преступников и бандитов должны быть мрачные и пугающие имена. Жиль Отрезанная Голова, Жак Кровавые Руки. Ан нет, оказалось, и у городского отребья есть чувство юмора, понять которое мадам де Сильвье, в отличие от нежной Серафины, могла до обидного легко.
- Говорят, он известный человек... среди таких, как он, - Мари покусала губы, уткнула подбородок в кулачок и вдруг поняла, что и у нее горят щеки, а в горле щекочет глупейший смех. - Нам сказали, его зовут А... Авель де Бордель.
- Он испанец, разумеется, - быстро вставила мадам де Франже.

- Мы никак не договаривались, - ответила Мари, все еще пытаясь прогнать с лица глупейшую улыбку, вызванную "испанским" именем, и оттого чувствуя себя вдвойне дурой. - А как это сделать?.. Я хочу сказать - мы знаем только, кто забрал Анжелику. С Ав... Авелем, - мадам де Сильвье закусила губу, чтоб подавить нервный смешок, - имел дела отец Анжелики, а он даже еще не пришел в чувство после того, как А... Авель с подельниками его побили.

– Мадам… – во взгляде, который бретер переводил с одной молодой женщины на другую, явственно читалась оторопь. – А скажите, пожалуйста, когда… когда это все случилось? Когда забрали девочку?

- Вчера утром.

Теодор поморщился как от зубной боли.

– Тогда у нее есть шанс, – на что он не сказал. Подошел к двери и распахнул ее. – Сходи к Портосу. Если его нет, к синьору ди Модена. И быстро. Скажешь, что мне нужна помощь. Если подслушивал, скажи какая.

– Да, сударь, – уточнять, подслушивал он или нет, лакей не торопился, – хорошо, сударь, бегу, сударь.

– Погоди, – Теодор снова обернулся к дамам. – У меня еще два вопроса. Первый: сколько вы собирались мне заплатить?

Мари и Серафина переглянулись.
- Мы собрали десять пистолей, сударь, - сказала Мари, чувствуя, что муж бы сейчас осудил ее прямоту и непрактичность. - Отец Анжелики задолжал Авелю два пистоля, хотя, мне кажется, это вранье и слишком много... Но... Мы и правда не знаем, что делать. Распоряжайтесь всеми этими деньгами, как хотите, только помогите нам спасти девочку!

Теодор присвистнул, извинился и взмахом руки отослал Паспарту.

– Второй вопрос может вас задеть, – предупредил он мадам де Франже. – Как вы хотите, чтобы я поступил, если ваша Анжелика… если со вчерашнего утра на нее уже нашелся покупатель?

- Ч... что вы имеете в виду, шевалье? - пролепетала мадам де Франже.